Андрей Посняков - Удар судьбы
Ксанфия улыбнулась:
— Я знаю… Прощай… И, коли все и вправду так, как ты говоришь — опасайся Никифора Макрита. Это жуткий и мерзкий тип… Как, впрочем, и Герасим…
— Я уже заметил… Постой! — теперь уже Лешка бежал за коляской.
Девушка оглянулась, придержав лошадь:
— Что-то забыл?
— Спросить… Где тебя можно увидеть?
— Ого! — Ксанфия лукаво прищурилась, на щеках ее заиграли забавные ямочки. — Вот так сразу?
— Так где? — настойчиво повторил Лешка.
— По вечерам я иногда гуляю у Влахернской гавани. Вместе с подружками и слугами.
— А мне можно прийти? Просто так… Честное слово, я вам не буду мешать!
Ксанфия неожиданно рассмеялась:
— Что ж, если не будешь — приходи.
До составления отчета оставался ровно один день, а приют Олинф до сих пор являлся непознанным, что, естественно, не могло не будоражить Лешку, все попытки которого проникнуть в тайну приюта терпели крах — и опросы соседей, и даже такое, казалось бы, верное, средство, как срочный визит технитов. Юноша попытался было прикинуться водопроводчиком — его не только не пустили на порог, но и вообще не стали разговаривать, сколько он не барабанил в дверь. Пустое! Лишь чей-то глуховатый голос пообещал спустить собак. Собаки в приюте действительно были — из-за ограды частенько слышался злобный лай. Ну, вот, еще и собаки! Словно и не приют, а какой-то военный объект. Да — дела, хуже некуда. Конечно, можно было бы просто выдумать всю информацию, но… Лешка вдруг опять вспомнил ту самую головоломку о девяти точках, оказавшихся кружками. Их нужно было соединить тремя прямыми линиями — и сделать это оказывалось возможным, лишь только выйдя за границы рисунка. Вот и здесь, похоже, нужно было выходить за границы. Ведь приют не мог быть полностью изолированным от внешнего мира — вчерашней ночью юноша даже заметил посетителей, которых безропотно пропускали в приют, словно самых дорогих гостей. Правда, при этом громила-привратник освещал им лицо горящей свечой. Фейс – контроль — ну, надо же! Если б был какой-нибудь пароль, тайное слово, Лешка, конечно, попытался бы подслушать, а там, может, и проник бы в эту неприступную крепость. Если бы… Ну, а пока оставалось лишь лежать за кустами да внимательно вглядываться в приезжавших господ — судя по коням, коляскам и носилкам, — посетители были именно господами, и не из самых последних.
Таинственные гости разъехались из приюта под утро, но Лешка так и не смог хоть кого-нибудь проследить — нарвался на гопников, которые гужевались по ночам в заброшенном парке. Пришлось срочно спасаться бегством. Убежал, конечно, тем более, уже наступало утро и улицы постепенно заполнялись народом. Придя домой, поспал пару часиков, и теперь вот сидел, думал. Да, и в самом деле, нужно выходить за пределы рисунка… то есть — приюта. Во-первых, туда ведь должны как-то доставлять еду, во-вторых — детей, сиречь воспитуемых… Да, интересно, откуда они берутся?
Лешка не поленился и, заглянув на службу, поинтересовался данным вопросом у непосредственного начальника — старшего тавуллярия Никодима Калавра.
— Откуда, откуда, — недовольно пробурчал тот. — Все из разных мест. На другие приюты накопал что-нибудь?
— Само собой!
— Ну, ладно, о воспитанниках Олинфа я, так и быть, разузнаю сам.
— Вот, спасибо!
— Так что сегодня можешь быть свободным, — Никодим неожиданно улыбнулся. — А вот завтра будем составлять отчет. Явишься сюда с раннего утра.
— Есть явиться! — по-военному отрапортовал юноша и, радостно улыбаясь, покинул Секрет.
Придя домой, юноша завалился спать, велев старому слуге Ксифилину разбудить его сразу после полудня. Солнечные лучи сильно нагревали стены, было душно, и Лешка долго не мог уснуть, все ворочался, временами впадая в дрему. В грезах ему виделась Ксанфия — то сидящая в шикарной коляске, то верхом на коне, а то — купающейся, голой…
— Эй, парень! — потряс его за плечо вернувшийся в дом Владос.
— А? Что?! — Лешка сел на ложе и очумело похлопал ресницами. — А, это ты… Который час?
— Полуденный, — хохотнул грек. — Ты что, куда-то собрался?
— Откуда ты знаешь?
— Ксифилин сказал, что ты велел разбудить.
— Да так, — юноша натянул тунику. — Есть тут вечерком одно дело.
— Помощь не нужна?
— Да нет, — Лешка поспешно спрятал улыбку. — Сам справлюсь. Да, у тебя-то хоть как дела?
