Александр Трубников - Рыцарь Святого Гроба
Сен-Жермен три раза хлопнул в ладоши, призывая секретаря.
– Вызовите брата Серпена, – распорядился приор, едва тот появился на пороге.
Секретарь растворился в воздухе.
– Сделаем так, – Сен-Жермен медленно подошел к окну, – с этой минуты вы втроем будете заниматься лишь поисками монгольского посланника. В вашем распоряжении все, что только может понадобиться, – люди, оружие, деньги. Но вы должны быть предельно осторожны – Акра наполнена императорскими людьми.
– Вы хотели видеть меня, мессир? – На пороге стоял брат Серпен.
– Да, брат-рыцарь. – Лицо Сен-Жермена немного просветлело. – Ты занимался подготовкой новых братьев. Что о них можешь сказать?
– Брат-рыцарь де Мерлан – великолепный воин, – ответил Серпен, – он быстро научился ускорять свои движения. Еще год, от силы полтора упорных тренировок – и ему не будет равных. У брата-сержанта Жака выучка, слов нет, послабее. Но могу твердо сказать: как и сир Робер, он – прирожденный боец. У него твердая рука и холодная голова. Я с ним много занимаюсь, и он делает успехи прямо на глазах.
Жак за все время пребывания в братстве не слышал от Серпена ни единого слова одобрения и был до крайности польщен. Всем было хорошо известно, как скуп на похвалы этот рыцарь, и тем ценнее была для недавнего виллана его оценка.
– Ступайте, братья, – произнес Сен-Жермен, – и думайте, как выполнить поставленную задачу. Я же должен хотя бы немного отдохнуть – не спал две ночи на марше из Триполи, а завтра предстоит трудный день.
Не успели они втроем спуститься вниз по лестнице, как к Роберу подошел один из сержантов дневного караула:
– Брат де Мерлан, там у ворот дожидается какой-то простолюдин. Утверждает, что он – ваш новый слуга.
– Надо же, пришел все-таки, мерзавец, – прицокнул языком Робер. – Значит, жизнь его хоть чему-то да научила.
Достославный рыцарь двинулся в сторону ворот и вскоре вернулся вместе с Рембо. Отставной жонглер, похоже, и в самом деле получил хороший жизненный урок. Он выполнил в точности все распоряжения своего нового хозяина, вид имел покорный и даже пытался вернуть оставшуюся после бани мелочь.
– Это кто? – поинтересовался брат Серпен.
– Жонглер Рембо из Прованса, мой слуга! – Робер с размаху хлопнул беднягу по плечу, так что тот едва удержался на ногах. – Ладно, приятель, сейчас я тебя отведу в помещение для слуг и оруженосцев и поставлю на довольствие. Завтра чтобы чуть свет был при конюшне. Утром лошадей нужно будет промять. А дальше посмотрим, на что ты способен, кроме как на лютне бренчать да шарить в чужих карманах.
По щеке жонглера, не надеявшегося на такую милость со стороны господ, которые благодаря ему чуть было не лишились жизни, покатилась слеза, и он едва не встал перед Робером на колени.
– Но-но! – прикрикнул на него рыцарь, удерживая верноподданнический порыв. – Подхалимов не переношу. Делай свое дело и отрабатывай причиненный ущерб. А поклоны будешь бить у алтаря, раскаиваясь в делах своей прошлой жизни.
Рембо был перепоручен одному из слуг брата-драпиария, ведающего всеми хозяйственными делами ордена, а Жак, Робер и Серпен отправились в подземный зал, чтобы потренироваться перед сном.
– Раз уж мессир объединил нас в отряд, – произнес брат Серпен, выбирая и отвешивая на руке учебный меч, – то, может быть, вы введете меня в курс всех событий?
– Несомненно, брат-рыцарь, – улыбнулся Робер, – только запасись терпением, разговор у нас будет очень долгий.
Наутро к ним в комнату зашел брат Серпен.
– Я всю ночь размышлял над вашей историей, – сказал он, присаживаясь на табурет, – и вот что хочу предложить. Раз Жак никак не может припомнить то, что услышал на нефе, мы просто обязаны ему помочь. А для этого, наверное, стоит прежде всего отправиться в Тир и хорошенько расспросить тех самых мосульских купцов.
– В Тир? – сразу же вскинулся Робер. – Отличная идея! Говорят, что Жан Ибелин туда часто наезжает. Ох, я там и устрою…
Жак представил, что учинит мстительный рыцарь, пользуясь преимуществами, которое давало его новое положение, и ему стало страшно.
– К сожалению, – улыбнулся в ответ Серпен, – мессир запретил вам обоим покидать пределы Акры. – На сердце у Жака сразу же отлегло. – Я был рано утром на докладе. Чтобы не привлекать внимания врагов, Сен-Жермен приказал отправиться в Тир именно мне. Я собираюсь вместе с двумя или тремя конными сержантами выехать прямо сегодня. Поэтому, братья, потрудитесь мне сообщить, где именно находится эта лавка и как выглядел купец, который произнес столь важные для нашего дела слова.
– Лавка, где продают благовония и пряности, внутри городских стен только одна, – ответил Жак. – Ее по привилегии, дарованной еще самим Конрадом де Монферратом, держит семья ломбардских негоциантов. Но торгуют там не ломбардцы, а их компаньоны, арабы-мелькиты. Они-то и доставляют свой бесценный груз из Мосула, а миланцы везут его дальше – через Венецию и альпийские перевалы – в земли германцев и франков.
– Как выглядели эти купцы? – спросил Серпен.
