Василий Звягинцев - Дальше фронта
– Просто капитан. Медицинской службы. У нас с тридцать пятого года звания общеевропейские, так сказать: лейтенанты, капитаны, майоры, – ответил двойник. – А до?
– Тогда по-пролетарски – спецзвания по должностям и специальностям: комиссары, политруки, врачи, интенданты, комбриги и тому подобное. Но не в этом суть, времени у нас немного…
А Вадиму как раз на эти темы интересно было поговорить.
– И большевики у вас победили, и Вторая мировая война была, и комсомол, и КПСС – а что это такое, кстати? – Он спешил выяснить, имели ли видения Сергея Тарханова отношения к тому миру, к которому принадлежал Вадим-2, или же к какому-то еще другому? Сориентироваться ему требовалось. Обо всем же остальном двойник сам расскажет, иначе для чего он здесь?
– Точно так. Все это было. КПСС – Коммунистическая партия Советского Союза, каковой Союз – та же самая Российская империя, только поделенная на «национальные республики». Но это тоже неважно.
– Не скажи, не скажи… И ты у нас что – тоже коммунист? Забавно.
– Не успел, потому что в девяносто первом все накрылось – и СССР, и партия. А то бы был, наверное… А куда денешься? Но приятные воспоминания пока не входят в мою задачу. Я для другого послан. Может, присядем, не люблю столбом стоять при разговоре…
Ляхов-1 тоже не любил, и они рядышком присели на камень. Синхронным движением достали из карманов – он серебряный портсигар с «Купеческими», двойник – твердую белую пачку с готической надписью «Честерфилд».
– Махнем не глядя?
– А чего ж?
Закурили. Обоим, похоже, понравилось. Тоже неудивительно.
– Так о какой ты газетке помянул? – осведомился второй.
Ляхов достал из нагрудного кармана и протянул бережно хранимую вырезку.
По верхнему краю страницы название газеты и дата «Вести, 8 января 2004 года».
«По сообщению нашего специального корреспондента с места событий.
На участке израильско-сирийской границы, контролируемом российским контингентом миротворческих сил ООН в первый день Нового года (по европейскому календарю), произошло столкновение русского патруля с крупными силами террористов, предположительно из отрядов «Хезболлах» или «Ас Саика».
В ходе боя уничтожено более пятидесяти террористов. Потери российской стороны – один раненый, два офицера – майор С. Тарханов и капитан медицинской службы В. Ляхов – пропали без вести.
Их тела на поле боя не обнаружены, допрос пленных о судьбе исчезнувших пока результата не дал. Источники, близкие к информированным кругам, предполагают, что русские офицеры захвачены в плен отступившей в глубину сирийской территории частью террористов, и в ближайшее время может последовать предложение об их выкупе или обмене. Спекулятивные версии, появившиеся в некоторых арабоязычных изданиях, о переходе майора и капитана на сторону противника мы пока рассматривать не будем. Прежде всего по причине полной бессмысленности такого поступка …»
– Забавно, более чем забавно, – протянул двойник, дочитав наизусть заученный Ляховым текст. – Получается, это у нас вариант номер три…
– Значит, не про тебя написано?
– Стопроцентно нет. Прежде всего потому, что никуда мы не исчезали. Вызванное подкрепление подошло вовремя, моджахедов и шахидов уничтожили всего штук тридцать, остальные разбежались и укрылись на сопредельной территории. А мы вернулись в Хайфу. Сергей на другой день умер в госпитале. Слепое осколочное в голову…
– Жаль, – вздохнул Ляхов. – Не повезло тамошнему майору. Здесь-то ранение у него было легкое, касательное…
– Ну и еще некоторые фактические нестыковки. В общем, очередная альтернативка. Но принципиально это ничего не меняет. Где две, там и двадцать две…
Ляхов тоже решил не углубляться в дебри.
– Так о чем мы? Кто тебя послал и для чего? И вообще, ты – это я, или так просто, действующая модель паровоза в натуральную величину? Нужно понимать, что ты – это я, но существующий в иных исторических условиях. Аналог, вроде как у Азимова в «Конце вечности» описано.
– Не читал. Но этого же не может быть? Даже будучи абсолютными копиями генетически, в разных исторических условиях мы стали бы абсолютно разными по жизненному опыту, воспитанию, привычкам и тэпэ. Согласен? Как разлученные в младенчестве близнецы. Основные черты характера, темперамент, внешность остались бы, но и только. Самое же главное – при иной истории России у нас были бы совершенно разные родители. Не могли еще и их аналоги встретиться в то же время и в том же месте.
Второй пожал плечами в знакомой манере:
– Ну и что же? Твоих как зовут?
