Александр Мазин - Князь
Сладислава отложила шитье:
– Впускай гостей во двор. Я сама их на крыльце встречу.
Гостей Сладислава узнала сразу. И порадовалась, что не отослала их прочь, не взглянув.
Двое: мужчина и мальчик. На обоих брони. На мальчике – чужеземной работы, возможно, арабской, на взрослом – тоже добрый панцирь, но попроще, кованный здесь, в Киеве. Вблизи Сладислава даже могла бы определить, кто из трех киевских бронных мастеров его ковал.
А вот лошадь лучше у старшего: широкий в крупе боевой хузарский жеребец-пятилетка. Мерин младшего косился на цепного мишку, сидевшего у забора, по-собачьи вывалив длинный язык, косился и всхрапывал. Конь старшего и ухом не вел. Вышколен. Для боя и для охоты.
В оружии и лошадях жена воеводы разбиралась не хуже мужа. Почти двадцать лет замужем за воином. Выучилась.
Гости спешились. Старший, кряжистый муж со светло-рыжей бородой, снял шлем, поклонился:
– Здрава будь, хозяйка! Мир дому твоему!
– Мир и тебе, Добрыня, – наклонила голову Сладислава. – Мужа моего нет, но, думаю, скоро вернется. Подождешь?
– Подожду, – степенно ответил Добрыня. – Знаком ли тебе племянник мой и пестун Владимир?
Сладислава покачала головой.
Конечно, она знала этого мальчика. Но решила не портить Добрыне игру.
– Мой отец – великий князь Святослав! – громко объявил мальчишка и покосился на дядьку: не рассердился ли?
– А я – Сладислава, жена воеводы Серегея.
– Воевода Серегей – великой славы муж! – с важностью, по-взрослому ответил мальчик. – Но мой отец – больше! Никого нет славнее его!
– Твой отец – великий князь, – сказала Слада. – Но, может, выросши, ты превзойдешь его!
Мальчишка гордо задрал подбородок.
– Пожалуйте в дом, – сказала Слада. – Не пристало таким, как вы, во дворе ждать. Лушкарь, Хмель, примите коней у сотника и княжича!
– Воеводу Серегея нам и во дворе ждать не зазорно, – степенно произнес Добрыня (племянник удивленно взглянул на него). – Но коли приглашаешь в дом, мы рады.
И, по-прежнему держа шлем в руке, шагнул к крыльцу.
Владимир, глядя на него, тоже снял шлем, пригладил светлые вихры. Но перед тем, как войти, быстро обернулся и показал медведю язык.
Первой в дом вбежала дочка.
– Мамка! Мамка! А мы… – она осеклась, увидев гостей, тут же опомнилась, вытянулась стрункой: – Здравствуйте!
– Здравствуйте, здравствуйте! – привычно наклонясь, чтобы не задеть шлемом притолоку, в дом вошел Духарев.
Добрыня встал, пихнул племянника, и тот тоже вскочил.
– Здрав будь, воевода! Прости, что незванными…
– Оставь! – Сергей снял шлем, сунул дочке. – Оботри его, Данка, и повесь, где всегда. Рад тебе, сотник! По делу пришел или так, проведать?
– Можно сказать, и по делу… Да ведь тебе, воевода, с дороги перекусить, горло промочить надо. Мы подождем.
– Говори уж! – потребовал Духарев.
– Ну ладно, – согласился Добрыня. – Хочу правду узнать. Знаю, воевода, ты врать не будешь. Слухи ходят: хочет великий князь моего племянника из Киева услать. Вроде бы отец княгини этого требует. Так ли это?
– И да и нет, – сказал Духарев. – Вранье, что дьюла мадьярский может у нашего князя что-то требовать. А правда то, что из Киева княжичу Владимиру придется уехать. Почему так, это, Добрыня, разговор долгий, а я и верно проголодался. Так что подавай, Сладушка, на стол. Поснедаем и поговорим.
– А где ж Устах? – негромко спросила Слада.
– К князю поехал бересту Роговолтову отдать. Может, там, в Детинце, и заночует. А утром – к нам.
Перед трапезой Духарев произнес краткую молитву. Скорее для Слады, чем для Бога. Гости отделили малую толику своим богам. Ели в молчании. Заинтересованный Владимир вертел круглой светловолосой головой, разглядывая убранство горницы. Посмотреть было на что. Свет масляных ламп отражался на множестве драгоценных вещей, добытых хозяином в бою, подаренных друзьями и союзниками, привезенных издалека родичами. Восточные ковры и западные гобелены соседствовали друг с другом и с охотничьими трофеями так же естественно, как длиннорогая голова тура из приднепровских степей – со шкурой белого медведя, промысленного в полночном краю. А две стены из четырех были увешаны оружием, да так плотно, что из-под него почти не было видно коврового ворса…
– …посему придется твоему племяннику уехать, – поймал Владимир окончание фразы и сразу встопорщился.
– Никуда я не поеду! Я – княжич! Никто не вправе мне приказывать!
