Шарлатан 2 (СИ) - Номен Квинтус
— А артель на Мызе? Скажи сестре, она там все закажет.
— Во-первых, наш завод деньги на такой заказ точно не выделит, а во-вторых, пресса-то все равно нет!
— Ну и зачем так орать? В Иваново обещали, что в марте пятитысячник в Шахунью отгрузят, то есть наверное уже отгрузили.
— Вовка, а у нас-то город не Шахуньей называется, а Горьким! И даже если пресс и отгрузили, то когда его там поставят и запустят? Летом? А мне в план воткнули выпуск опытного изделия не позднее мая! Точнее, поставку его на стапель.
— Все равно не повод орать. Скажу Маринке сам, раз ты с сестрой общаться не желаешь, формы она у артели закажет, ведь они и для серийного самолета нужны будут? Так что это пойдет в счет оборудования авиазавода тамошнего. А для опытной машины все детали откуют автобусостроители. Кстати, сам бы мог с отцом об этом договориться.
— Он всего лишь мастер цеха, причем кузовного…
— Вовка, а я сколько раз говорил: если вам что-то нужно, вы просто говорите, что это нужно Шарлатану — и люди все вам сделают. Потому что все в курсе: если нужно Шарлатану, значит это нужно стране, товарищу Сталину лично нужно.
— Вот сколько я тебя знаю, но все равно привыкнуть не могу к тому, какое ты трепло. Ну как ты не поймешь: отец на тебя ссылаться не может! Он во-первых, тебя и не знает почти, а во-вторых, за другого человека решения принимать… а вдруг человек решит иначе?
— Вот сколько я вас с сестрой знаю, вы такими же перестраховщиками и остаетесь. Я хоть раз на твоей памяти отказывался от чужих решений, если люди на меня ссылались?
— А если решение неверное?
— Еще раз повторяю, в сотый раз уже или в тысячный: никто не может принимать только верные решения. И если решение будет неверное, то я понимаю, что человек просто ошибся. То есть старался сделать хорошо, но у него не получилось. Однако только за то, что человек старался, его нужно поддержать — и взять его вину на себя. Сам знаешь, мне-то никто ничего за ошибки не сделает, а тому человеку просто будет немного стыдно за то, что он самого меня подставил и в следующий раз он постарается уже не ошибаться.
— Но ты же рискуешь…
— Если человек — сволочь, то он очень скоро об этом сильно пожалеет. И все сволочи в области об этом тоже знают, так что риск минимальный. У тебя чертежи всех пресс-форм готовы?
— Нет, только чертежи самих деталей. Но несколько комплектов чертежей, так что если тебе нужно…
— Давай их сюда, я сам с артельщиками про формы договорюсь. Там народ грамотный и опытный, по таким чертежам формы изготовить сумеют. И отправят их к нам на автобусный… тебе куда готовые детали привозить? Сюда или сразу в сборочный?
— Сюда, планер мы будем в нашем старом ангаре собирать.
— Если я тебе все поковки в апреле привезу, в мае самолет соберете?
— Даже пытаться не стану. Не раньше июля, причем в конце июля.
— Я Маринке-то скажу, что ты меня на день рождения без подарка хочешь оставить!
— А она мне уже ничего не сделает! Маринка сказала, что она и из обкома уже уходит в мае и вообще куда-то переезжать собралась. Кстати, она тебе не говорила куда?
— Не говорила, и ты ее не спрашивай. Потому что я и так знаю куда. Владимир Михайлович, что была единственная проблема?
— Не совсем, но в отношении производства пока новых мы не увидели. Скажите… Шарлатан, скажи, у вас тут все проблемы так легко и быстро решаются?
— Если бы все проблемы так решались, мы бы уже при коммунизме жили. Но иногда некоторые решить выходит относительно быстро, по-родственному. В конце концов Вовка мне вообще племянник четвероюродный…
— И пятиюродный прадед!
— А вот это Маринка доказать не смогла еще, так что пока что, племянничек, заткнись и слушай старших! С материалами, комплектующими проблем нет?
