Игорь БЕЛЫЙ - Заговор Сатаны. ИСПОВЕДЬ КОНТРРАЗВЕДЧИКА
6. ХОТИТЕ АРЕСТОВАТЬ? НЕ ВЫЙДЕТ!
Встретившись с Г.К. Жуковым, мы поговорили по поводу убийства Кеннеди, о положении на Кубе, кратенько обсудили наше внутреннее положение в СССР, а оно уже в это время было непростым. Н.С. Хрущев после XX съезда КПСС утратил 50 процентов своего авторитета внутри страны и до 85 процентов в зарубежных странах, я не говорю о Китае, где Хрущева после всего этого вообще не воспринимали как руководителя СССР. В январе же 1964 г. Хрущев заметно терял последний свой авторитет. Я не могу сказать, что он мало работал, нет, работал он много, но от его работы – реорганизаций, перестроек и нелостроек с каждым днем становилось больше вреда, чем пользы. Он позволял себе недостойные высказывания в адрес своего окружения: например, Косыгина А.Н. он называл «ситцевым инженером», председателя КГБ, Семичастного Владимира Ефимовича, которого сам пригласил на работу, – «комсомольский посыльный», Подгорного – «не пролей капли» и тому подобное. Над этим мы много задумывались с Г.К. Жуковым.
Посоветовавшись с Г.К. Жуковым, я решил зайти к Никите Сергеевичу и серьезно с ним поговорить на эту тему. Не могу пожаловаться, что Хрущев меня не выслушал, он поблагодарил за партийную откровенность, даже дал слово, что он этого «мальчишества» в своей работе больше не допустит и будет за языком своим следить, но уже дней через 10 творил то же самое. Мы стали замечать открытую подковерную кремлевскую борьбу, на наших глазах создавалась обстановка анархии и деление власти на группировки. Только А.Н. Косыгин ни к кому не примыкал, а продолжал еще больше трудиться. Мы пытались переговорить с некоторыми членами Политбюро: Брежневым, Микояном, Семичастным, Сусловым, Подгорным – собрать узкий круг и по-товарищески, по-партийному всыпать Хрущеву на всю катушку (как он сам любил говорить) за допускаемое мальчишество и унижения товарищей по партии. Но, кроме Подгорного и Косыгина, никто с нашим предложением не согласился. После этих бесед мы поняли, что Брежнев задумал сам занять пост Генерального секретаря КПСС, что нам и подтвердил Семичастный, он прямо сказал, что Брежнев спит и видит себя в кресле генсека. Я спросил Владимира Ефимовича здесь же:
– А как вы, Владимир Ефимович, сами думаете?
– Хрен редьки не слаще. Вы и сами знаете, но Сталина больше нет, а Косыгина и под пистолетом не загонишь в это кресло, – ответил Семичастный.
– А на чьей стороне вы будете, на стороне Хрущева или Брежнева, если такой вопрос будет остро стоять на повестке дня?
Владимир Ефимович откровенно сказал:
– Я в душе против и одного и другого, но если подойти вдумчиво, придется поддержать новую метлу, хотя она и не лучше старой. Вам, Георгий Петрович, как я наслышан, удается решать многие дипломатические вопросы, – сказал Владимир Ефимович. – Я думаю, Георгий Константинович тоже согласится со мной попросить вас переговорить с А.Н. Косыгиным, лучшего руководителя сейчас, чем Косыгин, нет во всем мире, не только в СССР О А.Н. Косыгине мы с Жуковым думали еще в октябре 1963 г., как и об С.Д. Устинове. С Косыгиным мы не делали попыток поговорить на эту тему, с Устиновым же кратенько Жуков переговорил. Разговора не получилось. Устинов отказался наотрез и ответил:
– Если я вас на своей должности не устраиваю, то лучше я пойду на завод простым токарем! За что вы меня так унижаете, Георгий Константинович? – на этом беседа и закончилась.
Не помню точно даты, но шла вторая половина февраля 1964 г. Я напросился на прием к Косыгину, но не как агитатор, а как организатор строительства хлопководческих и рисоводческих совхозов на юге Казахстана. Разумеется, в этих вопросах я был профаном, но не на все 100 процентов, поэтому, разговаривая о совхозах, я подготовился для перехода к основному вопросу. Но когда зашел в кабинет Алексея Николаевича, то хитрить мне совсем не захотелось, так как перед откровенностью Косыгина было неудобно ловчить. Я сразу перешел к основному разговору. Когда изложил свое предложение и доводы и не только свои, Косыгин выслушал меня очень внимательно и сказал:
– За доверие большое спасибо, даже больше чем спасибо, но я не партийный функционер, я чистый производственник, и если вы решили меня оторвать от производства, то я пропаду совсем, а по партийному делу, от назначения, сделаю в 100 раз больше вреда, чем сделал Н.С. Хрущев. Сказано было четко, ясно, по- партийному честно! Поговорив с Косыгиным еще минут 15, я уехал к Г. К. Жукову. Когда я рассказал ему об ответе Косыгина, то Жуков не удивился и сказал:
– А, признаться, я другого ответа от Косыгина и не ожидал.
