Джонатан Филипс - Четвертый крестовый поход
Другими словами, Гуго показывает нам, что крестоносцы объясняли свои действия благом католической церкви. Теоретически они преодолевали раскол, случившийся 149 лет назад, и это ли не был повод для благодарности и восхищения? Но Гуго несколько опережал события. Последующий дни показали, что он был излишне оптимистичен в оценке энтузиазма византийцев относительно подчинения их церкви Риму.
Еще одной причиной, по которой треб подчеркнуть успехи крестоносцев, было признание Гуго, что экспедиция не сможет отправиться на Святую Землю вплоть до следующей весны. Это тоже могло стать поводом для критики — поэтому Гуго объяснял, что задержка неизбежна, если они хотят получить выгоду от военной поддержки царевича для кампании в Египте. Он уверял, что ради такой помощи стоит и подождать. Крестоносцы и император уже написали грозное послание египетскому султану аль-Адулу (брату Саладина, которого на Западе обычно именовали Сафадином), «нечестивому захватчику Святой Земли», извещая его о том, что объединенные силы христиан скоро нападут на него. Гуго также выражает надежду на то, что жители Леванта ободрятся такой новостью и станут; ждать поддержки с новыми силами.
Одна из копий послания Гуго, отправленная графу Генриху Лувенскому, который участвовал в Германском крестовом походе в 1197–1198 годах, имеет дополнительный пункт с доводами в пользу присоединения к экспедиции. Грядущая египетская кампания описывается высоким рыцарским слогом:
«Тебе следует знать, что мы решились на поединок с султаном Вавилона [т. е. Каира], что рядом с Александрией. А потому, если кто-то пожелает служить во славу Господа и хочет носить прославленное и великолепное звание рыцаря, то пусть примет крест и следует Господу, и пускай отправляется на поединок во Имя Его, на который приглашает сам Всевышний».[445]
Столь замечательный образ прекрасно сочетает рыцарскую одержимость турнирами с идеей крестового похода. Нападение на Египет рисуется как поединок, созываемый Господом, который предоставляет прекрасную возможность для героических подвигов. К тому же в отличие от обычных турниров, в которых сражаются из личных соображений, здесь деяния угодны богу.
Как мирянин, пытающийся убедить других принять крест, Гуго вполне уверен, что акцент на приближенных к обычной жизни сторонах священной войны с наибольшей вероятностью может обеспечить желаемый результат. Возможно, слияние рыцарского турнира и священной войны дает возможность посмотреть на крестовые походы теми глазами, которыми смотрели на них сами крестоносцы — в отличие от священнослужителей.[446]
Дож Дандоло тоже составил послание, ныне утраченное, в котором пытался объяснить причины нападения на Зару. Иннокентий охарактеризовал это нападение как «акт насилия, который стал печально знаменит по всему миру». Дож подчеркивает, что осада Константинополя дала несомненную выгоду католической церкви, а также делу возвращения Святой Земли.[447]
Постепенно крестоносцы и византийцы привыкали к новым взаимоотношениям между ними, а тем временем шли приготовления к официальной коронации царевича Алексея. В знак одобрения попыток подтолкнуть православную Церковь к признанию верховенства Рима церемония была назначена на 1 августа — день святого Петра, в который достигший двадцати одного года юноша с большой помпой присоединился к отцу в качестве правителя Византийской империи.
И мемуары Виллардуэна, и корреспонденция лидеров крестового похода предпочитают опускать информацию о том, как Исаак Ангел царствовал в Константинополе в качестве соправителя. Возможно, причина кроется в том, что Исаак прежде заключил союз с Саладином — что должно было вызвать претензии к нему на Западе. Крестоносцы не хотели, чтобы пятно прежних связей лишало блеска их нынешний успех. Сконцентрировав внимание на Алексее IV, который не был запятнан прежней дипломатией, Виллардуэн обеспечивал себе возможность изящнее очернить его отца в случае последующих вероломных действий.
Вскоре после коронации Алексей IV направил папе римскому собственное описание событий, дополнив его благодарностями в адрес крестоносцев. Следует помнить, что он встречался с папой в начале 1202 года, когда Иннокентий отказал молодому царевичу в помощи. Алексей стремился превзойти письма графа Гуго де Сен-Поля и дожа, чтобы противостоять непочтительным отзывам о нем крестоносцев, покинувших экспедицию в Заре или на Корфу. Как и Гуго, Алексей стремился изменить точку зрения Рима и общественного мнения Западной Европы в отношении экспедиции, которая часто воспринималась как плохо руководимая и направляемая лишь корыстью. Эта задача была непростой — крестоносцам и их союзникам приходилось работать не покладая рук, демонстрируя свои успехи и подчеркивая пользу, которую их действия принесли католической церкви. Им настоятельно требовалось загладить очевидное неповиновение папе римскому в Заре.
