Александр Борянский - Три стороны моря
— Снимайте ворота!
— Тяните дружно!
«Что же это было?» — ломал голову Одиссей, вдыхая запах свежесрубленной древесины.
Троянского коня вводили в город.
— С детьми этого жреца, по-моему, получилось жестоко, — сказал Дионис.
Афина гневно посмотрела на него.
— У меня погибли шестнадцать змей. Таких больше нет в мире. Шестнадцать подруг! И ты говоришь о жестокости?
Она вдруг засмеялась.
— Мне представилась Троя до начала войны. Безмятежный торговый город. Тебе ли говорить о жестокости, Бакх?!
Корабли вернулись глубокой ночью. Никто не ждал их на пустом берегу. За стенами отряд Одиссея тихо выбрался из укрытия, тихо зарезал шестерых стражников и тихо отворил ворота. Троя пала.
Город пылал: ахейцы жгли с удовольствием, они жгли свое тоскливое ожидание, несколько лет потерянной жизни. Воины, потрясая копьями, вбегали в дома и били, били… кто-то ведь должен был наконец победить, и люди кричали. Сначала кричали, потом стонали, а затем раздавалась ругань деливших добычу.
Впрочем, это общеизвестно.
Песнь двадцать вторая
Одиссей стоял на пепелище. Рассвет раздражал его, клубы дыма смешивались с солнечным светом, и от этого зрелища хотелось спать.
«Ну, вот все и кончилось», — сказал он себе.
Это он предложил построить коня из дуба и клена, это он принес из Трои знак богини, это ему Атридесы обязаны победой.
Как-то все это не радовало.
Невероятное количество смерти усыпляло. Одиссей не любил убивать, хотя ему нравилось одерживать верх. Он прислонился к деревянным ногам коня и стал наблюдать, как летает пепел.
Без единой пленницы, даже без золотой чаши в руке, в той же грязной одежде к нему шел, спотыкаясь, Синон.
Одиссей глядел на него, прищурившись.
— Ты обещал, — прохрипел Синон.
— Я помню, — отозвался Одиссей.
Синон молчал и ждал, не находя дерзости потребовать.
Одиссей показал в сторону своего корабля:
— Забирай!
— Они убьют меня… Твои люди.
— Ты боишься? Я думал, ты смелый человек, Синон.
— Забирать все? — все-таки удалось выговорить лазутчику.
— Как договорились, всю мою долю. Долю басилевса, Синон!
Синон опустил глаза.
— А тебе, Лаэртид?
— Мне? — Одиссей устало повел плечом. — Я не буду нищим, Синон. Мне остается море.
— Ее нигде нет! — Менелай почти рыдал. — Брат! Ее не было в Трое!
— Проверь на кораблях ахейцев. Чтобы захватить твою жену третий раз, надо быть недоумком.
— Недоумком? Брат! Тогда я велю проверить на кораблях беотийцев!
— Неужели мы разрушили невинный город? — спросил себя Агамемнон, не замечая, что говорит вслух.
Диомед, весь в саже и немного в крови, выступил из дыма.
— Городов без вины не бывает! Надо уходить, вождь.
Агамемнон подумал.
— Мы не достигли цели, — сказал он.
— Да почему же?! Мы взяли неприступную твердыню. Мы разметали ее стены. Мы богаты, как никогда прежде. И никто из племен уже не усомнится. Отныне мы — греки. Мы вместе. Ты чувствуешь, вождь?
— А Елена? — спросил Менелай. — А моя жена?!
— Елена? — переспросил Диомед. — Елена… Где та, кого они хотели нам подсунуть?
— Она не имеет никакого отношения!.. — вскричал не своим голосом Менелай и попытался схватить лучшего бойца лучшего басилевса за медные латы.
Диомед ловко увернулся, будто ничего не случилось. Он бы давно уничтожил Менелая, еще до свадьбы, но так же давно он затвердил в памяти: делать этого нельзя, просто нельзя и все. Лучший воин потому и лучший, что верный.
— Она — объяснение, — Диомед вдруг улыбнулся, и на фоне того, что было за его спиной, что вчера называлось Троей, улыбающийся Диомед выглядел страшно. — Она такой же конь, как и это вон… Вон то.
— Здесь тепло и удобно, — шепнула Елена.
— Тише, — ответил Парис.
Они сидели, прижавшись друг к другу, в деревянном желудке лошади.
— Почему ты не сказала, что ахеец — Одиссей? — спросил Парис тем же шепотом. — Раньше, не вчера?
— Ты разве не знал? Ты же ходил в битвы.
— В битвах мы в шлемах. Я видел Ахиллеса, Диомеда, Аякса. И много безымянных.
Снизу по дереву трижды постучали. Парис и Елена переглянулись. Стук повторился.
— Ответь, — шепнула Елена. — Это он.
