Сергей Щепетов - Троглодит
– Если этот «кто-то» – вождь… – задумчиво пробормотал я. – Ты уверен, что ему нужно нас видеть?
– Почему нет?
– Потому что Нганук – великий воин! Помощь всякой нечисти ему не нужна! Ты должен быть сильным сам по себе. Может быть, я еще приду тебе на помощь.
– Правитель?
– Отдай его мне.
Кажется, настал момент истины – глаза в глаза.
– Так будет лучше для всех киксади, – медленно проговорил я, вкладывая в слова всю силу внушения, на которую был способен. – И пусть люди не знают, что он в плену.
– Ты…
– Да. Я обещал помогать тебе и сдержу слово.
Индеец отвел взгляд, а потом посмотрел куда-то мимо меня.
– Сюда идет Катлиан.
– Узнал его?
– На нем шлем ворона.
– Шлем… Значит война уже началась?
– Да, наверное, это так.
Словно в подтверждение его слов, издалека донеслись звуки ружейных выстрелов, вновь бухнула пушка. И вдруг воздух дрогнул. Мгновение спустя донесся звук, похожий на хлопок огромного воздушного шарика. Над лесистым мысом, за которым скрылась погоня, вспухло дымное облако.
– Однако… – растерянно пробормотал я. – Что-то у кого-то рвануло.
– Вождь уже близко, – шепотом сказал Нганук. – Уходите.
– Да некуда вроде! Вон, за камнями посидим. А ты пойдешь с ним?
– Не знаю.
– Ну, прощай, на всякий случай.
– И тебе удачи, куштака.
Александр Андреевич колошского языка не знал, однако в ситуации, кажется, вполне разобрался. Во всяком случае, его не пришлось уговаривать пробежаться два десятка метров до укрытия.
Глава 6
Офицер
Индейцы беседовали довольно долго, стоя прямо на тропе. И, кажется, вполне мирно, по-деловому. А потом ушли – вместе.
Мы с Александром Андреевичем вылезли из нашего укрытия, вышли на бережок, уселись на здоровенное бревно плавника и стали задумчиво смотреть вдаль. Честно говоря, что делать дальше, я не знал: «Есть у меня уверенность, что отдавать Баранова в руки киксади сейчас никак нельзя. Прежде всего, не ясно, что за фрукт этот Катлиан. Даже если он вменяемый и не дурак, то неизвестно, как велика его власть над собравшимися в крепости. В общем, контроль над ситуацией я наверняка потеряю. Что ж, теперь мне это не грозит, но что делать дальше?»
Жизнь сама подсказала ответ – из-за мыса показался баркас. Надо полагать, он возвращался с победой – пороховой запас рванул не на нем.
– А что, Александр Андреевич, – раздумчиво проговорил я, – если они нас заберут, вы меня в железа ковать будете?
Правитель едва заметно дрогнул и уставился на меня. Что-то он, видимо, понял и почесал лысину:
– Нет, не буду. Пока.
– И слово дадите? А какое слово: купеческое или дворянское?
– Да что ж ты над дворянством-то моим глумишься, ирод?! – вполне искренне возмутился правитель. – Я ж за него не задницы графьям лизал, а державе служил! Самого Баранова слово! Мало тебе? Дело сказывай!
– Нижайше прощения просим! – ухмыльнулся я. – Однако тут и сказывать нечего, поскольку ничего и не было. Вы с оказией отправились вперед и прибыли в залив раньше промышленных. Ни в каком плену вы не были – что за чушь?!
– Дурку-то не гони! – не вполне уверенно потребовал правитель.
– Чо ж ее гнать-то? Ночью приехали дружественные колоши, чтоб отвезти вас в Ситкинский залив. Однако стража что-то попутала, и вышла заварушка. Колоша одного убили, а ваши все живы. Ну, может, малость калечный кто… Да это ж они сами в темноте да спросонья меж собой передрались, верно? С перепуга и не такое бывает! Так все и было – ей-ей! А кто поперек скажет, тому в рыло. А мало будет, так батогами добавить! А?
– Эк загнул…
– Да вы сами додумайте, ваше высоблагородие! Это я вам так – для замысла.
– Ладно, посмотрим…
А смотреть было на что: с баркаса, наверное, заметили, что каноэ кого-то высадило. Наверное, они собрались прочесать берег в поисках сбежавшего ворога. Это меня никак не устраивало – еще, чего доброго, наткнутся на нашу захоронку!
– Ну, – сказал я бывшему пленному. – Теперь я в вашей власти. Кажется, они идут к берегу. Можно сигнал какой подать. Только, если выгорит, про захоронку нашу никому не говорите.
– Это еще почему?!
– Имейте благодарность в сердце, ваше высокородие! Юный колошский воин мог вас на кусочки порезать, а он вам жизнь подарил. Нганук отважен, но беден. Это его приз, его богатство! Может, вы друзьями со временем станете!
