Шарлатан 2 (СИ) - Номен Квинтус
А поступивший в Павлово мелкий песочек слегка «дорабатывался»: его тщательно промывали в соляной кислоте, которую в изобилии выдавал магниевый заводик, и отправляли уже на завод стекольный. То есть можно было песочек и сразу на стекольный отправлять и тогда бы из него стекло выходило чуть-чуть зеленоватое, на бытовые нужды вполне годное — а вот после кислоты, которая вымывала из песка последние остатки железа (а, возможно, и титана, да и всю прочую вредную дрянь) стеклышко получалось совершенно прозрачное. Даже более чистое, чем сейчас в Боре делалось, но в Бор песочек не отправляли, так как того, что в Лукоянове пока добывалось, и Павловскому заводу не хватало. Но это лишь пока…
Дома у нас тоже произошли некоторые изменения: Василий Голубев, получив квартиру в Сосновском (и должность бригадира на новом заводе) Кишкино покинул, но вместо него в доме появился юный Лёшка. Правда тетя Маша решила, что ей лучше все же тоже из деревни уехать и она на полном серьезе стала готовиться к переезду к родителям в Ичалки, но на семейном совете взрослые решили, что «с этим спешить не стоит». Потому что у ее родителей там был пока только небольшой домик, а мы прикинули наши возможности и пообещали тете Маше там выстроить уже нормальный кирпичный дом. Можно было его и за предстоящее лето построить, но пока что в Ичалках и центрального отопления не было, и кучи прочих удобств, семье с четырьмя детьми «абсолютно необходимых», так что переезд был запланирован уже на пятидесятый год. То есть на пятидесятый, «если у Шарлатана получится там все нужное обеспечить». Меня на этом семейном совете не было, так что я о том, что мне еще и в Ичалках придется «поднимать культуру жизни», я только через пару дней узнал…
Ну узнал и узнал, меня же никто не собирался заставлять канавы там копать и трубы класть, а сказать пару слов во время своей воскресной телепередачи мне было совсем нетрудно. Ну я и сказал, не про конкретную деревню, конечно, и вообще. То есть сказал, что даже в самой дремучей деревне людям хорошо если живется в ней хорошо и очень плохо, если жить в ней плохо. И в нескольких словах рассказал, какая получается разница в условиях жизни если в доме появляется водопровод и какие дополнительные радости жизни добавляют чугунные батареи. Причем отдельно упомянул, что для обретения чугуния в доме вовсе не обязательно по деревне прокладывать теплотрассы, ведь в славном областном центре автоматические отопительные котлы уже три завода делают. А еще там делают и водогрейные колонки — а в заключение своей краткой, минуты на полторы, речи озвучил «полную стоимость обретения этих удобств в одном отдельно взятом деревенском доме». И, как мне потом Маринка сказала, именно заключительные цифры сделали мое выступление «настолько весомым, что горьковские заводы вздрогнули, представив объемы грядущего производства оборудования».
Ну и пусть вздрагивают дальше, им полезно, а то когда артели в деревнях цемент да кирпич для жилищного строительства в городе делали, работая по четырнадцать часов в сутки, им что-то спокойно слишком было, так что пора и поволноваться. На себе, так сказать, прочувствовать… ну, что нужно, то и прочувствовать. Не хочу сказать, что в городе (во всех больших городах) народ слишком уж расслабился, в войну там тоже большинство людей вкалывали как роботы с Энерджайзером в заднице, но вот с проявлением любой инициативы в городах было как-то… никак. Нет, народ в больших городах работал даже с большей ответственностью, что ли, за результат своей работы и всегда был готов поработать больше для того, чтобы жилось людям лучше — но вот сам инициативы в этом направлении не проявлял. Скорее всего, потому что им просто инициативничать было некогда, они работу работали и были очень заняты.
А вот я занят не был, так что время на «придумывание» всякого у меня было просто завались. Так что я и придумывал — а отдуваться приходилось за это уже другим людям. И двадцать пятого марта в Горький, на двадцать первый завод, прилетел Владимир Михайлович Мясищев. Уж не знаю кто (хотя догадки насчет персоны у меня и были) ему в качестве «базового производства» для изготовления опытного экземпляра самолета выделил именно этот завод. Понятно, что руководство завода было от обретения подобного счастья просто в восторге, но мне еще немного раньше удалось бурное выражение этого восторга погасить: я, узнав об этом (а не узнать у меня просто не получилось благодаря родственникам и особенно родственнице) обсудил проблему с Вовкой Чугуновым и заводчане языки свои засунули… восторг свой приглушили. Так как Вовка решение проблем взял на себя.
