Константин Калбанов - Мы наш, мы новый...
— Помогите!!! Спасите!!! Люди!!! На помощь!!!
Он кричал недолго. Не прошло и минуты, как он бросил эти попытки, так как то, что ему не мешали говорило только об одном.
— Вот, приятно иметь дело с умным человеком, — усмехнувшись, вновь заговорил неизвестный, — иные кричат пока не охрипнут, а Вы быстро смекнули, что орать тут бесполезно, только голос посадишь.
— Кто Вы? Что Вам нужно?
— А Вы успокоились, Георгий Аполлонович? К беседе готовы? А то я могу и еще обождать?
— Я готов к беседе. И снимите эту повязку, темно и неуютно.
— А вот этого я сделать не могу. Я ведь и голос изменил, чтобы вы потом его узнать не смогли, — собеседник не врал, голос его звучал и впрямь как-то неестественно глухо, словно рот прикрыли чем-то, да еще и что-то явно мешало говорившему, из-за чего он слегка шепелявил, так бывает, когда человек пытается говорить ну например с леденцом во рту.
— Стало быть, боитесь меня, — теперь уже ухмыльнулся пленник, а что, он вполне серьезный противник, стоит только бровью повести и не один, сотни рабочих пойдут топтать осмелившегося встать на его пути. Рабочие и не то готовы сделать ради Гапона.
— Умный Вы, но дурак ей богу. Не Вас я боюсь, а того, что Вы увидите наши лица и сможете узнать при случае, тогда выходит кончать Вас надо, а от мертвого толку, что с козла молока.
— Иногда от мертвого нет проблем.
— Это так, но мертвый бесполезен.
— А я вам нужен, — подпустив иронии проговорил поп.
— Нужен, — не стал отпираться незнакомец, — но насколько это уже от Вас зависит. Я тут немного по рассуждаю, а Вы послушайте, хорошо? Вот и ладушки. Так вот, жил был один поп, который все время считал, что он с его талантами достоин гораздо большего, чем уготовила ему судьба. И тогда он решил взять судьбу в свои руки, так как обладал сильным характером и недюжинным даром убеждения. Он мог убедить кого угодно, в чем угодно, мало того, обладал таким обаянием, что буквально влюблял в себя, что мужчин, что женщин, последних в особенности. Так вот, начал этот поп устраивать свою жизнь так, как считал нужным, а хотелось ему немного немало стать народным лидером и устроить жизнь рабочих к лучшему, вот только на рабочих ему было плевать, ему хотелось власти и чем больше ее шло к нему в руки, тем больше хотелось. Я пока все верно излагаю?
— Если Вы пытаетесь описать мое жите, то ничего похожего.
— Ой ли. Два года назад Вы влезли в 'Собрание русских фабрично-заводских рабочих', организацию имеющую полицейские корни и находящуюся под контролем полиции. Но Вам удалось подсидеть господина Зубатова и при этом еще остаться с ним в добрых отношениях…
— Я не подсиживал Зубатова…
— Пусть так, — легко согласился незнакомец, — Но Вы внесли кардинальные изменения в устав, Вы вывели организацию из под юрисдикции полиции, вы избавились от какого-либо контроля со стороны властей и сегодня никто не знает, что творится на ваших собраниях, так как обладают только той информацией, которую вы даете сами. Я просто поражаюсь, как Вам удалось убедить начальника департамента полиции. У вас на собраниях льются революционные речи, любой доморощенный революционер может выступить перед рабочими не боясь того, что будет задержан полицией, потому как Вы лично, приказали гнать в шею любого полицейского или филера, ибо чувствуете поддержку начальника полиции. Дурак он, хотя и при чинах и с большим опытом работы, развеж можно верить пригретой на груди змее.
— Вы из полиции?
— Да боже упаси, служить в этой канторе. Не-е-ет, мы из другой организации, а потому можете не переживать неприятностей Вы нам не устроите, а вот мы Вам, с легкостью. И информированы мы на порядок лучше, чем департамент полиции. Итак. Нам стало известно, что вы воспользовавшись тем, что троих рабочих Путиловского завода уволили за прогул и пьянку, решили организовать всеобщую забастовку и организовать массовое шествие. Странно. Откуда такая тяга к защите тунеядцев и пьяниц. Нет, будь это нормальные работяги, то еще как-то понять можно, но поднимать массы в защиту этих. Мало того, Вы решили воспользоваться моментом и выдвинуть царю политические требования. Вы вообще, что о себе возомнили? Вы кем себя считаете? Нет, я не против того, что политическое устройство должно поменяться, но не так же, как хотите сделать это Вы и Ваши соратники эсеры. Я надеюсь Вы не в курсе, что на заседании ЦК партии эсеров, было принято решение воспользоваться ситуацией и в случае выхода царя к народу убить его? Надеюсь, Вы так же не знаете, что в колоннах манифестантов будут находиться боевики, которые будут стрелять в полицейских и солдат, чтобы спровоцировать ответный огонь. Не знаете, что в Россию направлялось оружие с целью организации вооруженного восстания. Я надеюсь, что Вам все это неизвестно, потому что если известно, то лучше бы Вам не встречаться со мной.