Вадим сказал.
– Моих так же. Отец – кто?
– Старший инспектор кораблестроения в Гельсингфорсе.
– В нынешнем Хельсинки, значит. Мой – контр-адмирал-инженер в Петербурге, бывшем Ленинграде. Чего тебе еще надо?
– Значит, чей-то из миров – ненастоящий. Думаю, это нетрудно выяснить.
– Сомневаюсь. Расхождения, конечно, будут, но если так есть – значит, есть. Я считаю свою жизнь подлинной, ты – свою. Наш менее удачливый «тройник» – тоже. И какая нам разница?
– А ты про нашу жизнь что-нибудь знаешь?
– Знаю, – усмехнулся второй. – Ты вот что пойми. Мы с тобой практически почти в одних и тех же обстоятельствах. Я здесь воевал, ты тоже. Я бросил гранаты, что-то там внизу здорово рвануло, контузия и все такое. Пришел в себя, увидел вертолеты, они нас вывезли… Почти как у тебя. С энными поправками. Утром пошел я пива выпить, подсел ко мне мужчина в кремовом костюме…
– Слушай, тебе это ничего не напоминает?
– «Никогда не заговаривайте с незнакомцами»? Как же, как же. Только вряд ли это тот самый случай. А там кто его знает… В общем, побеседовал он со мной на разные интересные темы, после чего предложил несколько изменить свою жизнь, причем в сугубо лучшую сторону.
– То есть?
– Перейти с государственной службы на частную, интересную и прилично оплачиваемую.
– И ты?
– А что я? Наша жизнь, знаешь ли, не в пример мрачнее вашей, и возвращаться домой резонов, признаться, было мало. Ну, заработаю я у ооновцев штук двадцать баксов…
– Не понял.
Второй опять усмехнулся:
– На языке родных осин – двадцать тысяч американских долларов, по курсу на тот момент один к тридцати рублям. Хватит на два года сравнительно приличной московской или питерской жизни. Если взять подержанную иномарку – останется на полтора. Купить квартиру – не хватит. Оклад армейского денежного содержания у меня – чуть больше двухсот баксов в месяц. Перспективы службы – почти нулевые, на гражданке почти то же самое, если в богатую частную клинику не устроиться. Уехать на Запад – заморишься диплом подтверждать. Так что…
– Неужели все так плохо?
– Ну, может, не совсем так, как тебе вообразилось. Жить, конечно, можно. По крайней мере, лучше, чем при большевичках. Веселее, и очередей, наконец, нету.
– Очередей – за чем? – не понял Вадим-1.
– За всем. Но мы опять отвлекаемся. Завербовали меня, короче. Нет, нет, не в израильские шпионы и не в русскую мафию, в международную гуманитарную организацию, вроде былого «Корпуса мира». Ну, ездили там волонтеры-добровольцы в отсталые афро-азиатские страны, кормили, лечили, грамоте учили…
– А вот ты, значит, к нам теперь приехал? Мы для вас, получается, вроде Сомали какого-то? При том, что у вас военврач с хлеба на квас перебивается, а я очень даже обеспечен, если не сказать – богат, – съязвил Ляхов.
– «Не от большой мудрости говоришь ты это», – писал Экклезиаст. Российские реалии – одно, наши дела – другое. Объяснять некогда и пока незачем. И так заболтал ты меня на побочные темы, а времени – в обрез.
– Меня тоже в аналогичной ситуации вроде как завербовали, но совершенно в другом смысле…
– Об этом и речь. В том и заключается моя сегодняшняя миссия. Приободрить тебя и предостеречь. Видишь ли, существует опасение, как бы от избытка впечатлений крыша у тебя не поехала…
Ляхов обратил внимание, что «альтер эго» употребляет много непривычно звучащих выражений, но понимал, что ничего странного тут нет. Другой мир, другие и жаргонизмы. Скорее удивляло, что их русские языки так поразительно схожи в главном.
– Только я-то себя знаю, поэтому за твою психику спокоен. Другое дело, что от избытка впечатлений ты можешь начать себя вести недолжным образом…
– То есть?
– Начнешь поступать не так, как предопределено генеральной матрицей твоей личности. И тем самым исказишь все направление ваших мировых линий.
– Не понимаю. Точнее – понимаю то, что говоришь, но не понимаю, как я могу сохранить «матрицу», не зная, что она собой представляет. В каждый данный момент я могу поступить так или иначе, и в любом случае буду уверен, что совершаю правильный выбор. А вот теперь, после твоих слов, я попадаю в положение сороконожки, которая вдруг стала задумываться, в каком порядке следует переставлять ноги…