Андрей Валентинов - Овернский клирик
– И священник… – подсказал я, вспомнив бородатого отца Жеака…
– И священник тоже. Всех все устраивало, но тут приехала я. Можете догадаться, что началось!
– Немного представляю, – улыбнулся я. – Де Пуаньяк, наверное, испугался!
– Не то слово! – улыбка стала злой. – Он сразу меня признал, молил о прощении. Но отец и другие… Они заявили, что я лишь похожа на Жанну – не больше. А потом я начала понимать, что происходит.
– Тогда д’Эконсбефы решили замять дело и подкупили де Лоза, – вставил я. – И за все оказалась ответственна вдова де Пио.
Девушка кивнула.
– А я согласилась стать жертвой «колдовских чар». Не хотелось подводить деда, кроме того, де Лоз мог не выпустить меня живой. Но тут приехал брат Умберто Лючини, а затем де Лоз узнал, что кардинал шлет сюда трех братьев из Сен-Дени…
– Тебе надо было уехать, – заметил я.
– Уехать? – щека дернулась. – А де Лоз рассудил иначе. Он увез меня в Фуа, а по дороге приказал своим стражникам просто перерезать мне горло. К счастью, эти головорезы оказались не только жестоки, но и похотливы. Они решили слегка позабавиться с молоденькой монахиней… Ну, драться я умела еще с детства, к тому же у меня был нож. Вы помните, я рассказывала.
Да, это она рассказывала. Правда, тогда речь шла о дочери жонглера, которую ловили за кражу.
– В Памье мне делать было нечего, в Артигате тоже. Надо было вернуться в замок, но я решила вначале узнать, кого это присылает к нам Орсини. Я нашла вас в Тулузе, а потом решилась подойти. Я и не думала выдавать себя за дочь Тино-жонглера, но когда вы назвали меня так, отказываться не стала.
– А почему Филипп напал на нас в лесу?
– Напал? – Она вновь удивилась. – Нет, он просто гулял. В тот день он выпил, а пить ему нельзя – совсем нельзя. Я взяла факел, чтобы он узнал меня, но на него словно что-то нашло. Вы ударили его мечом, это его разозлило…
– А потом он заметил на моей груди Знак Власти.
– Да. Он мгновенно протрезвел и побежал в замок, чтобы сообщить о приходе посланцев гармэ. Все стало ясно. Или почти все.
– Самозванка, – напомнил я. – Цыганка Эльза. Кто ее убил?
– Кто угодно, но не Филипп, – твердо ответила девушка. – Мы уже заметили, что в последние месяцы стали пропадать люди, – и тут же кто-то распускал слухи о демонах.
– Это мог сделать де Лоз, – предположил я. – Или сам Пуаньяк. Ведь мы собирались в Артигат, и все выплыло бы наружу.
Жанна промолчала, а я не стал развивать эту тему. Кто бы ни сделал это – он уже получил свое. И не это теперь важно.
– Сестра Цецилия, – осторожно начал я. – Если бы вы не были монахиней, я просто пожелал бы вам счастья и посоветовал помириться с отцом. Но вы, как и я, – чадо нашей Святой Католической Церкви, вы – невеста Христова. То, что случилось в Памье, может кончиться очень плохо. Я должен вам объяснить…
– Не надо, – девушка покачала головой. – Ансельм… Брат Ансельм мне рассказал. Монсеньер Орсини желает организовать что-то страшное…
– Святейшее Обвинение, – подсказал я.
– Да. Знаете, отец Гильом, когда я говорила вам о попах и монахах, я не лукавила. Наверное, вы сейчас скажете, что монахи бывают разные…
– Они бывают разные, сестра. Я надеюсь как-то замять это дело. Вполне вероятно, что мне помогут.
– Вы еще плохо знаете Орсини! – резко бросила она.
– Я? Наверное. Но вы говорите о Его Высокопреосвященстве столь уверенно…
– Ансельм рассказывал. – Жанна поглядела мне прямо в глаза. – Он-то хорошо знает своего дядю!
– Что?!
Все-таки она напрасно назвала меня «проницательным». Я должен был догадаться сам. Вот кого мне постоянно напоминал Ансельм! Вот почему им так интересовался Орсини. Вот почему де Лоз хотел сжечь его, а не меня! Племянник Джованни Орсини, кардинала Курии! Это не какой-то брат Гильом…
– Он не говорил мне…
Наверное, в моих словах прозвучала горечь, поскольку девушка заторопилась:
– Отец Гильом, он вас очень уважает! Очень, поверьте! Но он знает, в каких вы отношениях с его дядей. Кроме того, Ансельм для того и ушел в Сен-Дени, чтобы никто не знал, кто он.
Да, наверное. Для того и уходят в обитель. Для того и уезжают в чужую страну.
– Дядя не хочет, чтобы Ансельм возвращался в Сен-Дени. Он вообще жалеет, что его племянник стал монахом.
Вспомнился разговор с Его Преосвященством, расспросы обо мне, о том, почему я надел ризу. Тогда казалось, что монсеньор просто желает намекнуть на свое всезнание…
– Постойте! – я даже замер от догадки. – Орсини? Чезаре Орсини? Два года назад!.. Ну, конечно, об этом говорили в Сен-Дени…
И не только в Сен-Дени. Об этой истории толковала, наверное, вся Европа.
