Богдан Сушинский - Восточный вал
Скорцени и Кальтенбруннер едва заметно переглянулись. «Могли Гиммлер каким-то образом узнать о конфузе, который только что произошел в коридоре замка? — прочитывалось во взгляде каждого из них. — Или же рейхсфюрер имеет в виду себя?».
— Такого человека вообще нельзя слишком долго оставлять без присмотра, — сказал Кальтенбруннер. — Никто не знает, что он, в конце концов, возомнит о себе. И чем это кончится.
— Обычно такое кончается виселицей, — напомнил ему Скорцени. — Однако не хотелось бы, чтобы история Великого Зомби, именуемого еще Имперской Тенью, закончилась столь плачевно.
Адъютант Гиммлера наполнил бокалы всех троих и вопросительно взглянул на шефа.
— Сомневаюсь, что Зомбарт действительно способен сколько-нибудь долго пребывать в роли фюрера, — проговорил Кальтенбруннер в бокал, словно в рупор.
«Видно, Кальтенбруннер решил нанести удар первым, — понял Скорцени. — С его стороны это, конечно, непорядочно, но что поделаешь?». Но вслух произнес:
— Именно это мне и хотелось бы выяснить, господин обергруппенфюрер.
— И сделать это можно уже сейчас, — добавил Гиммлер. — для этого мы, собственно, и собрались.
— Хотя для того, чтобы талант лжефюрера раскрылся по-настоящему, следовало бы сделать вид, что мы воспринимаем его как фюрера.
— Это недопустимо, — проворчал шеф РСХА. — А по отношению к фюреру еще и непорядочно. И вообще, проще было бы его убрать. Стоит ли рисковать, имея под рукой человека, способного выдавать себя за фюрера, вводя при этом в заблуждение тысячи людей?
— Считаете, что пора вообще избавляться от всех двойников фюрера, дабы исключить появление одного из них в качестве оригинала? — прямо спросил его Скорцени, хотя делать этого не следовало. Зачем провоцировать Кальтенбруннера на категоричность?
При всей той независимости, с которой держался Скорцени как руководитель имперской диверсионной службы и личный агент фюрера по особым поручениям, он все же не забывал, что прямым его начальником является Кальтенбруннер, и с этим следовало считаться.
— Я уже высказал свое мнение. Считаю, что теперь, под занавес войны, Зомбарт представляет реальную опасность. Впрочем, понимаю, что на создание образа лжефюрера было затрачено много сил и найти еще одного такого трудно.
— Он искренне предан фюреру и Германии. Такой на измену не пойдет.
— А ведь посудите сами, — вдруг пустился в рассуждения Гиммлер, что было бы, если бы заговорщики, возглавляемые Беком и Ольбрихтом, учли преданность германцев своему фюреру. Тогда в приказах, издаваемых 20 июля, они не стали бы слишком уж нажимать на то, что Гитлер погиб. Наоборот, обзавелись бы настоящим двойником, который поддерживал бы их, сковывая действия всех, кто в тот день оставался в «Вольфшанце», и, вводя в заблуждение тех, кто еще только мечтал о личном кабинете в бункере.
— Но существует опасность, что могут найтись несколько генералов, способных учесть ошибки предшественников? — едко заметил Кальтенбруннер.
— Об этом я должен спросить вас, Кальтенбруннер, — мягко парировал Гиммлер, напоминая, кто есть кто. — Существует ли такая опасность?
— По-моему, — ответил начальник Главного управления имперской безопасности, — мы перевешали всех, кто способен был не то что помышлять о заговорена хотя бы усомниться в святости фюрера.
Гиммлер взглянул на Скорцени так, словно развешиванием генералов по виселицам занимался исключительно он, однако обер-диверсант брезгливо промолчал. Заговорил он лишь тогда, когда забытый присутствующими адъютант рейхсфюрера вновь напомнил о себе, поинтересовавшись, не пора ли приглашать в кабинет самого Великого Зомби.
Теперь уже все трое посмотрели на адъютанта, как на безумного уличного просителя, неосторожно вклинившегося в деловой разговор трех важных персон.
— Не проявляйте инициативу в тех случаях, когда она явно наказуема, — посоветовал ему Гиммлер.
— Я понял: когда Зомбарт понадобится, его позовут.
Никто из руководителей СД не отреагировал ни на его слова, ни на его уход.
— А ведь лжефюрера могут использовать не только враги Гитлера, но и его соратники, — первым нарушил воцарившееся молчание Отто Скорцени.
— И соратники? — насторожился Гиммлер. Он, возможно, как никто иной в рейхе, знал о маниакальной подозрительности Гитлера и понимал, как болезненно тот мог бы отреагировать, если бы слова Скорцени дошли до его слуха.
— Особенно много иллюзий в этой связи может возникнуть в дни, когда враги ворвутся в рейх и для многих из нас придет время уходить в подполье.
Услышав это, Гиммлер и Кальтенбруннер замерли от удивления, однако «первый диверсант рейха» сделал вид, что не заметил их замешательства. Мысль о том, что может настать день, когда верхушке рейха придется уходить в подполье, до сих пор в открытую высказывать никто не решался. По крайней мере, вслух, а тем более — в присутствии Гиммлера. Такая возможность лишь иносказательно подразумевалась.
И каким в таком случае видится вам развитие событий? — поинтересовался Гиммлер.
— К тому времени Зомбарт уже мог бы укорениться в одном из убежищ, сплотить круг надежных соратников и с одинаковым успехом сбивать с толку и людей, праведно верных нашей идее, и, что особенно приятно, наших непримиримых врагов.
— За вашим предположением уже просматриваются конкретные лица? — попытался уточнить рейхсфюрер. — Я имею в виду «круг надежных соратников» лжефюрера.
— Пока что — нет. Однако испытать лжефюрера в конкретной обстановке стоило бы уже сейчас. Воспринимая при этом лжефюрера всего лишь, как лжефюрера.
Гиммлер и Кальтенбруннер облегченно вздохнули. Им явно не хотелось затевать новую волну репрессий.
— Где именно вы предложили бы использовать Зомбарта? — заинтригованно спросил Гиммлер.
— Для начала — в «Регенвурмлагере», дьявол меня расстреляй. Под землей, и подальше от Берлина. Если он там и собьет с толку коменданта или какого-нибудь офицера охраны, ему это простится
Рейхсфюрер и обергруппенфюрер СС взволнованно переглянулись.
— Интересная мысль, — неожиданно быстро поддержал Скорцени начальник РСХА. — Главное, чтобы он был подальше от рейхсканцелярии и Берлина, и боже упаси его путаться у меня под ногами.
— Так вот, «Регенвурмлагерь» как раз и решает проблему ставки лжефюрера. А что, далекий от Берлина подземный город СС. Ограниченный, мало контактирующий с наземными войсками и гражданскими лицами, гарнизон. Свой, оригинальный уклад жизни.
— Логично, — без особого энтузиазма признал и рейхсфюрер СС. Он прекрасно понимал, что в конечном итоге решать этот вопрос придется ему. И объясняться с фюрером по поводу этой акции — тоже выпадает ему. Как, впрочем, и отвечать за ее последствия. — Но пока что мы даже предположить не можем, как к этой затее отнесется сам фюрер.
— В свое время он сам дал добро на подготовку нескольких двойников.
— Если бы мне сообщили, что в «Регенвурмлагере» должен появиться Лжегиммлер, — задумчиво произнес рейхсфюрер СС, — я долго думал бы, прежде чем согласился бы на его явление миру.
— Но в конечном итоге, исходя из интересов Германии, согласились бы, — заверил его Скорцени.
— Не уверен. И потом, как вы собираетесь преподносить офицерам гарнизона появление в «СС-Франконии» фюрера. Они послушают радио или прочтут газету и узнают, что на самом деле в тот день, когда фюрер якобы появлялся в их подземелье, на самом деле он встречался в Берлине с каким-то иностранным дипломатом или провел полтора часа в новом батальоне гитлерюгенда. И что дальше, как вы будете объяснять явление им фюрера в подземелье?.
— Нужно в пропагандистском плане преподнести эту операцию как создание в лагере секретной штаб-квартиры фюрера, в которой он якобы время от времени появляется, в лице Имперской Тени, естественно. Очень скоро это породит у обитателей «Регенвурмлагеря» уверенность: Гитлер действительно рассматривает «СС-Франконию» в качестве своей новой ставки. При этом важно, — излагал свою точку зрения Скорцени, — чтобы в первое общение с гарнизоном вступил истинный фюрер, а уж затем импровизировал Имперская Тень.
— А вы уверены, что фюрер согласится на такой шаг? — усомнился Кальтенбруннер.
— Убежден: фюрер поймет суть нашего замысла, согласится уделить городу СС несколько часов своего бесценного времени и смирится с ролью своего двойника в подземном городе СС.
Скорцени ждал, что свою речь Кальтенбруннер вновь завершит словами: «Только бы лжефюрер находился подальше от рейхсканцелярии и Берлина, и боже упаси его путаться у меня под ногами». Однако на сей раз шеф РСХА воздержался от этого условия, и обер-диверсант почувствовал, как из противника взращивания лжефюрера Кальтенбруннер превращается в его сторонника. Обер-диверсанта это умиляло.
