Константин Калбанов - Мы наш, мы новый...
— А-а-а-а!!!! А-а-а-а!!!
А вот это уже другое дело. Вот это уже звучит как музыка. Это уже не крик боли и на страдание не похоже, это скорее выражение своего недовольства. А то как же. Сидел себе сидел в тепле материнской утробы, а тут тебя выдергивают и начинают тыркать. Ну и что, что сам напросился, а может он передумал. Детский плач внес некоторую разрядку в нараставшем каждую минуту напряжении. Только взгляд Антона продолжал источать тревогу, так как там находилось два дорогих ему человека, которым грозила опасность. Крик здорового ребенка возвестил, что с одним из них вроде бы порядок, но что со вторым?
Дверь приоткрылась и в нее выскользнула Лена, проделав это настолько быстро и проявив такую ловкость и грацию, что никто не успел бросить даже беглый взгляд за ее спину, чтобы увидеть происходящее в комнате. Разумеется, виновником так сказать, был Антон, но только не он был тем, кто интересовал ее больше всех, поэтому ее взгляд тут же нашел дорогого человека. Между бровей сразу пролегла суровая складка, Семен же только растерянно развел руками, в которых сжимал бутылку с коньяком и рюмки, мол, дорогая ни причем, ситуация.
— Ну чего набычился, — это уже к Антону, — сын у тебя.
— А Света? — растерянно, голосом полным надежды спросил он.
— Все нормально. Роды легкие, не роды а сказка.
— А чего же она, — недовольно фыркнул Сергей, явно испытав облегчение.
— А чего ты хотел, молодая, в первый раз, да она больше испугалась, от страха считай и кричала. Семушка.
— Малыш, вот ей-ей, мы без фанатизма.
— Да ладно. Я не о том. Налей-ка мне. Эх мужики, мужики, трусливое же вы племя, — ухмыльнувшись она залпом опрокинула рюмку и отдав посуду скользнула обратно. Понятно, что мужики трусливые, вот только и она что-то не больно-то поморщилась.
— Ну, поздравляю папаша, — хлопнул по плечу Семен.
— Нашего полку прибыло, — Тут же поддержал Сергей, рука у него стала за это время тверже что ли. Впрочем, нет ничего удивительного, чай не бумажки с места на место перекладывал и не ботаников по кабинетам гонял.
— Как назовешь-то, решил? — Семен и не думал прекращать тормошить друга.
— Григорием.
— Ишь ты, волновался-волновался, а в святцы заглянул, — рассмеялся Звонарев.
— Да не заглядывал я.
— А откуда же тогда по святцам Григорий. Нет, там еще есть, но Григорий самое подходящее.
— А сам-то в святцы эти заглядывал? — хохотнул Семен, после получения доброй вести он значительно приободрился. А чего, все нормально, вот и слава Богу. — Сегодня у православных в чести Евстрат, Захар, Никандр, Пантелеимон, Петр, Полиевкт, Самей, Филипп, гадство и не всех прочтешь. Так что я предлагаю, чтобы Антону жизнь медом не казалась назвать его Полиевктом, — вновь с трудом прочел по шпаргалке Семен. Ага, стало быть друзья сильно испереживались, коли Гризли даже шпаргалку настрочил.
— Все сказал, — Звонарев взглянул на друга с чувством явного превосходства, — а теперь погляди на часы. Какое сегодня число?
Семен последовал совету и взглянул на висящие на стене ходики. Двадцать минут первого пополуночи, выходит… Он снова развернул шпаргалку и беззвучно шевеля губами прочитал, накарябанное им же.
— Все, сдаюсь. Уел. Все так, Антон, Гришка и есть, не конечно можно Дометиан, — все же решил он не уступать так быстро, от чего все рассмеялись. Когда они наконец отсмеялись, Семен вдруг вытер выступившие слезы и в последний раз хохотнув вновь заговорил.
— Слушайте, я вот что подумал. Вчера. Ну да, уже вчера, было девятое января одна тысяча девятьсот пятого года. На улице оно конечно не жарко, а даже наоборот очень даже вьюжно, вот только тихо. Прошел обычный такой воскресный день. Я специально приказал начальникам службы безопасности в обеих столицах, телеграфировать об обстановке, час назад получил сообщение, что все пребывает в тишине и благолепии.
— Выходит, не зря все, — Сергей только теперь до конца сознал, что им удалось совершить, вот только оценить масштаб произошедшего никто, кроме них самих, не мог.
— Выходит не зря и завтра будет обычный рабочий понедельник, — гулко вздохнул Семен.
