Терри Пратчетт - Финт
Помимо сидра, свежего воздуха, сыра и звезд, молодая пара, подружившаяся со всем Аксбриджем, также весьма пристрастилась к «стенной ягоде»: девушка рассказала, что французы называют их escargot, а в Сомерсете они – улитки, и точка; и пусть только попробуют зваться иначе.
В общем и целом, загадочная пара приятно будоражила любопытство селян, и каждый мог порассказать о них занятную историю-другую и рад был почесать язык на досуге. Почтенная особа, обычно украшавшая цветами церковь, видала, как на тропинке у реки эти двое играли с детворой в игру под названием «Счастливые семьи». А какой-то фермер клялся и божился, что своими глазами видал, как они сидели верхом на заборе и девушка учила паренька читать – по крайней мере, так казалось со стороны, и поправляла ему произношение, и все такое, прям как школьная учительница. Но, уверял фермер, пареньку это занятие явно нравилось; а один из фермеровых приятелей сообщил завсегдатаям паба, что каждой ночью паренек-де лежит на теплой травке да любуется звездами. «Бедняга прям как будто звезд отродясь не видел!» – удивлялся рассказчик.
Но вот настал последний день, молодые люди со всеми распрощались, и один из их новых друзей, владелец брички, запряженной пони, отвез их обратно к пабу в Старе. По дороге он сделал небольшой крюк, чтобы показать им поле, на котором торчал стоячий камень: иные (не исключено, что большие любители сидра) рассказывали, будто иногда ночами этот камень оживает и отплясывает на поле веселый танец.
Вдосталь налюбовавшись камнем – а вдруг он таки спляшет джигу специально для приезжих, – Финт обратился к своей девушке с безупречно-пасторальными интонациями Сомерсетшира:
– Небось пора езжать, девонька моя.
А она, солнечно улыбаясь, ответствовала:
– И куды ж ехать-ить, друх сердешный?
– Дык в Ланнон, – улыбнулся Финт.
– Бают, там народ уж больно чудной, не чета нашенским.
И она поцеловала его, а он – ее, и с интонациями скорее «Ланнона», сиречь Лондона, нежели Сомерсета, он промолвил:
– Любовь моя, как думаешь, неужели камень и впрямь способен танцевать?
– Знаешь, Финт, если кто и сумеет заставить камень пуститься в пляс, так только ты, – отвечала она.
После того в Лондон из Бристоля прибыли двое уроженцев Сомерсета – у которых, однако ж, достало денег на проезд дилижансом. Никем не замеченные, они растворились в толпе, заплатили за комнату для одинокой девушки в респектабельном пансионе, а юноша поспешил в Севен-Дайалз.
На следующее утро Финт сводил Онана на прогулку, а после спустился в канализационные туннели. Сторонний наблюдатель, верно, отметил бы, что юноша выглядел непривычно торжественно и нес с собой сверточек; хотя способны ли крысы оценить, насколько торжественно выглядит двуногий, и знают ли вообще значение слова «торжественный», это еще вопрос. То-то удивились крысы впоследствии, обнаружив в груде мусора заботливо припрятанную выше обычного уровня воды пару новехоньких туфелек.
Чем Финт занялся дальше, никто не видел, но в полдень он со всей определенностью стоял на Лондонском мосту. Просто стоял, любуясь на проплывающие мимо суда, как вдруг какая-то девушка с длинными волосами обратилась к нему – и от этого голоса Финта до костей пробрала сладкая дрожь:
– Простите, мистер, не подскажете, как пройти к Севен-Дайалз, у меня там тетя живет?
Финт – если кто и наблюдал, а ведь наблюдали наверняка! – разом оживился и просиял:
– А вы в Лондоне впервые? Вот здорово! Позвольте мне показать вам город, я ж со всем моим удовольствием!
В этот самый момент рядом остановилась карета, к вящему ужасу возчиков, едущих прямо за нею. Но кучеру дела до них не было; наружу вышла дама, улыбнулась Финту, оглядела сомерсетскую поселянку с головы до ног и, по завершении придирчивого осмотра, что сделал бы честь коронеру, промолвила:
– Вот так так, мой юный друг, ну не диво ли! – так легко ошибиться и подумать, что эта молодая барышня и есть сама Симплисити, но увы, как мы оба знаем, бедняжка погибла страшной смертью. Но вы, мистер Финт, стойки духом и унывать не привыкли, уж я-то знаю. И раз уж мы втроем, в силу странного совпадения, повстречались на этом мосту, позвольте мне свозить вас и вашу новую подружку на кладбище Лавендер-Хилл: я ведь сегодня туда еду, потому что каменщик как раз должен был закончить надгробие на могиле злополучной Симплисити. – Анджела обернулась к девушке: – Как вас зовут, юная барышня?