…Всесильный род Орсини уже не первый век боролся со столь же всесильным родом Колонна. В ход шло все – убийства, доносы, обман. Два года назад Колонна подкинули главе рода Орсини подметное письмо, извещавшее об измене его супруги. Это была ложь, но старый Чезаре Орсини был горяч и несдержан. Он взялся за меч…
– Чезаре Орсини убил свою жену, – тихо проговорила девушка. – Убил на глазах сына. И тогда Ансельм схватил кинжал…
Да, я тоже вспомнил. Только звали мальчика не Ансельм, а Гвидо. Гвидо Орсини, единственный наследник всемогущего Чезаре.
– Я слыхала об этой истории еще в Милане, отец Гильом. Ансельма оправдали, ведь он не помнил, что совершил. Его простил Папа…
Его простил Папа, но мальчик себя не простил. Я вспомнил странное видение в логрском подземелье – старика в окровавленном одеянии, благословляющего своего убийцу. Может, я зря солгал тогда Ансельму?
– Не говорите ему о том, что знаете, отец Гильом. Ансельм сам вам расскажет.
– Не буду, – согласился я. – Гвидо Орсини уже нет, а брату Ансельму еще долго жить. Сестра Цецилия! Ваше участие в судьбе несчастного парня трогает, но… Боюсь, вы относитесь к нему не только как к брату.
– А это… Это не должно вас касаться, святой отец!
Девушка отвернулась, глядя в темное окно, но я был настойчив.
– Он – монах. Вы – монахиня. Не мне судить, насколько вы были правы, уйдя из мира, но брат Ансельм искренне принял обеты. Не будем говорить о законах церковных, хотя они не помилуют вас. Но вы просто можете испортить ему жизнь…
Она молчала, и я понял – бесполезно. Даже если я немедленно вышлю ее из Памье, велю запереть в обители, отошлю Ансельма к дяде… Не поможет.
– Да рассудит вас Господь, сестра. Не будем об этом. Сейчас вы должны рассказать мне о дэргах. Все, что знаете, о чем слышали. Надеюсь, это поможет мне.
– Вы обещаете не преследовать сеньора Доминика? – быстро спросила она. – Я не люблю его, но он – мой брат.
– Обещаю, сестра. Если Доминик д’Эконсбеф – не посланец Ада, то он делал лишь то, на что имел право.
Девушка задумалась, затем кивнула стриженой головой:
– Хорошо. Я расскажу, отец Гильом. Логры… Дэрги – не посланцы Ада…
7
– Он ждет вас, – озабоченно заметил отец Джауфре.
– Да, – согласился я. – Сейчас иду. Извините, немного устал…
Меня ждал посланец Орсини, но я действительно устал. Этот день – первый день, проведенный в Тулузе, куда мы приехали все трое, оказался на диво хлопотным.
Отец Джауфре, приор обители Святого Креста за Стенами, приютил Пьера и Ансельма в монастыре, а я, еле успев перекусить с дороги, направился к архиепископу. Его Преосвященство Рене Тулузский ждал меня с нетерпением. Наверное, не поспеши я к нему, монсеньор приказал бы привести меня на цепях, как несчастного Фирмена Мори.
Я сразу понял, о чем пойдет речь. Архиепископ во что бы то ни стало хотел скрыть случившееся в Памье. О Тулузе давно шла дурная слава, и монсеньор Рене спешил подстелить соломы. Отчет для Орсини – подробный и абсолютно лживый – его канцелярия уже успела составить. Ничего нового Его Преосвященство не выдумал. К выводам следствия, которое столь успешно запутал де Лоз, был добавлен рассказ о «бунте» неблагодарных жителей Памье против своих добрых сеньоров и о скоропостижной кончине епископа «от удара». Ход был умный. Бунт – дело властей светских, а поскольку Доминик д’Эконсбеф исчез, граф легко оставит дело без последствий.
Итак, все оказалось предусмотрено. Более того, благоразумный монсеньор Рене изъял из результатов следствия все, что касалось вдовы Пио. Даже «ведьма» могла стать в этом раскладе слишком опасной. Сестра Цецилия объявлялась обыкновенной самозванкой, которая призналась, покаялась – и была прощена. Интересно, знает ли Жанна об этом?
Трудно сказать, какие сведения собрал архиепископ обо мне, но, похоже, его лазутчики перестарались. Его Преосвященство был уверен, что я буду всеми силами выполнять приказ монсеньора Орсини. Поэтому в архиепископском дворце для меня заранее приготовили все, что положено, – и кнут, и, естественно, пряник.
Увы, я не дал монсеньору Рене проявить свои немалые дипломатические способности. Прочитав отчет, я, не говоря ни слова, подписал его и попросил разрешения удалиться. После этого мне пришлось стать свидетелем редкого зрелища – Его Преосвященства архиепископа Тулузского, застывшего в своем роскошном кресле с широко открытым ртом. Хорошо еще, что в комнате не было мух!
