Андрей Бондаренко - Аляска золотая
Егор, глядя в сторону, рассказал: о катамаране, внезапно затянутом гигантской речной воронкой и о двух погибших соратниках.
– Кто? – спросил побледневший Иван.
– Первый – бывший солдат Александровского полка Федька Петров, мы так и не нашли его тела, – сообщил Егор, и, сделав десятисекундную паузу, бухнул: – А ещё – сержант Васильев…
– Да ты что?! – резко вскочил со своего пня подполковник. – Димка?! Не может быть! Как же так, Данилыч?
– Вот так, Ваня…. Васильева охотник Свен нашёл через час, за полмили от порога. Перемололо сержанта знатно – на речных бурунах и острых скалах, переломало все кости, включая позвоночник…. Когда я спустился в ущелье, то Димка ещё был жив. Посмотрел на меня – печально так, со слезой. Посмотрел и тихонько прошептал: «Вот, Александр Данилович, господин командор, не получилось у меня – выйти в люди. Совсем не получилось…. Так и помираю – обыкновенным сержантом…».
– А дальше что?
– Дальше? Дальше – уже ничего. Прошептал и умер…. Похоронили мы Дмитрия там же, в глубоком ущелье, на низком речном берегу, напротив гигантского водоворота. Могилу выкопали-выдолбили аккуратную, с метр, наверное, глубиной, тело в неё уложили, сверху насыпали высокий холмик из разноцветных камней…. Что ещё? Ах, да! Крест православный смастерили из дубовых досок, установили.
– Как же так? – никак не мог успокоиться Ванька. – А этот шведский Йохансен – что себе думал? Мол, опытный такой весь из себя, хладнокровный и осторожный. А Людвиг Лаудруп, хвалёный адмирал, куда смотрел?
Егор только нервно передёрнул плечами:
– Катамаран Йохансена прошёл через порог легко, что называется – без сучка и задоринки…. Кто же знал, что катамаран Васильева пропорет воздушный пузырь об острые камни? Несчастный случай произошёл, от которого никто на этом свете не застрахован, не более того.
– Несчастный случай…, – эхом подтвердил неожиданно притихший Иван.
Ухов-Безухов и трое русских плотников сидели на вёслах. В смысле – не просто так сидели, а работали от души, не жалея сил и спин.
«Именно так: не жалея спин!», – охотно подтвердил внутренний голос, неплохо разбирающийся в спортивно-анатомических нюансах. – «При грамотной гребле работают, в первую очередь, именно длинные мышцы спины, и уже только потом – плечи и ноги. Руки? Не смешите! Руки – отдыхают…».
На носу шлюпки разместились Айна и волчица Вупи, мечтательно вглядывающиеся в озёрные дали и изредка понимающе переглядывающиеся между собой. Егор расположился на корме, управляясь с рулевым рычагом конструкции адмирала Лаудрупа: во время прошлогодней трёхнедельной стоянки на острове Тайване Людвига вдруг посетило озарение, чуть позже претворённое в жизнь крепостными умельцами князей Меньшиковых.
«Может, стоит крепостных мужиков, взятых в это плавание, официально объявить свободными?», – неожиданно отвлёкся от грубой прозы жизни непредсказуемый внутренний голос. – «Обещано же им было, чёрт побери! Обещано? Ну, так и объяви, братец! Гораздо честней все свои обещания – выполнять своевременно, чем бесконечно откладывать их осуществление, выискивая веские причины…. Впрочем, какой – прямо сейчас – в этом толк? Неожиданная воля, свалившаяся, словно снег на голову, непременно снизит среднестатистическую дисциплину. Непременно! Мол: – «Я теперь человек свободный! Какие такие приказы? Не понял! Да кто, вообще, смеет мне приказывать? Пошли все – в место непотребное…». Да, братец…. Давай-ка отложим это человеколюбивое мероприятие хотя бы до весны? Давай, а? Куда торопиться?».
С юга дул тёплый ветер, сопровождавшийся частыми волнами, упорно бьющими в левый борт шлюпки. Поэтому скорость передвижения была откровенно невелика, что позволило индейским каякам уйти далеко вперёд.
В каждом каяке находилось по три молодых атабаска: двое усердно гребли – вдоль разных бортов, а третий попеременно помогал то одному своему товарищу, то другому. По случаю сильного ветра деревянные стержни в торце каяков, фиксирующие связку лодок с грузовыми плотами, были – с помощью кусочков лосиных шкур – зафиксированы намертво.
На бордово-малиновом закате, когда было пройдено порядка сорока миль, шлюпка, неожиданно подхваченная сильным течением, с удвоенной скоростью устремилась на северо-восток, где над широким мысом поднимались дымки походных костров атабасков.
– Река Юхоо! – торжественно возвестила Айна. – Большая река. Хорошая. Быстрая.
– Г-рыы! – не менее торжественно подтвердила волчица Вупи.