Девушка с улыбкой ответствовала:
– Серендипити[25], мадам.
И Анджела с трудом сдержала смех.
Так что все втроем отправились на Лавендер-Хилл, где были возложены цветы и, что неудивительно, пролиты слезы, а потом Финта и юную барышню по имени Серендипити снова высадили у одного из мостов, где, по сведениям Финта, расположился владелец «Счастливой семейки» вместе со своим преудивительным фургончиком.
В двух словах, это была одна вместительная клетка, в которой сидели собака, кошка, небольшой павиан, мышь, пара птиц и змея, и все жили в мире и согласии, как добрые христиане (уверял старик-владелец).
– Финт, а почему, ради всего святого, кошка не ест мышь? – спросила Серендипити.
– Ну, боюсь, старик нам своих секретов не откроет, – отозвался Финт, – но я слыхал, если зверюшки выросли вместе и обходились с ними по-доброму, тогда из них счастливая семейка и получается. Хотя мне рассказывали, если чужая мышь, змее не представленная, проберется сквозь прутья в клетку, змея ею как нечего делать поужинает.
Серендипити задержала его руку в своей, и они прошлись по мостам и посмотрели на все тамошние развлечения: и на тяжелоатлетов с гирями, и на держателей «Короны и якоря», и на продавца сэндвичей с ветчиной, и на гимнаста, который умеет стоять на руках вниз головой. Наконец, когда золотой вечерний свет уподобил Лондон языческому храму, сплошь в бронзовом блеске, а Темзу превратил в двойника реки Ганг, молодые люди побрели домой, «Панча и Джуди» даже взглядом не удостоив.
Следующее утро ознаменовалось настоящим столпотворением снаружи. Финт прокрался вниз по лестнице и осторожно выглянул на улицу – и увидел двоих типов в шлемах с плюмажами и еще одного коротышку с видом весьма важным и одновременно слегка напуганным, учитывая, куда его занесло. Финт кое-как приоткрыл окно на лестничной площадке и заорал, свесившись вниз:
– Вам чего надо, мистер?
Коротышка ему совсем не понравился – а ведь он тут явно главный, потому что когда видишь дюжего мужика рядом с малявкой, то босс обычно тот, который поменьше. А коротышка между тем потребовал:
– Мне нужен джентльмен по имени… мистер Финт?
Финт сглотнул – и прокричал:
– В жизни о нем не слышал!
Коротышка задрал голову.
– Что ж, сэр, мне очень жаль. Но если вы вдруг повстречаете помянутого мистера Финта, передайте ему, пожалуйста, что Ее Величество королева Виктория приглашает его явиться завтра днем в Букингемский дворец!
Из-за спины Финта Соломон ошарашенно промолвил:
– Ммм, Финт, приглашение от Ее Величества таки никак нельзя оставить без внимания.
Так что Финт понял: тут уж не пофинтишь, и опасливо вышел на улицу. У дома уже собиралась толпа, к вящему огорчению шлемоносных типов, потому что разнесся слух – Финта-де наконец-то поведут вешать, – и пара-тройка местных уже вовсю обсуждали, как станут его отбивать; а один слух, понятное дело, порождает и многие другие. Просто так, смеха ради.
Финт постоял немного, моргая, и выпалил:
– Ок, мистер, выкладывайте все как есть.
Затравленный коротышка, пытаясь сохранить исполненный достоинства вид в мире, где достоинством и не пахнет, вручил Финту официальную бумагу:
– Будьте у ворот Букингемского дворца завтра в четыре тридцать, и вас впустят, – разъяснил он. – Можете взять с собою членов вашей семьи, числом до трех. Я, безусловно, передам Ее Величеству, что вы почтительно благодарите за оказанную честь.
Странный это был день для Финта, странный и непостижимый, даже когда люди потеряли к нему всякий интерес и разошлись по своим делам – а в ряде случаев и по чужим, насколько руки дотянутся. Для начала Финт отправился пройтись, на сей раз в туннели не спускаясь, а просто шатаясь туда-сюда по Лондону с Онаном на буксире. Пес, в восторге от затянувшейся прогулки, весело трусил рядом. Наконец Финтовы ноги, знавшие его лучше, чем он сам, понесли его через Ковент-Гарден на Флит-стрит.
Чарли на месте не случилось; но когда Финт назвался и попросил переговорить с издателем, его тотчас же проводили наверх, где сообщили, что на его счету накопилось еще семь гиней. Финт изъявил желание оставшиеся деньги с этой треклятой подписки, будьте так добры, использовать на то, чтобы облегчить жизнь мистеру Тодду, каковой, как ему известно, ныне содержится в Бедламе, а эта больница – место не для чувствительных натур.
