Александр Мазин - Княжья русь
Рузила вмиг смекнул, чем пахнет, и закричал своим, чтоб в драку не лезли.
* * *— Молодец, сотник! — похвалил Богуслава Владимир. — Приманил лапотников. Но и я молодец, а? Соколом прилетел! Небось только к вечеру меня ждал?
— До вечера мы бы не продержались, — честно признался Славка, глядя снизу на конного Владимира.
— Как знать. Вижу, вы их хорошо поучили. Отбили охоту в драку лезть. Молодцы! И ты молодец! — Это он — тершемуся у Славкиной ноги Гошке. — Слыхал, порезал ты воя вятского?
— Кабы ножик подлиннее, я б его вовсе убил! — пискнул снизу Гошка.
— А кто мешал меч взять? — укорил Гошку Богуслав.
Гошка притих, но великий князь за него вступился:
— Зато нашел, как след оставить, дорогу своим показать.
— Так они и сами…
— Ну и что, что сами. — И Богуславу: — Славный у вас род. И справный. Подрастут мои сыновья, пестуном пойдешь?
Великая честь. Отказываться нельзя. Эх, знал бы Владимир… То-то Рогнеда порадуется.
— Позовешь, пойду.
— Вот и договорились.
Владимир двинул коленом, и конь, послушно развернувшись, понес его туда, где гридь сгоняла в кучу пленных лесовиков.
— Слышь, Славка, а князь тебя наградит? — дернул брата за кольчужный рукав Гошка.
— Уже наградил, — буркнул Богуслав, у которого вдруг испортилось настроение. Пестун, надо же! За собственным братом не уследил.
— Пошли-ка жрать, — сказал он. — Наши вон кулеш варят.
— Погоди, брат, — солидно произнес Гошка. — Есть одно дело.
Воин поесть да поспать никогда не отказывается. Но Гошка зорким глазом углядел среди пленников Бобреца. Долг ему за Гошкой. Не за то, что повязали, ясное дело. За то, что вступился перед своим. И вообще… Понравились ему вятичи-охотники. Обращались с уважением. Обид не чинили. Медвежонком звали…
— Здрав будь, медвежонок! — Первич подмигнул Гошке. — Вишь, как всё поменялось.
— Эти, что ли? — спросил Богуслав, глядя на похитителей Гошки. — Не очень-то грозны.
— А ты меня развяжи, рус, да посмотрим, кто грозен! — дерзко заявил Бобрец.
Гридень, который присматривал за пленными, захохотал.
— Развяжи их, Курша, — велел Богуслав.
— Ты что, драться будешь? — изумился гридень. — С этими?
— Глупости говоришь. Отпущу. Брат мой за них попросил. А вы, лесовики, запомните: я — сотник княжий Богуслав. Я вам волю дал, если кто спросит.
— Волю он дал, — пробормотал Бобрец, освобождаясь от пут. — Вольными родились, вольными и умрем. Мы — дети Стрыбожьи. Нет над нами людской власти.
— То ваше дело. — Богуславу понравилась независимость вятичей, но виду он не подал. — А вот ежели надоест вам в глухомани жить, — говорил он, обращаясь к Первичу, легко угадав, кто главный в этой парочке, — приходите в Киев и спросите меня. Найду вам дело подходящее. Нашему роду верные люди нужны. Пошли, Гошка. Кулеш небось уже сварился. Да и меду я бы выпил. Крыса у ихнего Стрибога пару бочонков меда позаимствовал, — и подмигнул Бобрецу.
— Я его отца и брата видел, — сказал Первич другу. — Они со Святославом к нам приходили. Таким и послужить незазорно. Всяко лучше, чем данниками жить.
— Ну уж — данниками! — проворчал Бобрец. — Я сроду никому дань не платил.
— Старшие скажут — заплатишь.
— Нет над нами старших, Первич, — вздохнул Бобрец. — Или сам не знаешь? Последние мы в роду. И под руку Рузилы нам теперь не пойти. Где он теперь, Рузила? Среди полоняников?
— Вот не думаю, — покачал головой Первич. — Думаю, сбег Рузила. Только это всё равно. Нет у нас теперь воеводы.
Полностью прав оказался Первич. Рузила ушел. И с ним — сотен пять воев. Немало вятичей сумело уйти. Но и осталось изрядно. Больше двух тысяч повязали русы. Знатная добыча, если на ромейские номисмы пересчитать.
К вечеру на поклон к Владимиру явились вятичские старшины: не губи, мол, согласны дань платить, как отцу твоему платили.
Владимир, впрочем, убивать пленников и не собирался. Продать — это да. Но если прикинуть — почему бы не продать их самим же вятичам.
— Нет уж! — отвечал старейшинам Владимир. — Отец с вас малую дань брал, так и ту вы пожалели. За каждого полоняника дадите мне рухляди — сколько в руки взять можно. И впредь будете платить каждую весну по такой же горке кун с рыла! С каждого мохнатого рыла, что против меня орало! Тиуны мои придут — всех счислят и с каждого возьмут. Но ежели еще раз откажетесь, дань с вас не только кунами, но и кровью возьму.
