Олег Шушаков - На сопках Маньчжурии
А ничего ему делать было уже не надо.
В кармане френча лежал долгожданный вызов. Он получил его сегодня в штабе ВВС округа. Лейтенанту Пономареву предписывалось срочно прибыть в Москву, в наградной отдел Верховного Совета. Чтобы получить свои ордена.
Полковник Кравченко еще в начале августа сдал полк и убыл к новому месту службы. Он был назначен начальником отдела истребительной авиации Летной инспекции Рабочее-Крестьянской Армии. Это была очень высокая должность. Но, поднимаясь по служебной лестнице, Кравченко никогда не забывал своих бойцов, вовремя подавал наградные листы и присматривал за их прохождением через инстанции. И к первому дважды Герою Советского Союза, само собой, прислушивались.
Из-за ранения, ордена лейтенанта Пономарева все еще лежали в наградном отделе. А пока на его темно-синем френче поблескивал только один орден – монгольский, 'За воинскую доблесть', который ему, как многим другим, прямо на аэродроме вручил после разгрома самураев маршал Чойбалсан.
'А, ведь, вызов пришел в самый н у ж н ы й момент!' – подумал вдруг Владимир.
Он уезжает по вполне уважительной причине. А в Москве расшибется в лепешку, но сделает все, чтобы получить назначение как можно дальше от ЗабВО и от Читы. А, самое главное, как можно дальше от заплаканных глаз Татьяны…
И больше своей полевой почты Кольке н и к о г д а не даст!
На следующий день, не откладывая отъезд ни на минуту, как и положено дисциплинированному командиру РККА, лейтенант Пономарев сел в поезд и уехал.
А Таня осталась одна…
10.Ты помнишь, товарищ, как вместе сражались…
Москва, конец ноября 1939 г.
…Владимира поселили в гостинице 'Москва', совсем рядом с Красной площадью.
Когда он, постучал и зашел в номер, его сосед, молодой коренастый майор-танкист, стоял перед зеркалом в коридоре, насвистывая марш из известной кинокартины 'Три танкиста'.
– Здравствуйте! – сказал Владимир и представился. – Лейтенант Пономарев. Будем соседями.
– Здоровеньки булы! – ответил майор, протягивая руку. – Майор Ильченко, – и кивнул на монгольский орден у Владимира на груди. – В каком полку летал?
– У Кравченко! – ответил Владимир, заметив такой же орден на френче танкиста. Под Золотой Звездой Героя. Рядом орденом Ленина и двумя орденами Красного Знамени.
– Уважаю! – сказал танкист. – Давно ждал случая. С меня причитается! Ты вечером свободен или дела?
– Да, вроде свободен. В наградной отдел только зайти надо…
– Ага! – понимающе кивнул майор. – Заодно и ордена обмоем!.. Тут внизу ресторан есть. Посидим, погутарим! – он надел шинель. – Ну, ладно. Я в автобронетанковое пошел. До вечера, значит?
Владимир кивнул и майор, напевая 'на границе тучи ходят хмуро…' вышел.
Оставив вещи в номере, Владимир явился в наградной отдел Верховного Совета и предъявил документы. Ему велели подождать в коридоре. Он приготовился просидеть до вечера, но бумаги нашлись быстро. Все было в порядке, и его тут же включили в состав какой-то группы, которой через час должны были вручать ордена в Кремле.
Награждение прошло почти обыденно. Владимир даже слегка разочаровался. Он-то ожидал чего-то особенного, но ничего такого не случилось…
Сначала ордена вручали каким-то колхозникам и колхозницам. Потом вызвали Пономарева Владимира Ивановича. Председатель Президиума Верховного Совета Михаил Иванович Калинин отдал ему две красные коробочки и удостоверения к ним. Владимир аккуратно пожал старческую ладошку (его строго-настрого попросили руку Михаилу Ивановичу не жать и не трясти!) и на этом процедура завершилась.
Там, на первой, халхингольской, войне, когда добили Комацубару, и маршал Чойбалсан вручал летчикам двадцать второго Краснознаменного авиаполка монгольские ордена, сначала на аэродроме был общий митинг, потом торжественная часть, а потом товарищеский ужин. С монгольскими даргами (командирами) и цириками (бойцами), которых маршал привез с собой. Были Жуков и Смушкевич, Гусев, Лакеев и другие 'испанцы' и 'китайцы' Герои Советского Союза.
Да-а-а… Вручение первого ордена, пусть и монгольского, он никогда не забудет!
Выйдя из зала, Владимир зашел в туалет и на глазок привинтил ордена к френчу. Посмотрелся… Один вроде пониже получился. Он перевинтил его по новой. Теперь вроде было нормально… Владимир повертелся перед зеркалом, пока никого рядом не было. Выглядело очень даже ничего! Суровый, седой лейтенант. Шрам через лоб. Три ордена… К р а с и в о… Год назад бы то же самое. Владимир прислонился заштопанным лбом к холодному зеркалу…
'К чему это всё…' – подумал он.