Основными темами письма нового императора были, во-первых, моральное оправдание действий его крестоносцев, приведших к восстановлению на престоле беззаконно лишенного власти отца, а во-вторых — радостное извещение о том, что православная церковь согласилась признать верховную власть папы римского. Естественно, спасение Исаака и свое Алексей приписывал божественной воле. Он взял на себя труд объяснить, зачем крестоносцам понадобилась осада Константинополя — хотя и не приводил подробностей военных действий. Как и в письме Гуго де Сен-Поля, здесь доказывается «совершенная непредвиденность событий», в результате чего для установления власти в городе потребовалось применение силы.
В том, что дело дошло до войны, Алексей обвиняет враждебную пропаганду узурпатора: «Он так напитал ждавший нас царственный город своими ядовитыми речами, что тот принял латинян [крестоносцев] за врагов, пришедших свергнуть древние народные свободы». Разумеется, на самом деле Алексей сознательно использовал неприязненное отношение к уроженцам Запада в своих целях. Такие воззрения были для византийцев совершенно естественны — и, конечно, оставались потенциальной угрозой для нового режима.
Затем Алексей IV обратился к вопросу, который чрезвычайно волновал папу Иннокентия — а именно к статусу Православной церкви. Он подчеркнул, насколько этот вопрос был важен для крестоносцев при решении помочь ему: «Должен признаться, что одно обстоятельство особенно склонило сердца пилигримов к помощи в нашем деле». Другими словами, крестоносцев подталкивало не земное стремление к славе или богатству, но куда более возвышенные мотивы. Далее Алексей продолжает:
«…Мы искренне пообещали, что смиренно признаем церковного главу всего христианства, а именно Римского понтифика… Мы приложим все усилия, чтобы привести к нему Восточную церковь, если божественной милостью сможем вернуться на трон. Мы прекрасно понимаем огромную честь и пользу для империи и вечную славу для себя, если в наше время и нашими усилиями христианский мир вновь обретет единство».
Алексей особо подчеркнул собственное намерение и желание признать главенство папы. Однако после всех добрых вестей всплывает указание на слабость Алексея в качестве императора и изначальную сомнительность его обещаний. Он пишет: «Мы рассудительно будем подвигать Восточную церковь со всем нашим могуществом до самого конца». На этих словах папа Иннокентий мог криво усмехнуться. Фактически Алексей заявлял, что постарается убедить православное духовенство последовать за ним — однако его власть была ограниченной, так что он не мог, как императоры прошедших эпох, приказать духовенству действовать определенным образом, будучи уверен, что они согласятся. Даже если бы Православный патриарх дал свое согласие, власть Константинополя в тот момент была столь непрочна, что священнослужители на местах могли по-прежнему действовать по-своему, если бы пожелали. Таким образом, обещания Алексея звучали фальшиво, и, по сути, единственным свершением крестоносцев было его возвращение к власти.
После коронации Алексея руководство крестоносцев совместно направило на Запад известия о своих достижениях.[448] Очевидно, что на их стороне был и явное божественное благоволение — хотя, как видно из письма Алексея IV, не все было так просто и легко, как старались показать лидеры похода. Сохранилось несколько копий письма ноблей, адресованных германскому императору Оттоку IV, всем западным христианам и самому папе римскому. Возможно, были отправлены и другие, но они не сохранились.
В письме освещены основные моменты: договор по Заре, путешествие в Константинополь, неожиданно холодный прием царевича Алексея подданными, столкновение с узурпатором Алексеем III, мужество крестоносцев перед лицом превосходящих сил противника, постыдное бегство императора и коронация Алексея IV. Так могло свершиться только благодаря божьему провидению. Это становится ясным из первых строк письма: «Сколь много сделал для нас Господь, но, напротив, не для нас, а ради Имени Своего, сколько торжества даровал в эти дни — об этом мы повествуем вкратце…» И далее: «Если кто-то из нас желает возвеличиться, да будет возвеличен в Господе, а не в себе самом или ком-то другом». Отчетливо дается понять, что крестоносцы действовали совершенно законно. Масштаб их свершений придает письму оптимистическое звучание, а решение остаться на зиму 1203/04 года в Константинополе рисуется самым положительным образом. Кроме того, крестоносцы были совершенно уверены в финансовой и военной поддержке, обещанной Алексеем IV.