Подумал и добавил:
— И девки у вас некрасивые.
Главашестая
Киев. Княжий терем
Осень 982 года от P. X
ДЕЛА ГОСУДАРСТВЕННЫЕ
Поляне наши исконно, кривичи да ильмень — тоже, сиверян, уличей и деревлян еще дед мой под руку взял… «Вообще-то, это был Свенельд, — подумал Сергей. — А Владимирова деда Игоря как раз древляне-то на куски и порвали. В прямом смысле».
Но говорить об этом не следовало. Не то подумает Владимир, что воевода пытается умалить заслуги его предков.
— …Радимичи, тиверцы, дулебы, волыняне…
«К чему он клонит?» — подумал Сергей и поглядел на Добрыню.
Дядя великого князя, а по совместительству — новгородский наместник, одобрительно кивал. Что же задумала эта парочка?
Теряться в догадках Сергею пришлось недолго.
— Есть у меня такая мысль — объединить под своей рукой все племена ближние словенские, — сообщил Владимир. — Что думаешь, боярин?
— Мысль неплохая, — осторожно заметил Сергей. — Но ее следует обдумать.
— Вот потому я тебя и призвал, — удовлетворенно произнес Владимир. — Из всех моих людей тебе лучше всех ведомы чужие земли. Вот и скажи мне, боярин мой и воевода, какие из этих земель моя русь может под себя взять быстрее и легче, а значит — в первую голову?
Сергей на минуту задумался, собирая в голове геополитическую картинку мира…
— Начнем, пожалуй, с запада, — решил он. — Там тоже народы словенского корня: ляхи, чехи, словаки… Но боюсь, что взять их у тебя никак не получится. Червенские земли стали твоими довольно легко. Но это потому, что и ляшскими они пробыли недолго. А по ту сторону Вислы тебе надеяться не на что. Более того, ни чехов, ни лехитов лучше вообще не трогать. Напомню тебе, что они теперь — часть единого христианского мира…
Владимир пренебрежительно фыркнул:
— Нашел тоже единство! Твои христиане только и делают, что грызутся меж собой!
— Псы одной своры тоже частенько меж собой грызутся, — возразил Сергей. — Однако на чужого набрасываются дружно. Хотя я так скажу: и без помощи внешней лехиты и чехи достаточно сильны. Всё, что ты можешь попробовать прибрать на западе, — это земли ятвагов. Они, конечно, к Литве ближе, чем к нам, но взять можно. Однако я бы их трогать сейчас не стал.
— Это почему же?
— Ятваги у тех же лехитов — как кость в горле. Вот пусть у лехитов эта кость и торчит а не у нас.
— А что ближе к югу? — спросил великий князь. — Булгары дунайские? Тоже ведь словене. Мой отец их взял. А я смогу?
— Не получится, — покачал головой Сергей. — Святослав Игоревич, княже, в то время в немалой силе был, и более того — в союзе с ромеями, — запнулся, подыскивая необидные слова… — Нынче картина другая. И еще хочу тебе напомнить: да, твой отец Булгарию взял и кесаря булгарского присягнуть себе вынудил, но удержать не сумел. Вмешались те же ромей. Они-то, как тебе ведомо, и оказались в выигрыше, а вовсе не княжья русь. Будь твой отец жив, все могло бы иначе повернуться. Святослав был великий полководец, и за ним шли не только словене, но и десятки других племен. За его спиной был покоренный Хузарский хаканат, дружественные угры. Жадные печенеги тоже шли за ним, потому что знали его Удачу…
— Хочешь сказать, что моя удача меньше? — нахмурился Владимир.
— Да. — Сергей твердо посмотрел в глаза князя. — Его былая слава много выше твоей нынешней, — он дипломатично подчеркнул слова «былая» и «нынешней». — Кроме того, здесь, в Киеве, оставалась Ольга, и твой отец мог быть спокоен за свою вотчину. Он мог уйти в поход на год и на два, зная, что здесь всё останется как прежде. А есть ли кто-то, кому ты мог бы доверить Киевский стол, как Святослав доверял его своей матушке?
Владимир поглядел да дядю. Добрыня еле заметно качнул головой. Умен Добрыня. Знает, что доверие князя и доверие его подданных — не одно и то же.
Брови Владимира гневно изогнулись.
«Сейчас ляпнет что-нибудь… неуместное», — обеспокоился Сергей и быстро сказал:
— Кроме булгар дунайских есть еще и булгары волжские. Эти, правда, не словене[24], но булгарам дунайским богатством не уступят, в этом я тебе готов поклясться.
— Мы думали о них, — подал голос Добрыня. — Путь к ним удобен. По Оке через земли вятичей — в Волгу-Итиль. А можно и с севера — из Белозера или из Новгорода. Мои новгородцы уже давно плачутся, что этот водный путь во всём хорош, только дорогонько обходится, потому что булгары эти десятую долю со всех берут. Больше, чем хузары в прежние времена.