— Вроде нет. Стойки шасси я, правда, в Коврове на экскаваторном заказал, но они гарантировали, что в начале июня уже их нам поставят. Да, я им сказал, что оплата работы через тебя пойдет…
— Ну наконец-то! Не прошло и… сколько мы тут с тобой знакомы, лет пять, больше? Вот столько и не прошло, а ты уже потихоньку осваиваешь высокое искусство шарлатанства! Да, Владимир Михайлович, я вот еще что просить хотел: а у вас самолетик хоть примерно в техзадание укладывается?
Апрель выдался прохладным, но все же достаточно теплым для того, чтобы все в полях посеять и посадить. А вот май получился уже жарким, и не только в отношении температуры на улице. Седьмого мая в Кишкино рано утром приехала «временная физичка», о которой я уже почти и забыл как о страшном сне, и еще перед началом первого урока отвела меня в уголок и сообщила:
— Шарлатан, некоторым людям кажется что определенные твои физические знания могут сослужить хорошую службу отечественной науке. Надежда Ивановна уже в курсе, так что садись иди в мою машину и мы с тобой кое-куда прокатимся. Довольно далеко, но к вечеру обещаю вернуть тебя домой. Если ничего серьезного не произойдет, но все же такое вряд ли случится…
Глава 23
У крыльца школы стояла не совсем обычная «Победа». Цвет ее был очень необычный, машина была светло-зеленая — а такие, насколько мне было известно, заводом не выпускались. Конечно, перекрасить машину больших проблем не представляло, однако цвет… Такого цвета в моей «прошлой молодости» делались двадцать четвертые «Волги»-такси, и я в жизни нигде не видел никаких других автомобилей в той же раскраске. Вероятно, Зоя Николаевна уже сталкивалась с некоторым обалдением окружающих, поэтому лишь хмыкнула:
— Красивую краску на масложирокомбинате придумали? Но она к свинцу не пристает, так что много таких машин встретить не получится. На переднее сиденье садись, рядом со мной — и она, все еще улыбаясь, села за руль.
Насчет свинца — это был серьезный недостаток: кузова «Победы» штамповались из очень толстого горячекатанного листа и часто под штампом детали шли складками, поэтому все такие «неровности» сразу же, на специально организованном участке, залуживали именно свинцом. И никакие «технологические ухищрения» ситуацию исправить не помогали, так что «морщинистые кузова» этих автомобилей, конструктивно морщинистые, стали в свое время дополнительным гвоздем в гробик товарища Липгарда. А после того, как на Павловском автобусном из листа толщиной меньше миллиметра стали штамповать абсолютно гладкие кузовные детали, «приговор» горьковским автоконструкторам стал уже совершенно окончательным и не подлежащим обжалованию.
Однако я, усаживаясь в машину, меньше всего думал о проблемах использования автомобильных красок, мне было очень интересно, куда это меня собирается эта училка отвезти. Вероятно, не самая простая училка, из мне знакомых автомобили имелись только у Надюхи (но это я ей подарил, так что ее можно и не считать) и у «немки» из Павловской десятилетки. Но последняя только в сорок седьмом демобилизовалась, а в армии последние годы служила старшим переводчиком советской комендатуры в Мюнхене, так что ее «трофей» (вообще «Опель-Адмирал») «учительским» тоже было бы считать неправильным.
Но долго думать о том, а куда это мы едем, не получилось: уже через десять минут мы остановились на Павловском аэродроме возле довольно странного самолета, каких я вообще никогда в жизни не видел. В обеих жизнях, и даже на картинке не видел, поэтому не смог удержаться от вопроса:
— А это что за чудище?
— «Зибель», нам эти самолеты немцы поставляют, ну и чехи немножко. Неплохой самолет получился, только моторы… Ну да ничего, если что случится, то сесть на нем мы всегда сможем. Давай, залезай быстрее, нас люди ждут!
Внутри самолетик оказался таким же странным, как и снаружи. То есть в салоне стояло восемь пассажирских кресел — но сами эти кресла мне напомнили почему-то больничку годов так шестидесятых: каркас из стальных небрежно покрашенных труб, сиденья, обитые лакированной, но изрядно обшарпанной кожей, да и конструкция явно рассчитана лишь на то, чтобы можно было все же попу на что-то положить ненадолго, а вот про удобство сидения в таком кресле без поручней явно никто и не задумывался. И, конечно же, никакого даже намека на ремни безопасности тут не было.
