Константин Калбазов - Бульдог. В начале пути
— При столь скудном освещении он тут же признал его императорское величество? — Усомнился Ушаков.
— Скорее его платье. Незадолго до этого мы видели его величество на ассамблее, — все так же устало пояснила девушка, опустив взгляд в пол.
— Анна Александровна, известно ли вам что‑нибудь о причастности вашего брата к заговорщикам?
— Да зачем ему это? — Девушка тут же вскинулась и теперь уже смотрела на допрашиваемого.
— Ну, например для того чтобы избежать наказания.
— Наказания? За что?
— За последние два года в результате хитрой махинации, его мануфактура недопоставила армии сорок тысяч аршин сукна. Так же имеет место сокрытие доходов и недопоставка в казну двадцати тысяч рублей десятины.
— Но это не он. Господи, это не он, а я. Он вовсе не занимался делами мануфактуры. Это я утаивала доходы, а он и в имении‑то не появлялся.
— И тем не менее, владельцем мануфактуры является он, а значит причина для того чтобы примкнуть к заговору у него была.
— Да зачем ему это?! — Вскричала девушка, вскочив со стула.
Если ею за эти дни и овладела апатия к собственной судьбе, то за брата она была готова драться до последнего. Вон как сразу изменилась, глаза разве только молнии не мечут.
— Сидеть! — Умеет Ушаков поставить голос когда нужно.
Девушка тут же запнулась и опустилась на стул. Однако, горящего взора от лица начальника канцелярии государственной безопасности не отводила.
— Давайте без лишних эмоций, Анна Александровна, — продолжил Ушаков, тут же переходя на спокойный тон. — Если бы я хотел слышать ваши крики, то препроводил бы на дыбу. Однако, мы не в подвале, а в моем кабинете и пока я с вами просто беседую. Заметьте, здесь нет даже писаря, дабы фиксировать ваши показания. Итак. Вы готовы к спокойной и обстоятельной беседе?
— Спрашивайте, — вновь потупив взор, произнесла девушка.
— Ответьте на мой вопрос.
— Ваше превосходительство, мне ничего не известно о заговоре и заговорщиках. Я уверена не известно это и брату. Иван конечно же является владельцем мануфактуры. И прегрешения перед казной, благодаря моей вине имеются. Но с какой стати, ему примыкать к заговорщикам? Ну наложили бы на него штраф. Или издан новый указ и за подобные преступления уже казнят?
— Смотрящих КГБ, за использование своего положения корысти ради, казнят.
— Смотрящих?
А чего на Петра‑то смотреть? Он и сам только сейчас узнал об этом. Но вот глядит, словно просит подтвердить или опровергнуть высказанное генерал–лейтенантом. Император продолжая хранить молчание вновь отвернулся к окну. Если это правда, то князю Туманову никто не поможет, даже он. По части сотрудников КГБ существовало отдельное положение и тут послаблений давать никак нельзя.
— Понимаю, вам об этом не было известно, — между тем продолжал Ушаков, — Однако правда заключается в том, что ваш брат состоит на государственной службе, и в частности является смотрящим по Санкт–Петербургской губернии. А это значит, что пользуясь своим положением, он покрывал вас или был с вами в сговоре, для личного обогащения. За подобный проступок ему грозит смертная казнь через четвертование.
— Кхм, — девушка нервно сглотнула, но потом взяв себя в руки, заговорила. — Иван узнал о моих проделках только накануне. Как раз когда мы шли с ассамблеи, он потребовал. Чтобы я восполнила в казну все укрытое и впредь этим не занималась. Иван сказал, что ОН не может поступать подобным образом, пусть хоть все вокруг в том погрязнут. Но я его не поняла. Я не поняла, что он имел ввиду. Господи, да он ни в чем не виноват. Как только он узнал…
Девушка прервалась, залившись слезами. Ушаков взирал на нее совершенно равнодушно. Сейчас его не волновали переживания этой по сути девчушки. Куда больше его занимало то, что один из его доверенных лиц, мог оказаться в числе предателей.
— Анна Александровна, вы собирались выполнить его требование? — Вдруг заговорил заинтересовавшийся Петр.
Оно вроде и не к месту. Но император вдруг вспомнил о том, как эта девушка говорила о том, что с легкостью управляется с именитыми купцами. Теперь вот такая подробность, как управление мануфактурой. Подумать только, девчушка восемнадцати лет, а суметь наворотить такого, что не под силу и куда более опытным дельцам. За два года, укрыть от казны двадцать тысяч рублей. Бог с ней, с наглостью, но ведь этакую сумму еще и заработать нужно.
— Нет, ваше императорское величество. То что утаила, отдавать в казну я воспротивилась, но обещала, что впредь такого на повторится.