Шлюпка пристала рядом с индейскими каяками, наполовину вытащенными на пологую песчаную косу. Грузовые плотики, снятые с хитрой деревянной сцепки, были предусмотрительно разгружены и надёжно привязаны к прибрежным валунам и чёрным корягам.
– Ночью – опасно! – пояснила Айна. – Ветер ударит. Волны – сильные. Можно не заметить. Юхоо унесёт плоты…
Тихим и погожим утром следующего дня, каяки и шлюпка, обогнув серо-жёлтую песчаную отмель, пошли на северо-восток. В этом месте Юкон через каждые триста-четыреста метров делилась на рукава: широкие и узкие, глубокие и мелководные, густо заросшие камышом. Поэтому шлюпка шла вперёд, ориентируясь сугубо на буро-кремовую спину молодого атабаска в каяке, замыкавшим индейскую цепочку.
В протоках было много островов, островков, да и просто – камышовых зарослей, где беззаботно плескалась утиная и гусиная молодь, готовясь в скором времени встать на крыло. Перед носом шлюпки расходились в стороны широкие круги, говорящие о наличие в реке крупной рыбы.
«Братец, да что же это такое, а? Как всё это можно безропотно терпеть?», – возмутился внутренний голос, сам не свой до рыболовных забав. – «Они, сволочи наглые, плещутся себе, а ты должен на них смотреть и захлёбываться вожделенными слюнями? Нет, так дело не пойдёт!
Часа в три пополудни путешественники сделали обеденный привал на одном из островов Юкона. Они разожги костёр, сварили уже привычный походный кулёш: рис – с самыми разными мясожировыми наполнителями, а также местными травами и кореньями, рекомендованными Айной. Ну и чай, в который были добавлены спелые ягоды морошки, малины и черники.
Егор покончил с трапезой одним из первых: уж больно сильно терзал его душу беспокойный рыбацкий зуд. Он отошёл метром на пятьдесят-семьдесят от походного бивуака, срубил длинный осиновый прут и привязал к его кончику тонкую бечёвку. Из-за отворота своей видавшей виды треуголки Егор извлёк рыбацкий чёрный крючок (один из трёх) качественной немецкой ковки. В качестве же грузила он решил использовать обычный медный гвоздь, очень кстати завалявшийся в левом кармане камзола.
«А где взять поплавок?», – напомнил о себе внутренний голос. – «Поплавок – в рыбацком деле – вещь наипервейшая!».
Неожиданно справа раздалось негромкое рычание, Егор обернулся: на него выжидательно смотрели тёмно-янтарные глаза Вупи, в пасти волчицы чуть заметно дрожала – в последних судорогах агонии – крупная бело-чёрная сорока.
– Очень кстати! – улыбнулся волчице Егор. – Молодец! Иди-ка сюда! Иди, иди, не бойся…. Хватит рычать, я же не отнимаю у тебя добычу…. Просто заберу два-три пёрышка. Поплавок мне, сестрёнка, нужен…
Снасть была настроена, но подлая рыба категорически отказывалась клевать. Плескалась, пуская широченные круги, в считанных сантиметрах от перьевого поплавка, но крохотные кубики моржового мяса и китового сала, применяемые рыбаком в качестве наживки, презрительно игнорировала.
– Вот же зараза! – расстроился Егор, когда рядом с поплавком вывалил из воды, продемонстрировав бронзовый бок, крупный красавец-язь. – Издевательство какое-то изощрённое, право слово…
Стараясь не шуметь, на речной берег вышли супруги Уховы-Безуховы, улыбающиеся и полностью довольные жизнью.
«Обнимаются, как всегда, бесстыдники!», – тут же занервничал внутренний голос. – «Сейчас, наверное, острить примутся, хохмить и издеваться…»
После молчаливого трёхминутного созерцания, Айна тихонько поинтересовалась используемой наживкой. Оглядев моржовые и китовые кубики, девушка язвительно хмыкнула, неодобрительно покачала головой и попросила супруга:
– Ваня, переверни дерево. Да, вот это…
Ухов снял походный сюртук, повесил его на нижнюю ветку ближайшей ёлки, поплевал на ладони и, браво крякнув, выворотил из земли – вместе с огромным корневищем – толстую (по северным меркам) засохшую берёзу. Индианка достала из ножен, закреплённых на поясе, острый охотничий нож и принялась с его помощью отдирать от ствола дерева большие пласты коры.
Вскоре она протянула незадачливому рыбаку кусок бело-розовой бересты, на котором шевелились жирные, бело-кремовые короеды, и ёмко объяснила:
– Черви – хорошо! Вкусно! Они жить в старых берёзах. Под корой. Рыба любить черви. Как Айна – Ваню…
«Полюбился нашей розоволицей красавице русский язык!», – задумчиво прищурился внутренний голос, иногда бывающий избыточно подозрительным. – «Бесспорно, она миленькая, сообразительная и добрая, но…. Как-то всё это немного странно. Очень уж быстро она залопотала по-русски…. Хотя, Айна, если верить местным легендам и преданиям, инопланетного происхождения. Вот и достоверное объяснение её неординарных способностей…».