— А знаешь, неплохо! — похвастался Владос. — С рудниками, увы, не получилось — там уже почти везде турки, зато нашли пару государственных мастерских — завтра берем их в управление. Угадай, что за мастерские? Ха! Ни за что не угадаешь — гончарные! Те, что у Меландзийских ворот, бывшие мои собственные! Их прежний хозяин, урод, каких мало, довел все до ручки и разорился, а мастерские за долги конфисковали в казну, в эпискепис — тут как раз мы вовремя подвернулись. Короче — завтра становимся эпискептитами! Управляющими, черт побери! О, уж я-то знаю, как организовать производство… — Грек помолчал, упиваясь собственной радостью, а потом предложил Лешке, если не сложится с государственной службой, переходить на работу к нему в мастерские — торговым представителем.
— Но лучше, конечно, послужи, — неожиданно заключил Владос. — Государственный служащий — есть государственный служащий, что и говорить… — парень вздохнул и, лукаво усмехнувшись, добавил: — Ох, Лекса, если б не было этих паразитов-чиновников — как бы мы развернулись! Весь Пелопоннес бы керамикой завалили, и еще на Каппадокию бы осталось!
Порадовавшись за приятеля, Лешка наскоро перекусил и, почистив гиматий, принялся собираться. Да и что там было собираться — только подпоясаться, как говорится! Ну, еще разгладить тунику, красиво зашнуровать башмаки, запахнуть на плече гиматий красивыми складами — это помог сделать опытный в таких делах грек.
— Ну, ты еще губы накрась! — смеясь, посоветовал он. — Уж не на свидание ли собираешься?
Лешка заметно смутился и ничего не ответил. В конце концов, говорить о свидании еще было рано. Говорить? Мечтать! Уж больно сильно зацепила его сердце греческая красавица Ксанфия, о которой, к слову сказать, юноша совсем ничего не знал. Хотя нет, кое-что, конечно, уже можно было предполагать. Девушка — явно из богатой семьи, причем вполне самостоятельная, — гоняет на своей коляске одна, без всяких там слуг и прочих мамок – нянек. А ведь годков ей не так уж и много, ну, может, восемнадцать, а то и вообще пятнадцать. Впрочем, по здешним меркам — уже давно пора выходить замуж. Замуж… Воздыхатель-то у нее имеется, как же-с, знаем — похожий на поросенка Никифор Макрит, судя по всему, та еще сволочуга! Да, есть еще какой-то Герасим — он тоже, похоже, неровно дышит к этой девчонке. Вот, блин… Ладно, там видно будет.
Выросший в совершенно ином времени Лешка не понимал сословных предрассудков и правил, поскольку если б понимал, вряд ли решился бы продолжить знакомство — ведь, кто он? И кто Ксанфия? Хотя что-то подобное уже приходило юноше в голову. И тем не менее…
Розовато-палевые воды залива Золотой Рог ласково омывали золотистый песок пляжа и серые камни Влахернской гавани. Золотой мячик солнца клонился к закату, и черные тени зубчатых воротных башен протянулись далеко – далеко, почти до самых волн. Невдалеке, за стеною, тускло поблескивал купол полуразрушенного дворца императора Константина Багрянородного, чуть левее виднелись серые стены монастыря Хора, того самого, где был в послушниках Георгий. Странный парень. Хороший, добрый, на странный. Вот так взять и добровольно уйти из жизни — запереть себя в монастырь. Ради чего, спрашивается? Ради постижения Бога? Так, может, Его можно постигнуть и каким-нибудь другим, менее радикальным способом? В конце концов, стал бы священником, как вот отец Сергий, женился бы на какой-нибудь красивой и доброй девчонке — ведь православным священникам можно жениться — нарожал бы детей. И служил бы себе спокойно службы в какой-нибудь церкви, пользуясь уважением прихожан. Не жизнь — сказка! И — при Боге, и из мира уходить не надо. Нет, понесло в монастырь!
Лешка задумался — конечно, хорошо бы поговорить с парнем на эту тему, да только вот тот что-то давно уже не показывается дома. Видать, и вправду, скоро примет постриг, а тогда уж разговаривать будет поздно.
Юноша обернулся, услышав позади девичий смех, и солнечный луч ударил ему в левый глаз. Лешка прищурился…
Три девушки в легких накидках, смеясь, спускались по узкой тропинке к морю. Солнце било им в спины, обрисовывая фигуры, так, словно на всех трех вовсе и не было никакой одежды. Пока Лешка раздумывал — подойти сразу или чуть подождать? — девчонки сбросили обувь и, приподняв подолы туник, взбаламутили ногами воду.
С многочисленных, стоявших в гавани кораблей им махали руками матросы. Девушки тоже помахали в ответ, и, прихватив обувь, пошли по узкой полоске пляжа в сторону гористого мыса, поросшего густым кустарником и кипарисами. На Лешку даже и не взглянули, впрочем, он и не привлекал к себе особого внимания — стоял себе чуть в стороне от тропинки, делая вид, что разглядывает корабли.