– Как и все сирийские христиане, – пожал плечами Жак, – бородатые, в халатах, на голове чалма, золотые кресты на груди весом не меньше фунта, с цепями, которыми можно спокойно акрскую гавань перегораживать…
– Под такое описание подходит любой богатый купец Востока, – снова улыбнулся брат Серпен. – А были ли какие особые приметы?
– Да какие там приметы? – не выдержал Робер. – Моя Хафиза в этой лавке была чуть не главной покупательницей, я ее туда не раз сопровождал. Их главного зовут Салям, его и ищи.
* * *
Несмотря на то что до Тира было всего полтора дневных перегона, брат Серпен отсутствовал в Акре целых тринадцать дней. К концу второй недели мучительного ожидания Робер уж было собрался просить Сен-Жермена, чтобы он отпустил их на поиски пропавшего рыцаря, но к вечеру первого дня Петрова поста тот возвратился в патриарший квартал. Судя по всему, путешествие завершилось успешно, хоть и не было безмятежной прогулкой – вид у брата-рыцаря был усталый, но довольный, а один из сопровождавших его сержантов держал руку на перевязи. Жак и Робер, хоть оба и сгорали от любопытства, настояли на том, чтобы Серпен немного отдохнул с дороги, умылся и сменил дорожное платье.
Ближе к вечеру они собрались в беседке, расположенной в уединенном закрытом саду, куда был разрешен вход только патриарху и братьям ордена. Пройдя по аккуратной песчаной дорожке между пальмами и развесистыми земляничными деревьями, Серпен, Жак и Робер обнаружили там сервированный к полднику столик, вокруг которого хлопотал бывший жонглер. При их появлении он встал – руки по швам и, обращаясь к Роберу, четко, по-военному доложил:
– Все готово, брат-рыцарь, ваше приказание выполнено, стол подготовлен, порядок наведен. Как и наказывали, на столе ваза со свежими фруктами, ливанские сласти, вино из Киликии и кувшин родниковой воды. Чего еще изволят достопочтенные братья?
– Достопочтенные братья, – удовлетворенно буркнул Робер, – желают, чтобы ты исчез отсюда быстрее, чем убегал от меня по акрской набережной с векселем брата Жака.
– Ну вот, опять вы, сир, бьете по больному… – прохныкал Рембо, привычно увертываясь от оплеухи. – Я же искренно раскаялся и делаю все, что в моих силах, чтобы загладить свою вину.
Больше он ничего не успел сказать – пинок достославного рыцаря прекратил бесконечный спор и помог провансальцу выполнить команду.
– А не боитесь вы этого проходимца при себе держать? – поинтересовался Серпен. Он знал, какую неблаговидную роль сыграл в злоключениях рыцаря и сержанта новый слуга.
– Я тоже выражал сомнение, – поддержал его Жак, – да только сир Робер заявил, что, как сказал один сицилийский мудрец: «Держи друзей своих подле себя, а врагов – еще ближе». Вот и держим. Только пока не разобрались – друг или враг.
– Акра – город не такой уж и большой для тех, кто в нем живет, – добавил Робер, – здесь все как на ладони. Если он окажется «засланным пажом», то рано или поздно побежит на встречу со своими хозяевами. Тут-то мы его и раскроем. А пока пусть живет. Тем более что старается так, что и придраться не к чему. Я вон ему в венецианской фактории новую лютню заказал взамен разбитой. Вскоре должны привезти.
Убедившись, что их никто не подслушивает, братья приступили наконец к разговору.
– Задача оказалась не из легких, – начал свой рассказ Серпен. – В Тире-то я легко обнаружил нужную лавку. Но оказалось, что почтенные негоцианты Назар и Салям как раз отправились к себе домой, в Мосул, за очередной партией товара за три дня до нашего прибытия. Узнав, что они будут следовать более коротким, хоть и небезопасным, путем – через долину Иордана и левантийские перевалы, – мы немедля пустились за ними вслед. Моля Господа, чтобы они не изменили маршрут, о котором объявили своим ломбардским компаньонам, рискуя загнать лошадей, я переправился через Иордан и вскоре настиг их на привале. К счастью, они везли с собой партию бронзовых подсвечников из Флоренции, и груженые верблюды двигались намного медленнее, чем кони. Наше появление ошеломило мелькитов. Люди они замкнутые, с чужаками откровенничать не любят. В Тире или Акре я бы, пользуясь своей властью, пригрозил им лишением торговой привилегии и в два счета развязал язык, но – увы! – мы уже находились за пределами Иерусалимского королевства, и наши державные кресты на плащах здесь, в землях пограничных эмиров, были скорее недостатком, чем преимуществом. Короче, Салям и Назар, хоть и с трудом, согласились, что в тот день стояли на пороге лавки и наблюдали за тем, как осужденных ведут на казнь, но наотрез отказались припомнить, какой фразой перебросились в тот самый момент, когда с ними поравнялась процессия. Как я ни бился, чего ни обещал – до глубокой ночи не выдавил из них ни слова. Но, как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло. Под утро на нас напали местные разбойники. Судя по десятку трупов, которые мы потом собрали вокруг лагеря, это не был мусульманский рейд. Среди отребья оказались и сирийцы, и арабы, и турки, и франки, словом, обычная волчья стая, каких много развелось в годы безвластия на нейтральных землях. Они обстреляли нас из луков и, думая, что имеют дело с обычной охраной караванов, решили воспользоваться своим многократным численным превосходством. Чтобы доказать бродягам, что настоящие воины бьют врага не числом, а умением, мне и моим сержантам понадобилось времени не больше, чем нужно хорошо разожженному костру для того, чтобы превратить в золу сухой просмоленный сук. Гораздо больше сил потребовало добивание рассеявшихся по кустам воителей.