Сердце у него уже не болело. Так. Ныло иногда… Медицина тут помочь ничем не могла. Потому что этот недуг был ей не по силам. Да и не нашли у него никакого недуга. Медкомиссию он прошел. Годен без ограничений. Хоть сейчас в бой!
Владимир скрипнул зубами и сжал кулаки…
Ну! У кого на него пуля припасена?!.. Где ты, вражья сила!.. Ну! Иди сюда!.. Буду морду таранить!!! Ну!!!
У него вдруг задергался кадык… Но он сдержался. Несколько раз глубоко вздохнул… И взял себя в руки. А потом одернул френч и пошел в гостиницу.
Войдя в номер, он повесил шинель в шкафу и прошел в комнату. Танкист сидел в рубахе и бриджах со стаканом чая в руке и читал 'Правду'. Очередной Указ о награждении орденами и медалями бойцов и командиров Красной Армии занимал весь разворот.
Майор понял глаза, заметил два новеньких ордена Красного Знамени у него на груди и широко улыбнулся:
– Вот, это по-нашему! Молоток!.. Чай будешь?
Владимир помотал головой.
– И то, верно, – майор посмотрел на свои командирские часы. – Так. Семнадцать тридцать… Слушай, а чего нам вечера ждать, пошли в ресторан прямо сейчас!
Владимир пожал плечами, дескать, не вопрос.
– Ну, тогда я сейчас по быстрому…
Звякнув подстаканником, он поставил чай на стол и, хлопнув себя по коленям, пружинисто поднялся.
А через полчаса они уже сидели внизу за столиком в огромном зале гостиничного ресторана.
Его размеры потрясали!.. Владимиру в какой-то момент даже показалось, что здание гостиницы просто шатер, раскинутый вокруг этого необъятного зала. Впрочем, довольно скоро он перестал замечать отсутствие потолка над головой и увлекся товарищеской беседой. Под это самое, конечно, как и полагается.
– Ну, давай, для начала, за знакомство! – сказал майор, наполнив рюмки, и протянул ему широкую ладонь. – Ильченко. Николай. Командир батальона одиннадцатой ордена Ленина танковой бригады. Слыхал про такую?
– А то! Баян-Цаган! – ответил Владимир, пожимая руку. – Пономарев. Владимир. Двадцать второй Краснознаменный истребительный. С л ы х а л про такой?
– Обижаете, Владимир Батькович! Кто же про вас не слыхал! – майор прищурился. – А сам-то над Баян-Цаганом летал третьего числа?
– Было дело. Переправы штурмовали! Семь вылетов за день сделал!
– У-ва-жа-ю!.. – по слогам сказал майор. – Столик за мой счет! И без разговоров!.. Кабы не вы, совсем труба! Самураи у меня и так полроты пожгли!.. Ну, ладно! Давай первую за знакомство! – майор звонко чокнул своей рюмкой об Владимирову и опрокинул ее в рот.
– Нас, ведь, с ходу, в бой кинули. Прямо с марша. Без пехоты, – он словно оправдывался. – А самураи за ночь такую систему противотанковой обороны отгрохали, прощай мама! Ну, мы и вляпались по самое не хочу!.. Носимся по горе, вокруг одни рожи ускоглазые! Бегают, шныряют вокруг. Под гусеницы сами лезут! Потом Сашка, механик-водитель мой, весь переблевался, не к столу, будь сказано, пока траки отчистил от этого дерьма!.. А по башне ба-бам! И снова ба-бам! Вот такие дыры! – он сомкнул кольцом большой и указательный пальцы. – У них там было понатыкано противотанковой артиллерии в окопчиках, как бульбы в огороде! То тут пушка, то там! Я сам штуки четыре точно раздавил! Но машину они мне таки продырявили в нескольких местах, сволочи! Хорошо хоть не задело никого! – майор увлекся темой, но про рюмки не забыл и снова налил по ходу дела.
– Давай, знаешь сейчас за что… – он посерьезнел. – Давай за тех, кто там остался! За моих ребят… И за твоих… Видел я сгоревший ястребок. И летчика в н ё м тоже видел… В кабине… Что у танкистов, что у летчиков, смерть одинаковая. Как движки на танке и на самолете!
Они встали и молча выпили не чокаясь…
Никто на них не обратил внимания. В зале было полно военных. И свет огромных хрустальных люстр, свисающих на длинных тросах с далекого потолка, играл и отсвечивал на рубиновой эмали, золоте и серебре орденов и медалей, шпал и ромбов. Многие были с женщинами. Может и с женами, но, скорее всего с боевыми подругами. Подруги были в ярких красивых платьях и громко смеялись.
– Я так понимаю, ты сбивал, – скорее утвердительно, чем вопросительно сказал Ильченко, кивнув на ордена Владимира.