— И что вы сделаете? Убьете меня?
— И сделать из Вас мученика? Да ни за что. Для начала Вы просто исчезнете, причем со всей кассой организации. Потом поползут разные слухи, в газетах появятся статьи и фотографии, настоящие фотографии, с настоящим Гапоном, придающемуся разврату на рабочие деньги, поверьте мы умеем убеждать. А когда к Вам станут относиться как к дерьму, вы напишите предсмертную записку и повеситесь. Так-что, так просто Вам не умереть, Вы будете жить еще пару месяцев, осознавая, что ваше имя опозорено и что Вас однозначно ждет смерть. Повторяю, мы не полиция, а потому нам закон не писан. Мы такое же дерьмо, что и ваши друзья революционеры, вот только нам не нужна кровь своего же народа, а вот ваша, ваша очень даже по вкусу.
— Так чего же Вы от меня хотите?
— А ничего. Прекратите допускать на ваши собрания всякую политическую мразь. У вас есть огромный авторитет среди рабочих, Вы способны выжать воду даже из камня, так и действуйте на благо людям. Защищайте их права, добивайтесь повышения заработной платы и других привилегий, но не лезьте в политику. Мне известно, что решение о всеобщей забастовке и шествии еще не принято, значит и отменить их будет просто. По восстановлению на работе этих тунеядцев, чего уж, лицо нужно держать, то Вам это удастся без особого труда, талантов у Вас предостаточно и как я говорил самый яркий из них это дар убеждения. И запомните, если вдруг решите все же устроить шествие, то этим постараются воспользоваться бунтовщики, правда безрезультатно, потому как шествия не будет, ввиду отсутствия лидера, а что мы сделаем с Вами я уже рассказал. Буду откровенен, мне бы не хотелось, чтобы такой талантливый человек был потерян для России, это была бы большая потеря для борьбы рабочих за свои права, вот только не надо путать ее с политической борьбой. Решайте. И не надо пытаться нас обмануть, мы не охранка, а потому умеем добывать информацию куда как лучше нее, и руки у нас абсолютно свободны.
Антон сидел за обшарпанным столом в подвале, на том самом стуле, где буквально толь что сидел Гапон и нервно курил. Тварь, Господи, какая же он тварь. В то, что этот человек стремился облагодетельствовать всех людей и всем сделать хорошо Песчанин попросту не верил, тот скорее хотел показать всем и в первую очередь царю насколько он значимая фигура и чем черт не шутит стать первым его советником. Чушь? Возможно кто другой и решил бы именно так, вот только Антону было прекрасно известно, что очень скоро появится такой старец, Распутин и будет безграмотный крестьянин вертеть царской семьей как угодно. Были слухи, что вертел он не только семьей, но и царицей лично, но то только слухи и домыслы. Суть не в том, что было и как, а в том, что это вполне возможно. Неужели Гапон так четко сумел разгадать царя? А может им движут исторические примеры, того же Ришелье или Маззарини? Антон был готов поверить в это, но только не в то, что отец Георгий решил покончить с царской семьей, не-э-эт, не того полета птица.
— Все в порядке Антон Сергеевич. Гостя проводил. Парни вывезут его в лучшем виде.
— Там случайно следов от веревок не осталось?
— Обижаете, — ухмыльнулся Варлам, — мы свою работу знаем туго.
— Карамельку будешь?
— Кабы мне говорить пришлось, то тогда можно бы, а так, ну его, зубы от них ломит. Думаете проникся?
— Даже не надейся. Нам еще предстоит с ним встреча. Испугался, это да, но не настолько чтобы сразу и бесповоротно свернуть с ранее намеченного пути. Так что завтра, край послезавтра, его нужно будет опять доставить для беседы.
— И зачем Вам это все?
— Мне причина ведома, только не проси ее назвать, все одно не поверишь. А вот ты и парни… Почему помогаете мне, ведь все что мы делаем совсем даже незаконно. Потом, я обещал, что с прошлым будет покончено, а вот опять нарушаете закон и ходите по острию.
— Так говорил я уже, мне это интерес к жизни дает, скучно мне если не по острию. А с Вами и риск пожалте и опять же сволочью последней себя не чувствуешь. Эвон сколько мы всего наворотили до войны и закон нарушали и смертушку на руки приняли, и людей без суда какого в ссылку спроваживали, вот тогда у меня были сомнения. Нет, мысли, все бросить не было, а вот сомнения были. Но как пришла война, да как пошло все на пользу России матушке, так и плечи мои расправились. Оно вроде как и о себе пеклись, а вроде как и не о себе уже. Так что и сейчас не сомневаюсь, что-то Вы ведаете. Вот сейчас скажете, что можете предрекать будущее, враз поверю. А Вы не улыбайтесь. Хотите верьте, хотите нет, но вот верю и все тут.