— А разве не ваш брат хозяин? И разве не мог он сам взять положенное и вернуть казне?
— Мог. Да только… Любит он меня. Боится, что потеряет, если сильно обижусь. Я в ту мануфактуру душу вложила. Да только если бы я знала, что все так, то и вдвое больше отдала бы, не задумываясь.
— Но отчего воспротивились, Анна Александровна? — Продолжал настаивать Петр, оперевшись о стену и скрестив на груди руки.
— А от того, что немалая часть тех денег ушла на переустройство мануфактуры, дабы она лучше работала.
— Поставщик двора не сумел все устроить должным образом на своей мануфактуре? — Имея ввиду покойного отца девушки, усомнился император.
— Если все продумать и сделать должным образом, чтобы и пряжи вдосталь, да сригальных станов в потребном количестве, да отпаривателей и много чего иного, то любая мануфактура сможет давать в полтора раза больше. Я это дело рассмотрела. А батюшка что. Он за качество радел, и оно славным было. Таким и осталось, да только выделка больше.
— Но такая сумма не может образоваться даже если производство повысится вдвое.
— А оно повысилось вчетверо, ваше императорское величество, — все так же потупив взор, вздохнув ответила девушка.
— Даже казенные мануфактуры при использовании нового челнока дают только вдвое против прежнего, — усомнился Петр, уже даже не пытаясь скрыть свою заинтересованность.
— А у меня с тем челноком вчетверо вышло, — опять виноватый вздох.
— А как же, инспектора мануфактур–коллегии?
— Я устроила станы так, чтобы когда они приезжали, погонялки легко можно было убрать.
— Хм. Ловко, — Петр не сумел сдержать своего восхищения, от чего девушка подняла на него недоумевающий взор. — Значит, все деньги планируешь на развитие мануфактуры?
— Не только. С одним негоциантом условилась, что он привезет мне овец, испанской породы особой, мериносы прозываются. За ее вывоз в Испании казнят даже, больно шерсть у нее тонкорунная. Только и цена непомерная за риск великий. Сто рублей за голову.
— Так ты овец на племя разводить хочешь? Да–а, удивила, так удивила. Андрей Иванович, а где сейчас ее брат?
— На Аптекарском, у Блюментроста, вместе с Мальцовым, — совершенно спокойно доложил Ушаков, словно ничего необычного и не происходит.
— И как он?
— Иван Лаврентьевич утверждает, что жизнь его уже вне опасности.
— Хорошо. Анна Александровна, сейчас вас на моей карете отвезут домой, а как приведете себя в порядок, к брату. Мне тут предстоит задержаться, так что не переживайте и особо не спешите. И еще. Ничего в казну восполнять не нужно. Более того, от выплаты десятины ваша мануфактура освобождается на два года, наряд для армии останется прежним. Ну и жду успехов в разведении овец. Можете идти.
— Петр Алексеевич, нельзя так, — когда дверь за девушкой закрылась, посетовал Ушаков. — Я понимаю твою заботу о пополнении казны и росте мануфактур. Но кроме доходов казны, должен быть и порядок. Такое послабление смотрящему давать никак нельзя.
— Но ведь умысла у него не было, Андрей Иванович, это же видно. О том и потребно сообщить по канцелярии, дабы не расхолаживались. А касаемо той ночи… Не станет убийца кричать «государь». Так кричат скорее спеша на помощь. Я это уж потом осознал. Да только не понял вовремя, что ты без расследования этого не оставишь. Кабы не сегодняшняя случайность… А Тумановы, в частности княжна, это же просто находка. Я еще к ней всех своих управляющих для обучения по ведению дел отправлю, попомни мои слова.
— Хм. Похоже, что твоя правда, государь. Но в смотрящих Туманову все одно теперь не место.
— Отчего так‑то?
— Раз уж сестра прознала о нем… Тут ведь вся хитрость в тайности. Да еще и его подручных, придется отстранять, потому как он их знает. Жаль. Уж все налажено было.
— А ты отстрани только его. Привлеки к работе в канцелярии. Кроме этого к нему ведь нет претензий. Знаю, что по Санкт–Петербургской губернии самые высоки результаты.
— Это так, Петр Алексеевич.
— Вот и решили. Раз уж с этим покончили, давай к делам по заговору. Клубок размотал?
— Размотал, государь. До самой последней ниточки…
Ушаков был прав, оценивая степень готовности заговорщиков. До конца приготовиться они так и не успели. Для полного успеха предприятия им нужно было склонить к заговору Елизавету. Но в этом‑то и заключалась главная трудность. Заявить об этом в открытую нельзя, так как реакция может быть самой непредсказуемой. Поэтому готовили ее исподволь, всячески давая понять, что ее авторитет постоянно растет, в том числе и в гвардии, на которую она сможет опереться.