– Как, говоришь, его кличут?
– Нганук. Он из клана киксади, из рода Бобра. Точнее, он и есть бобр – последний мужчина в роду.
– Нганук, говоришь… Пафнутий это! Александров! Крестник мой… Пригрел змееныша!
– Будет вам, Александр Андреевич! Сами виноваты: он же анъяди – дворянской крови по-нашему, а вы его в неволю, в позор! Однако ж смог он через спесь свою переступить, простил как бы. А вы что же?
Правитель, обиженно засопел. Однако долго думать я ему не дал:
– Ваше высокородие, однако ж, баркас к берегу правит! Что приказать изволите?
* * *В баркасе я не мог налюбоваться на российских матросов – молодцы как на подбор! Собственно говоря, так оно и было – без «как». По литературным данным мне было известно, что в первое наше кругосветное плавание матросов набирали исключительно из добровольцев. Таковых оказалось много, и у командования был богатый выбор. Темно-зеленые мундиры со стоячими воротниками, панталоны того же цвета, короткие сапоги и круглые шляпы – я гадал, их специально вырядили, или они всегда так ходят? Командовал ими лейтенант – тоже весь в зеленом, но с погонами, обшитыми узким золотым позументом.
Сам же я, наверное, выглядел как самый раздикарский дикарь. Правда, кирасу и спасжилет я с себя снял и прикрыл телеса индейским плащом-накидкой. Однако гребцы таращили на меня глаза и временами торопливо крестились.
Командир баркаса – лейтенант Арбузов – прекрасно знал, кто такой Александр Баранов, хотя знаком с ним, конечно не был. Он вполне галантно заявил, что просто счастлив первым из экипажа «Невы» приветствовать знаменитого правителя Русской Америки. Баранов ответил сдержанно и с достоинством – коллежский советник все-таки! От немедленного визита к Лисянскому он отказался и потребовал, чтобы его сначала доставили на компанейский бриг «Екатерина». Сие судно маячило аж на той стороне залива, однако лейтенант не возражал.
Мы были почти у цели, когда на входе в залив показалось небольшое судно под парусом. Вскоре можно стало различить возле него россыпь байдарок. Из разговора начальников я уяснил, то это подходит та самая партия, из которой мы увели правителя. Встречаться с этими промышленниками в мои планы никак не входило, и я обратился к Баранову – тоненьким голоском по-русски:
– Александр Андреевич, не сочтите за труд, прикажите (!) господину лейтенанту доставить меня на «Неву». Душа моя жаждет общения с цивилизованными людьми! А дорогой я вздремну…
Полюбовавшись эффектом, который эта речь произвела на присутствующих, я еще раз сладко зевнул и, свернувшись на банке калачиком, с головой накрылся плащом. Собственно говоря, это было проделано, чтобы не «светиться» перед командой самодельного компанейского «брига». Я собирался лежать в полной боевой готовности, сжимая рукоятку кинжала. Однако почти сразу уснул по-настоящему – вырубился, так сказать…
Проснулся я от того, что борт баркаса мерно шкрябал о борт шлюпа, а рядом несколько матросов шепотом обсуждали, что делать с «ентой абизьяной». Предложения были такие: оставить как есть, поднять на талях или, в крайнем случае, разбудить. Последний вариант, похоже, никому не нравился.
«Как это мило! – подумал я и пощупал амулет на лбу. – Нашел, чем заниматься в прошлом! Однако местные тоже хороши: связать не удосужились, кинжал не забрали». Я кое-как встал и, не обращая внимания на матросов, вдумчиво помочился за борт.
Надо было лезть на корабль, но что делать со снаряжением? Неизвестно же, как там меня встретят… На всякий случай я решил рюкзак и кирасу оставить в баркасе – потом заберу, если все будет в порядке.
В разных местах палубы копошились нижние чины, а близ носа у фальшборта стоял красавец мужчина и смотрел на берег в подзорную трубу. Был он в темно-зеленом мундире с высоким стоячим воротником, двумя рядами золотых пуговиц и шитыми золотом якорями на нарукавных клапанцах. На левом плече его поблескивал золотой погон капитан-лейтенанта, а на голове красовалась черная двуугольная шляпа с кокардой из черно-оранжевой ленты и золотой петлицей. Я еще раз подивился человеколюбию дизайнера, придумавшего эти воротники на мундирах: попробуй-ка жить и функционировать в таком ошейнике! И, главное, зачем?! Чтоб клиент голову выше держал, да?
Лисянский, похоже, меня заметил, но от трубы не оторвался. Надо полагать потому, что не знал, как со мной обходиться. Ему, конечно, донесли, что этот звероподобный колош прекрасно говорит по-русски, но что дальше? Значит, первый ход за мной. Ну, язык-голова, не подведи!
