Владимир Корн - То, что действительно важно
— Я что, недостаточно громко говорю? -
Мои вопросы не относились ни к кому конкретно, но и ответы мне совсем не требовались.
Жюстин сполз на лавку, видимо израсходовав весь остаток сил. А ведь он не успел ничего попробовать из стоявшего перед ним блюда. Или не захотел?
Обвел всю троицу взглядом, стараясь, чтобы в глазах, кроме скуки, ничего не было, почему-то решив, что так будет круче.
— Я не хочу крови. Но у меня нет выбора — секунду помолчав, добавил — Впрочем, если мой брат Тимур согласен принять извинения… -
Не слишком-то мы и похожи как братья, разве что цветом глаз. Да разве же дело в этом? Дело только в том, чтобы эти люди могли понять, что можно заступиться за друга, товарища, да за кого угодно. Но если один называет другого братом, это говорит о том, что человек ему родная кровь, пусть не по отцу и не по матери.
А это значит, что шуток не будет, совсем не будет.
Что же касается Тимура…. Это имя первым пришло мне в голову, когда я чуть ли не на себе тащил Жюстина от причала к лекарю. Подъем очень крутой и селение было расположено на само его верху. Вероятно, река в сезон дождей поднимается очень высоко, поскольку на самом берегу были только причалы да несколько строений самого временного вида.
Не Жюстином же его называть, в конце то концов. Ведь в таком случае получается то, что даже он успел выучить — палево.
Когда Жюстин спросил, кто такой Тимур я ответил, что был такой знаменитый полководец, завоевавший полмира. Его еще Железным Хромцом называли. После этого Жюстин покосился на меня, но не сказал ничего. Я же в очередной раз поздравил себя с превосходным чувством такта…
Затем снова посмотрел каждому в глаза, начав с самого ближнего. Тот сломался на второй секунде, отведя взгляд в сторону. Самым крепким из них оказался старший, тот, что стоял в стороне. Но и он никуда не делся, потому что разговоров дальше не будет. А будет кровь и кто-то победит. Возможно, победят они, возможно мы. Кто-то эту победу не увидит.
И все это будет не из-за золота, чести или еще чего-то существенного, а всего лишь из-за неудачной штуки.
— Я не знаю и знать не хочу, кто оскорбил моего брата, но извиняться придется всем. Ты — не надо объяснять, что начал я с главного. Когда тот извинится, остальным дастся это значительно легче. Надеюсь.
И он извинился. Остальные сделали то же самое, причем едва не одновременно. Следом я взглянул на Жюстина. Теперь от его реакции зависело все. И Жюстин сказал:
— Не трогай их — затем добавил — пожалуйста. -
Вероятно, он и сам верил в то, что стоит мне начать их трогать, как через пару мгновений будет три трупа. Если бы.
— Пошли, Жюстин — произнес я и тут же чертыхнулся про себя, тоже мне конспиратор — нас ждут. -
Если ты не захотел есть эти замечательные, очень аппетитные даже на вид колбаски, то вряд ли захочешь делать это сейчас, после всего того, что произошло.
Быть может, стоит захватить с собой хотя бы одну, вот ту, что с краю тарелки, с поджаристым бочком и самую толстую? Но вдруг я выпаду из образа? Или наоборот получится, что таким образом я только укреплю его, образ человека, не забывающего о жратве даже в преддверии кровавой битвы, той, что ему предстоит? Или предстояла.
На приглянувшуюся мне колбаску села жирная зеленая навозная муха и это все решило.
Возчик ждал нас, и мне осталось всего лишь подсадить Жюстина в телегу, поскольку на это у него не хватило сил. Видимо, весь остаток он израсходовал в корчме.
Первым долгом я извинился перед ним за то, что посмел набиться к нему в родню, пусть и таким образом. Извинился в шутливой форме, но Жюстин лишь кивнул головой. Затем сказал то, что я совсем не ожидал от него услышать:
— Спасибо, что вернулся, Артуа.-
И я поперхнулся сухарем, который успел извлечь из мешка, где хранился запас продуктов, захваченный вместе с лодкой.
Жюстин, посмотрел на меня, пытающегося прокашляться, и добавил:
— Извини, что засомневался в тебе. -
Всю дорогу я старался не думать о том, что знахарка подтвердит диагноз.
Дом знахарки оказался на окраине селения. Хозяин громыхающей на ухабах телеги и комолой кобылы подвез к самой калитке.
Во дворе нас встретил кудлатый пес с огромной лобастой башкой, на удивление добродушный, несмотря на прямо таки зверский вид.