– Цыть! – прикрикнул на мальчика дядька. – Нишкни, отрок, когда мужи говорят!
Владимир закрыл рот и даже слегка втянул голову в плечи. Княжич-то он княжич, а рука у дядьки Добрыни тяжелая.
Духарев с улыбкой наблюдал за мальчишкой. Ему смутно помнилось, что пацана ждет великое будущее. И имя у него хорошее: Владимир.
– Уехать, – повторил он. – Но не сейчас, весной. Вопрос: кем он поедет? Приживалой или владыкой? Роговолт полоцкий будет против. Белозерский князь – тоже. Но новгородцев можно купить. Я попытаюсь все устроить, хотя это обойдется недешево.
– Не знаю, хватит ли моих гривен… – произнес Добрыня. – Я ведь уже давно не хожу в походы, а земли своей у нас совсем мало.
– Гривен хватит, – сказал Духарев. – Будет мало, я добавлю. Пустое! – отмел он попытку Добрыни запротестовать. – Когда-нибудь сочтемся. К примеру, дашь моему брату право десятилетней беспошлинной торговли на земле княжьего городка. Не о гривнах разговор, Добрыня, о будущем. Что еще тебя смущает?
– Сами новгородцы, – сказал Добрыня. – Скандальный народец. Нету в них верности.
– Это как поставишь, – возразил Духарев. – Привратника моего видел?
– Которого? С клыками или без?
Владимир хихикнул.
– Без. Так вот он – новгородец. Я его у тиуна одного забрал. У тиуна этого шесть стражников было. Пятеро, как моих варягов увидели, сразу наутек пустились, а этот в драку полез.
– И что? – заинтересовался Добрыня.
– Да ничего. Намяли ему бока. Правда, и он моему десятнику губу разбил.
– Варягу?
– Варягу. Так что думай. А надумаешь – дай мне знать.
– Думать тут нечего, воевода, – сказал Добрыня. – Дело делать надо.
– Добро. Делай. А я вот через две седьмицы в Полоцк отправлюсь. Могу твоего княжича взять, если захочет. Что, Владимир, поедешь со мной в Полоцк?
– Я с батькой на полюдье поеду! – задрал княжич курносый полянский нос.
– Этой зимой батька твой на полюдье не поедет, – сказал Духарев. – Не до того ему. Но не хочешь – дело твое.
– Хочу! – быстро сказал княжич. Оглянулся на дядьку: как он, не против?
Добрыня кивнул, одобряя.
– Вот и хорошо, – сказал Духарев. – Поучу тебя бою варяжскому, обоеручному. Хочешь?
– Хочу. Чтобы как батька?
– Это уж как стараться будешь, – сказал Сергей.
– Я буду стараться! – воскликнул парнишка. – Я на мечах…
– Цыть, отрок! – добродушно перебил его Добрыня и встал: – Благодарствую, хозяйка, за угощение! А тебя, воевода, уж и не знаю, как благодарить!
– Живы будем – сочтемся! – сказал Духарев.
– …Хочу, чтоб ты запомнил, Владимир, этим людям – воеводе и его жене – ты жизнью обязан! – внушал Добрыня племяннику, когда, распрощавшись с хозяином, они ехали в Детинец. – Кабы не они, не было б тебя на свете.
– Да слыхал я, слыхал уж, – недовольно бурчал мальчик. – Сколько можно одно и то же толочь, дядька!
– Сколько нужно! – рявкнул Добрыня. – Замолкни и слушай! Внимательно слушай, ежели хочешь князем быть, а не ходить в гриднях у братьев!
– Тю! Да я их обоих запросто! Хоть на мечах, хоть…
Добрыня потянулся и треснул племянника по шлему.
– Помолчи, сказано! О том, что сегодня в доме воеводы слыхал, – никому! Даже батьке! Сболтнешь – не быть тебе князем! А сделаем, как воевода сказал, может, и впрямь славой ты отца превзойдешь, как Сладислава тебе посулила.
Некоторое время дядька и племянник ехали молча, потом Владимир сказал:
– А она красивая, воеводина жена…
– Зачем ты ему помогаешь, Сергей? – спросила Сладислава. – Он же рабичич. Никто его здесь в Киеве не привечает, даже княгиня Ольга. Ярополк и Олег крещены, а этот – маленький язычник…
– В жизни всякое бывает, – сказал Духарев. – Бывает, язычник становится христианином, а бывают христиане хуже язычников. Хочу тебя спросить…
Но спросить он ничего не успел. В горницу, широко улыбаясь, вошел Устах.
Глава 10
Старые друзья и новые планы
– Хозяюшка! – воскликнул Устах, раскрывая объятья. – Сладиславушка! – обнимая ее, прикладываясь щекой к щеке. – Здравствуй! Ах, как похорошела!
– Да ну тебя, Устах! – Слада самую малость порозовела. – Как твои?
– Здравы, хвала богам! Тебе кланяются! А вы никак почивать собираетесь? Меня, что ли, не ждали?