— Я хочу убедиться, что их вожди погибли, — говорил Агамемнон.
Его слушали тридцать победителей: двадцать три басилевса, которые изначально привели свои войска, еще пятеро, избранных здесь, под Троей, вместо погибших Ахиллеса, Аякса Теламонида и еще троих, прорицатель Калхант и воин, просто воин Диомед.
— Гектор погиб, я видел! — хохотнул Менелай.
Диомед посмотрел на басилевса Спарты излишне внимательно. Но потом все же склонил голову.
— Кого считать их вождями? — спросил Идоменей, критянин.
— Приам мертв, — сказал Диомед. — Его убил друг Микен Неоптолем.
Совсем юный мирмидонянин гордо осмотрелся.
— Отныне мы все будем считать тебя сыном Ахилла! — торжественно произнес Агамемнон. — Пелид так хотел первым войти в Трою. Ты заменил его. В тебя вселился его дух!
Тридцать огласили берег приветственными криками — услышав общий возглас предводителей, остальная масса воинов подхватила крик.
Пока это продолжалось, Диомед сказал на ухо Агамемнону:
— Мирмидоняне говорят, что он действительно сын Ахилла.
— Как это может быть? — отвечал Атридес. — Ему должно было быть сколько… одиннадцать, двенадцать? Еще меньше?!
— Иначе его бы не выбрали.
— Что ты думаешь?
— Возможно, это сын Патрокла от какой-то рабыни.
— И Ахилл признал его своим?
— Они же дикари. Выродки среди греков.
Крик тысяч стих.
— Кто еще их вожди?
— Я хочу увидеть тело начальника отряда хеттов! — сказал Агамемнон.
— Как его имя? — спросил аркадянин.
— Он скрывал свое имя, — ответил Диомед. — Он верил, что неуязвим, пока имя его неизвестно. Потому басилевс басилевсов и желает убедиться в его смерти.
Шум снова прокатился от тридцати к подвластным тысячам, только теперь шум другого рода: сотни вопросов шуршали в воздухе, создавая рокот.
— Значит, у него нет отца? — тем временем тихо сказал Атридес. — Он мне нужен.
— И мирмидоняне выбрали его, — понимающе подтвердил Диомед.
— Он правда убил Приама?
— Да.
— Это хорошо. Жаль старца, но хорошо, полезно. Мне бы пришлось даровать ему жизнь.
— Зачем? — удивился Диомед.
Агамемнон глянул слегка свысока.
— Потому, что я — добрый и справедливый правитель.
На этот раз Диомед не спешил наклонить голову.
— Потому, что — в Трое нет Елены, — сказал Агамемнон.
Одиссей не спускал глаз с обоих Атридесов. Еще более тщательно он следил за Диомедом.
Крик снова затих, и Атридес сказал:
— Где Деифоб, старший наследник Приама после Гектора? Где Парис, нарушитель законов гостеприимства, виновник войны?
— Деифоба убил я, — провозгласил Менелай.
Агамемнон вопросительно посмотрел на Диомеда. Диомед едва заметно кивнул.
— Парис тоже мертв, — сообщил Одиссей.
— Я могу забрать его голову? — оживился Менелай. — Его правую руку? Лишить труса его мужского достоинства?
— Ты можешь разметать его прах. Если он не смешался с золой Трои.
— Его убил ты? — спросил Одиссея Диомед.
— Нет.
— Кто же?
— Четыре дня назад в схватке у ворот его убил Неоптолем.
Взоры басилевсов снова обратились к юному мирмидонянину. Тот сохранял гордый вид.
— Ты помнишь красивого троянца с длинными светлыми локонами? — спросил Одиссей юношу. — Ты поразил его копьем в самое сердце.
— Да! — радостно отвечал Неоптолем.
— Но доспехи Париса нельзя не узнать. Они самые дорогие, самые украшенные среди троянцев.
— Парис понимал, что его будут искать прежде всех. Когда я украл палладий из храма Афины, у них началась паника. Он переоделся в чужой доспех, взял простой щит и хотел затеряться, чтобы бежать из Трои.
— Для этого он пошел в бой?
— Да, иначе ему не дали бы скрыться другие сыновья Приама.
— Но у Париса не было длинных светлых локонов! — возмутился Менелай громко. — Я с ним сражался в поединке, я помню!
— Ты помнишь волосы своей жены? — устало спросил Одиссей.
Менелай молчал.
— Она срезала их для него. Ты-то знаешь, что у Елены были длинные светлые волосы. Или я не прав?
— Ты прав, — ответил вместо Менелая Агамемнон.
— Парис мертв, — еще раз сказал Одиссей. — И ты отомстил, Менелай, потому что последние три дня по закону Трои и Илиона Елена считалась женой Деифоба.
Неоптолем вскинул подбородок еще выше.