Разгром, а иначе и не скажешь, третьей армии на перешейке, сыграл ключевую роль в ходе войны. Опасаясь совместного удара с фронта и тыла, японское командование приняло решение об отводе войск к Ялу, туда же откатывались и остатки третьей армии, которых в общей сложности едва ли оставалась треть.
Макаров используя парованные тралы и прикрывая тральщиков, сумел таки вскрыть систему обороны у Бидзыво, а так же занять временную базу японского флота на Элиоте. Откуда лишил японцев последней возможности снабжать армию с моря.
Истощенная, лишенная припасов японская армия откатывалась все дальше и дальше, теперь уже войска двигались вслед им по Корее. Дабы окончательно перерезать пути снабжения из метрополии, Макаров предпринял десантную операцию в Чемульпо, ему так же удалось занять Сеул. Но удерживать столицу не планировалось, там находился гарнизон из одного батальона, которому предписывалось при появлении значительных сил отходить на Чемульпо, а вот порт решено было держать до последней возможности.
Крейсерские операции в Корейском проливе приняли рутинный характер, японский флот уже не мог оказать достойного сопротивления. На трех крейсерах было установлено новое оборудование, так что использование гидрофонов, свело на нет и без того мало эффективные ночные атаки камикадзе, в подобных попытках японцы потеряли еще с дюжину эсминцев. Были потеряны и три вспомогательных крейсера, теперь редкое снабжение осуществлялось только посредством их.
Японское правительство начало искать пути для мирных переговоров с Россией, для чего обратилось к Соединенным Штатам. Вклинилась в диалог и Англия. Однако русское правительство никак не хотело уступать свою победу и переговоры всячески затягивались.
Желая иметь последний инструмент влияния при полной поддержке английской разведки, Япония попыталась активизировать действия революционных организаций. Однако и здесь их ждало разочарование. Пароход на котором было отправлено оружие в Санкт-Петербург, бесследно пропал, вместе с грузом. Второе судно, спешно зафрахтованное и загруженное оружием было отправлено по другому маршруту. Было точно известно, что оно вошло в Черное море, ни бурь, ни штормов, но и оно так же пропало. Все же хорошо подготовил парней Семен и хорошо, что они прибыли вместе со 'Светланой' и всем оборудованием во Владивосток. Антон сильно сомневался, что информацию по маршруту следования оружия будет раздобыть легко, но он ошибался. Оставалось только удивляться, как ее не смогла раздобыть охранка. Или смогла? Может кому-то все же было выгодно вооруженное восстание и не только заграницей и далеко не только революционерам? В этом всем предстояло еще разбираться, вдумчиво и кропотливо, а пока нужно было действовать, где-то тайно, где-то нахрапом, но быстро, как можно быстрее.
Среди революционеров, в особенности радикально настроенных началось повальное бегство, как еще можно было назвать массовое исчезновение десятков людей, причем занимавших видное положение в партиях. В тот момент когда нужно было осуществлять руководство, когда многое решало время, движение оказалось возглавить просто некому. Было мнение и оно усилено муссировалось, что царская охранка добралась до революционных вождей заграницей, но не доказательств этому ни тел пропавших, не было. Признаться, охранка сама была в растерянности и с не меньшим рвением, чем спецслужбы других стран разыскивали пропавших.
Варламу относительно легко удалось обнаружить лидеров революционных партий. Еще бы, ведь никто из них и не думал прятаться, ведя вполне светскую жизнь во всяких там Женевах и Лондонах. Нельзя быть столь самоуверенным. Для здоровья вредно, знаете ли. Нет, никого из них не собирались убивать, хотя свободы и лишили, все они хорошо питались, жили тесновато, но во вполне пригодных условиях. Антон вообще собирался отпустить их без каких-либо последствий, как только минует кризис. Все это влетало в копеечку, но он не жалел денег. Он изначально выбрал не тот путь, и едва не поплатился за это, так что теперь следовало быть умнее.
Намечавшаяся в Санкт-Петербурге на ноябрь всеобщая забастовка, не состоялась. Ее вдохновитель, несомненный лидер рабочего движения, отчего-то сменил курс и вообще абстрагировался от революционных партий. Еще пара встреч, подобных первой и кое-какие силовые акции по отношении к эссерам, а так же то, с какой легкостью всего лишь за несколько дней удалось из близкого знакомого Гапона Рутенберга сделать опустившегося наркомана, убедили отца Георгия, в необходимости следовать новым курсом.
Чувствовал ли Песчанин вину перед Рутенбергом, которому вот так, походя, чтобы убедить другого человека сломал жизнь, да пожалуй, что и нет. Рутенберг был эсером, членом организации избравшей линией своей борьбы террор, путь кровавый и безжалостный, даже если он никого не убил лично, он горячо поддерживал убийства другими, значит был такой же сволочью.