То есть он еще в феврале все «взял», а вот когда наступили каникулы, оказалось, что он без меня почему-то обойтись не может. Но раз уж в каникулы учиться можно не, то я, одевшись поудобнее, оседлал свой Опель и поехал разбираться в возникших проблемах. Однако кое-что я с удивлением узнал еще до того, как мне проблему обрисовали. Просто когда я только еще к заводу ехал, я узрел, что хорошо знакомый мне (внешне) район очень сильно преобразился: микрорайончик, известный в городе под названием «Третья площадка» просто исчез. Вообще-то это и была третья площадка, отведенная заводу под строительство жилья для рабочих, и застроена она была довольно приличными деревянными двухэтажными домиками. Там и сам Вовка жил, на улочке с «древним» названием «Стрелецкая» — но когда я повернул на эту улочку с Московского шоссе, то оказалось, что Вовка там больше не живет. И вообще никто не живет: домов там больше просто уже не было. У меня даже на секунду возникло впечатление, что я просто заблудился и свернул не туда, однако недавно выстроенный двухэтажный детский садик (кирпичное оштукатуренное здание, почему-то выкрашенное ярко-розовой краской, из-за которой его с чем-то еще спутать было невозможно) доказывал мне, что я все же не ошибся. Но домов — вообще всех домов на Третьей площадке — не было.
В легком недоумении (точнее, в состоянии полного обалдения) я все же до проходной завода доехал, меня пропустили (в охране меня и мою машину по-моему вообще все уже знали, так что мне даже пропуск свой доставать не пришлось), доехал до Вовкиных цехов. И там, зайдя к старому приятелю, проявил… некоторое отсутствие вежливости:
— Здасьте, Владимир Михайлович. Вовка, где твой дом? Куда вся улица пропала? Я вам вкусненького всякого от бабки Анны привез, а куда все это теперь девать…
— Так все дома еще в январе снесли. Посчитали, что если коммуникации все прямо через Третью площадку провести, то тут получится втрое больше народу поселить, причем всем уже нормальные квартиры выстроить по твоим проектам.
— Вовка, не мои это проекты, не мои! Это все дядька Бахтияр придумал! Но тебя же не на улицу выкинули? Рассказывай, где ты теперь живешь, я хоть жене твоей продукты отвезу…
— Шарлатан, не нервничай ты по поводу продуктов. Тут поводов понервничать и без них хватает. Думаешь, Владимиру Михайловичу просто делать нечего и он будет ждать…
— Ой, извините, Владимир Михайлович, это я от обалдения некоторого. Все, забыли про пирожки, рассказывайте, что за проблема-то возникла? Кто начнет?
— Ну давайте я, — начал товарищ Мясищев. — Видите ли, Володя… извините, забыл. Видишь ли, Вовка, мы проект самолета уже подготовили и собрались было уже его в металле изготавливать. Но возникла небольшая проблема с технологиями. Так получилось, что мы лишь во вторник выяснили, что здесь, на заводе, просто нет нужного оборудования для изготовления деталей в соответствии с технологическими картами, а производство их по обходной технологии резко снижает их прочностные характеристики.
— Понятно. А теперь, Вовка, ты, а то я вообще ничего не понял. Что за проблема-то?
— Чего уж тут непонятного? В ВИАМе предложили Владимиру Михайловичу сплав новый для самолета использовать, для каркаса. На Павловском автобусном из этого сплава каркас для кресла сделали, в ВИАМе все прочностные и усталостные характеристики проверили: все просто идеально выходит. То есть у них вышло, а когда мы из этого сплава стали детали точить, то оказалось, что и прочность чуть ли не вдвое ниже получается, а по усталости я-то проверить не могу, что что-то мне подсказывает, с ней вообще караул будет. Но у нас нет на заводе пресса на две с половиной тысячи тонн, и я уже не говорю, что там потребуется больше полусотни пресс-форм.