Мы лично и по телефону знали заговорщиков против Хрущева, и если бы Н.С. Хрущев изменил свои методы работы, о чем мы еще раз с ним побеседовали вместе с Г.К Жуковым, то заговорщиков мы бы запеленали в течение 20-30 минут (в отличие от силовиков Крючкова, Язова, Пуго в 1991 г., которые растерялись, струсили и не выполнили свой долг, допустив государственный переворот). Но что нам ответил Н.С. Хрущев при повторной беседе с нами? Опять давал обещание изменить стиль своей работы, в ближайшее время соберет пленум ЦК КПСС, на котором отчитается за свою работу и так далее.
Георгий Константинович сказал тогда Хрущеву:
– Никита Сергеевич, вы перед XX съездом ВКП(б) давали нам слово что «громить» Сталина не будете, но аккуратно укажете на недостатки концентрации всей власти в одних руках, даже не упоминая фамилию Сталина. Мы тогда поверили вам, а что получилось? Вы разгромили не только И.В. Сталина, но и 50 процентов веры советского народа в послесталинское руководство, то есть в ваше руководство, нынешнее, настоящее. Вы отошли от управления страной и партией, кроме шума да колхозных прибауток ничего не осталось. Наши старые враги за океаном и внутри страны рукоплещут вам!
Карьеристы и подхалимы, люди недостойные, как тараканы, лезут во все структуры власти, в Госснаб и Госплан, в финансы. Коррупция и мздоимство давно перешли все границы. Ведь вы знаете, что под руководством Брежнева готовится государственный переворот, а это похоронит все надежды и последнюю веру советского народа в Кремль. Нас пугает, что народ перестанет верить в свою же советскую власть и, что еще хуже, подспудно перестанет верить в социализм! Мы знаем и верим, что вы не враг Советского Союза, но ваши действия порой кидают в дрожь! Мы не хотим допустить государственного переворота Брежневым, а хотим еще раз поверить вам.
– Вы наломали дров, вы и исправляйте, – почти резко выкрикнул я. – Для прекращения анархии нам дайте свое согласие на временное задержание заговорщиков на то время, пока в стране вы сможете изменить все к лучшему, – дополнил я.
Но на это Хрущев, как взбесился, закричал:
– Я не еська кровавый, никаких арестов и задержаний не допущу – выбросьте это из головы. Первое, за Брежневым никто не пойдет, он слишком глуп, и все об этом знают. Насчет Косыгина, да, этот «ситцевый инженер» умен и грамотен, но он сам не пойдет на это место под расстрелом, я хорошо знаю. Я с удовольствием уйду, если будет замена, кто-то из молодых и более решительных, и подготовленных, но где их взять? Помогите подобрать, я ему ноги буду по утрам мыть.
На этом наша беседа была прервана и перенесена на 11.00 часов первого марта 1964 г.
Когда мы появились первого марта у Хрущева в назначенное время, то есть в 11.00 часов, нас сразу пригласил в кабинет сам Хрущев. Хотя мы не подали вида, но нас удивило, что у Хрущева находились Подгорный, Косыгин, Полянский и Семичастный. Мы в эту компанию с Г.К. Жуковым попали впервые и не понимали толком, зачем их пригласил Н.С.Хрущев.
Мы с Жуковым сели друг против друга и, как потом оказалось, подумали об одном и том же:
– Наверное, Хрущев решил арестовать нас, надоедливых двух Георгиев.
Однако Хрущев предоставил слово Подгорному, который не стал «терять попусту время», как он выразился, сразу перешел к делу, а именно:
– Мы перед вашим приходом два часа обсуждали ситуацию в стране, нам Ни¬ кита Сергеевич пересказал о вчерашней вашей нелегкой беседе, я отвлекусь немного и передам вам наше общее спасибо за вашу прямоту и партийную ответственность во вчерашнем разговоре с Никитой Сергеевичем.
И все они после этих слов встали. Потом, когда Хрущев всех усадил на место, он сам уже продолжил начатый Подгорным разговор (как всегда это с ним бывало):
– Действительно, это так, вчера мы поговорили честно, по-партийному откровенно, как могут говорить только коммунисты. А до вас мы два часа обсуждали кандидатуру на место первого секретаря ЦК КПСС. Вы вчера были на 100 процентов правы, что я заблудился в этой работе, всю ночь продумал над этим вопросом и понял, что такой корабль, как Советский Союз, мне не под силу, а потому я как капитан слабоват. Мы сообща подобрали без вас здесь кандидатуру и решили, что лучшей кандидатуры, чем Белого Игоря Васильевича, мы не найдем, правда, под его настоящей фамилией. Во-первых, молодой и с громадным опытом всесторонней работы. Второе, – чистота души и преданность народу и КПСС. Третье – это то, где потребуется проявить жесткость, то она последует незамедлительно! Это не мое мнение, а мнение наше общее. – На этом все встали и, что меня больше всего взбесило, встал Жуков. Во мне вскипела такая ярость, что я минут пять вообще не смог выговорить ни одного слова, потом едва выдавил через свое сдавленное гневом горло:
