Цикл романов "Целитель". Компиляция. Книги 1-17 (СИ) - Большаков Валерий Петрович

Шагами уминая красную ковровую дорожку, метко прозванную «кремлевкой», Джеральд вышел к искомой локации. В приемной его встретили вышколенные офицеры, и без того, что русские зовут volokitoy, проводили в кабинет.

К этому моменту Фейнберг окончательно успокоился, смахивая с души налипшую паутину штатовской пропаганды.

— Здравствуйте, Герман! — живо приветствовал его сам председатель всемогущего Комитета. — Или вам привычнее Джеральд?

— Герман, Герман! — замахал рукой ученый. — Я, хоть и привык уже, адаптировался, но пока не обрусел окончательно.

Иванов весело рассмеялся, и пригласил «Берга» к небольшому столику в окружении кресел. Сейчас, в приватной обстановке, генерал выглядел скорее партийным функционером или директором завода. Костюм сидел на нем, как влитой, да и очки добавляли чертам интеллекта, но, все равно, простецкое, обычное лицо председателя КГБ располагало к открытости и даже откровенности, стирая сословные барьеры.

— Борис Семенович… Не знаю, с чего начать, поэтому…

— А вы без подходов, Герман, — тонко улыбнулся Иванов, — без предисловий.

— Да! — Фейнберг выдохнул, подумал, и заговорил: — Теорией пространства и времени в Штатах занимались ровным счетом двое — я и Лит Боуэрс. По сути, собственных наработок у нас не было, от слова «совсем», хотя именно я, независимо от товарища Терлецкого, разрабатывал гипотезу тахионов. Практически всю информацию мы получали от ЦРУ… М-м… Ну, детали вам известны лучше, чем мне! Так вот… Хронокамера, инвертор времени, бета-ретранслятор — всё это очень и очень серьезно, и их применение нечистоплотными людьми может повлечь за собой крайне печальные последствия. Нам очень повезло, что вице-президент Даунинг, курирующий работы Боуэрса, придерживает, тормозит исследования, скрывает от политиков потенциальные возможности открытий Михаила Гарина. Но, согласитесь, всё это очень ненадежно и шатко! — в его голосе зазвучала робкая вкрадчивость: — А ведь полностью в тему посвящен, по сути, один лишь Боуэрс. Исчезнет он — и восстановить утраченные компетенции будет очень и очень сложно.

— Предлагаете ликвидировать Боуэрса? — мило улыбнулся Иванов.

— Нет-нет, ни в коем случае! — всполошился ученый. — Да, Лит… м-м… «сдал» меня, и пассивно наблюдал за тем, как готовится мое убийство. Ну-у… Да, неприятный человек, но в нем просто разгулялся своеобразный «комплекс Сальери»! Однако, как мне намекали, он… э-э… как бы «перековался». В общем… Что я предлагаю? Во-первых, предложить Боуэрсу бежать в СССР. А вот, если заартачится… Вот тогда его можно похитить без особых церемоний и перевезти сюда. Но этого мало. Одновременно с похищением… ну, или побегом необходимо организовать изъятие всех секретных материалов — в самом Центре пространственно-временных структур, что в Лос-Аламосе, в Массачусетском технологическом институте, в Колумбийском университете и в НАСА. Понимаете? Никого вообще убивать не нужно, поскольку те ученые или инженеры, что участвовали в проектах Боуэрса, работали не надо всей проблемой в целокупности, а над ее мелкими частями, не догадываясь даже о сути своих исследований. Ну и, разумеется, в тот же самый день «Д» необходимо устроить ряд диверсий — угнать или уничтожить самолет, вооруженный инвертором, а заодно и пару мобильных устройств — они все находятся на полигоне «Уайт-Сэндс». Обе хронокамеры, в Колумбийском универе и в Лос-Аламосе, тоже нужно свести на нет. Ну, и преобразователи пространства туда же — и тот, что в Лос-Аламосе, и запасной — на базе Эдвардс. Вот в этом случае станет гора-аздо спокойней!

Иванов задумчиво покивал.

— Что же… Если американцы вывезли оберштурмбанфюрера СС Вернера фон Брауна, то почему бы нам не вывести из игры Лита Боуэрса? — он украсился мягкой улыбкой. — Товарищ Фейнберг, а ведь вы обрусели!

Глава 12

Среда, 26 апреля. День

«Альфа»

Эквадор, южнее Гуаякиля

Банановое дерево оказалось травянистым, больше всего похожим на лук-порей, только в два человеческих роста. Ряд за рядом тянулась бесконечная плантация — ровным, широким разливом зелени до самых гор, синевших вдали.

«Zona bananera».

Рита впервые в жизни пробовала спелый банан! Вкусноте-ень…

Плоды, что лежат в советских магазинах, срезают прямо здесь, недели за две до спелости. А когда их развозят по сети «Универсам» или «Гастроном», начинается любопытное действо — бананы обрабатывают «газом созревания». Оказывается, налившийся соком фрукт выделяет этилен, и как бы будит зеленых братьев по грозди: «А ну, быстро спеем!»

— Урожай собирают два раза в неделю, — делился информацией Харатьян. — У бабушки на даче картошка вырастает за три месяца, а банан зреет больше года! Представляешь? Даст гроздь в двадцать кило — его срубают, а побеги уже в рост пошли…

— Всё-то ты знаешь, — улыбнулась Гарина.

Дима вспыхнул румянцем, зарделся, как мальчик.

— Да это Санчес всё, он тут с малых лет… Будет батрака дона Альварадо играть. Вон, вкалывает…

Девушка оглядела плантацию. По дорожкам-«магистралям» торопливо шагали местные работяги — таскали увесистые грозди, накрывали пакетами распустившиеся цветы, пряча завязь от букашек-таракашек, выпалывали сорняки…

— Рита… — стихший голос Харатьяна дрогнул. — Мы с тобой… друзья?

— Да, Дима, — мягко ответила Гарина, не дозволяя вырваться понимающему вздоху.

— Скажи… — Дмитрий замялся. — А на что-то большее я могу рассчитывать? Ну, пусть не сейчас, пускай потом, — заторопился он. — Вообще, когда-нибудь?

— Нет, Димочка, прости.

Харатьян сник, грустя об утраченных надеждах, но вера все еще жила в нем, хотя и еле теплилась.

— Это ты меня прости, — забубнил он, отворачиваясь. — Не надо было спрашивать, но ты же понимаешь… Пока не задашь этот вопрос, не успокоишься. Да и потом покоя не дождешься… Но хоть мучать не будет собственная… собственное недеяние!

Рита грустно улыбнулась. Все мужчины обычно робеют, вопрошая девушек. Наверное, страшатся услыхать отказ.

— Дим, а тебе Наташа нравится?

— Нравится, — невесело ответил актер. — Но ты мне нравишься больше… А-а! Балбес… — покривился он. — Причем тут, вообще, мера? Просто… Наверное… Я все-таки люблю тебя.

Рита вздохнула, а Дима сильно огорчился.

— Вот же ж… Извини, Рит! Тебе и так нелегко, а тут я еще, со своей любовью!

Гарина медленно покачала головой.

— Знаешь, Дим, не так уж у меня всё и страшно, — девичье лицо словно осветилось изнутри. — Тяжело терять, а меня — всего-то! — мучит ожидание. Ничего, дождусь. Но… признание всегда приятно. Помнишь, у Лопе де Веги? «Любовью оскорбить нельзя, кто б ни был тот, кто грезит счастьем; нас оскорбляют безучастьем…» — она тихонько засмеялась. — Понял?

— Понял! — разулыбался Харатьян.

Зависла неловкая пауза, но длилась она недолго.

— Внимание! — протяжно выкрикнула помреж. — Тишина на площадке!

— Приготовиться! — подхватил Гайдай. — Свет! Мотор!

— Есть мотор! — браво откликнулась Евгения Ивановна [254], включая магнитофоны.

Помреж, вытягивая «хлопушку», отбарабанила:

— Сцена двенадцатая «Плантатор», кадр два, дубль три!

— Камера!

— Есть, — вытолкнул Игорь Анатольевич [255], плавно наводя стрекочущую «Панафлекс».

Нумератор щелкнул перед объективом, как кастаньеты.

— Начали! Съемка пошла!

Гайдай превзошел себя — перестрелку на «опушке» банановой плантации разыграли просто блестяще. «Кольты» с «ТТ» и «Вальтерами» палят, кони ржут, люди кричат, убивают — и гибнут… Но даже в этой дьявольской экспрессии нашлось место смешному и нелепому, в духе совершенных пародий на вестерны.

Коварный Мигель Альварадо решил силой захватить Литу Сегаль — поскакал впереди своих полуохранников-полубандитов на лихом коне, однако его дерзкий план разбился о непредсказуемые реакции простодушного, наивного Владлена Тимошкина…