А вот хозяйки дома не оказалось. Мы, дожидаясь ее, присели в тени на скамеечке под невысоким раскидистым деревом, плоды которого напоминали и вкусом и видом абрикос, но более сочный и еще они имели фиолетовую полоску, разделяющие их на две части. И так мне захотелось съесть один из них, вот этот, что висел на ветке чуть ли не перед самым моим носом.
Я почесал грудь, сорвал его, отправил в рот целиком и снова запустил руку за ворот своей рубахи. И тут меня будто ударило молнией в голову. Не из-за фрукта, совсем не из-за него. Просто я сообразил, что только что почесал грудь.
Я извлек руку и осторожно туда заглянул. Осторожничал я по двум причинам. Мне не хотелось, чтобы на мои телодвижения обратил внимание Жюстин. И самое главное, я до ужаса боялся обнаружить там то, из-за чего ему и был поставлен такой страшный диагноз.
До этого момента все выглядело значительно проще. В глубине души я все же допускал возможность того, что Жюстин действительно болен. Болен самой страшной болезнью из тех, что имеются на этой планете. Нет, конечно, я был почти убежден, что произошла ошибка. Но тогда все это касалось не меня самого.
Со мной-то этого точно не может произойти. Ведь каждый из нас не такой как все, и именно с нами не может случиться ничего дурного. Пусть в данную минуту у нас не все так, как нам хотелось бы, но это временно. Пройдет совсем немного времени, и все поправится. Мы станет теми, кем и должны быть, а дальше все будет только лучше и лучше. А уж что-то очень плохое, нет, только не с нами…
В ложбинке между грудных мышц, размерами которых я всегда немного гордился, имелось несколько крохотных красных прыщей.
Глава 34. Лиойя
Жюстин посмотрел на меня и горько усмехнулся. Когда-то и он думал точно также.
Сейчас мне нечем подбодрить его, кто бы сказал мне то, в чем не так давно пытался убедить его я.
Так, и что я теперь могу предпринять? Да ничего, кроме того единственного, что советуют умные люди. А советуют они принять как данность самое плохое, что может произойти в любой ситуации. Тогда все остальное будет казаться не таким уж и страшным.
Самым плохим будет моя смерть. Смерть долгая и мучительная.
Фибус, проявляя первый свой привет сыпью на груди, затем переходит на ноги, лишая человека возможности ходить и оставляя все остальные части тела на потом. И идет процесс разложения ткани, процесс мучительно болезненный. Сначала больной не может ходить без посторонней помощи, затем теряет способность шевелить конечностями, и лишь потом болезнь убивает его.
Это может растянуться и на месяц. Конечно, в том случае, если за больным найдется кому-то ухаживать. Мне это не грозит.
Вспышки этой болезни могут возникнуть где угодно, и никаких закономерностей или предпосылок для этого нет. Так же непонятно, почему эпидемия заканчивается.
Я знаю все это потому, что рассказы о фибусе являются одной из тех мужских страшилок, что обычно рассказываются перед сном у костра. И всего лишь несколько недель назад услышал о нем впервые.
И я не стану ждать, когда болезнь разовьется слишком сильно. Надеюсь, что у меня хватит мужества сделать то, что остается единственно верным решением.
Теперь хватит об этом. В конце концов, остается надежда на неправильный диагноз.
Я уж совсем было собрался попытаться ободрить Жюстина шуткой, и даже успел открыть рот, когда из-за дома знахарки вышла девушка с лукошком в руке. Она не замечала нас и шла что-то напевая.
Мы с Жюстином смотрели на нее не отрываясь, и было от чего. Стройная, с роскошными золотистыми волосами она была настолько мила, что глядя на ее улыбку, невольно начинаешь улыбаться сам. Что мы и сделали. Надеюсь, наши улыбки выглядели не очень глупыми, когда она нас заметила.
— Вы, наверное, к бабушке пришли, лечиться? — голосок ее полностью соответствовал облику. Девушка была совсем молода, не старше пятнадцати.
Я вскочил на ноги, позабыв обо всех подозрениях относительно своего здоровья. Жюстин тоже попытался это сделать, но у него ничего не получилось.
Улыбка девушки сменилась выражением соболезнования, когда она разглядела его состояние.
— Вы не волнуйтесь, бабушка обязательно вас вылечит — обратилась она к Жюстину.
Тот же выглядел так, что у меня сразу возникли опасения, что теперь ему придется лечиться от другой болезни, от которой лекарство еще никем не придумано.
Я вспомнил, для чего мы сюда заявились. Вот от нее точно нет никакого лекарства, и от этой болезни умирают.
