Сергей Щепетов - Троглодит
– Интересно, а почему?
– Да, мне тоже это было интересно. Я спросил членов правления компании. Мне сказали, что это не выгодно. Успешно вести дела на местах могут только грамотные и честные служащие. Но за это они должны получать высокую плату, жить в хороших домах, иметь нормальную пищу и охрану. Это очень дорого. А жить так, как живут здесь русские, не захотят, наверное, даже американские нищие.
– Угу, трезвый расчет! – вздохнул я. – Слушай… а тебе не стыдно?
– За что?!
– Ну, смотри: вот вы на эту землю не претендуете, вам нужна только прибыль. Русские пытаются здесь закрепиться и вроде бы зла вам не творят. А вы им гадите – цены сбиваете, продаете индейцам ружья, из которых они в русских стреляют. Тебя лично совесть не мучает?
– Я не понимаю! При чем здесь совесть?! Почему должно быть стыдно?! Мы никого не обманываем! Мы торгуем честно, мы продаем то, что у нас покупают! Если я узнаю, что здесь спрос на сачки для бабочек или клюшки для гольфа, то в следующий раз привезу сачки и клюшки! Если русский царь запрещает своим людям торговать оружием, то это их проблемы – не мои!
– Н-да? А как же это так получилось, что ты угодил в лапы к индейцам?
– Большие деньги – большой риск… – вздохнул американец. – Я бы, конечно, не поехал на берег, но хозяин настоял. Русские не запрещают торговать, но не подпускают индейские лодки к нашему кораблю. А товар надо сбыть – хоть сколько-то. Если они начнут стрелять друг в друга, придется уходить в другое место – торговли здесь не будет.
– Да, эту логику не пробить, – признал я. – Ладно, надо решать, что с тобой делать: на кусочки резать или живьем жарить?
– А-а-а… Э-э-э…
– Вот и я не знаю. Давай у вождя спросим!
На мой зов Нганук подошел и встал перед пленным, гордо подняв голову и сложив на груди руки.
– Пожалуй, он рассказал все, что знал – сообщил я. – Это бостонец. Он привез для индейцев товары и, конечно, оружие. Жадность заставила его самого приехать на берег. И та же самая жадность заставила кагвантанов напасть на него, чтобы получить все сразу и даром.
– Наверное, он какой-то начальник (это слово Нганук произнес по-русски). За него дадут выкуп?
– Трудно сказать. Бледнолицые стараются не бросать своих в беде, но и выкупать их не любят. Скорее всего, они договорятся друг с другом, высадят большой отряд и начнут убивать и брать в плен всех индейцев, которых встретят.
– Может, просто убить этих торговцев?
– Как хочешь. Я бы посоветовал отпустить их.
– Зачем?!
– Ну… У тебя сразу появится друг-бостонец. Он расскажет о тебе своим друзьям. Наверно, это полезно.
– Хм…
– Сейчас он думает, что я собрался его пытать, а потом убить. А могу сказать, что ты повелел его отпустить. Я прикажу ему запомнить твое имя и дать богатые подарки за свое спасение. А?
– Ты, однако, мудр, куштака! – признал Нганук после некоторого раздумья.
– Уж какой есть. Если согласен, то грозно рыкни на меня и ногой топни: дескать, не сметь трогать моего друга! Я испугаюсь, а ты ему покажешь руками: свободен, друг, вали отсюда!
– А он совсем не понимает по-нашему?
– Нет, конечно. Начинай!
Минутой позже я впервые в жизни увидел полностью и совершенно счастливого человека. И даже не одного. Наверное, этому Койну поездка обошлась в копеечку – дары он оставил богатые. Однако явно не от щедрости и благодарности – просто американцам очень хотелось быстрее смотаться отсюда, так что собирать товары и грузить их обратно в лодку было некогда.
* * *– Куда ты денешь это добро? – спросил Нганук, кивнув на груду товаров.
– Я?! – изумился куштака. – Это твоя добыча. Мне-то зачем? Я лишь помощник.
Молодой индеец некоторое время смотрел на меня, как бы переваривая услышанное, а потом сказал:
– Потлач. Большой потлач!
– Да, – сказал я. – Очень верное решение!
Термин «потлач» широко известен в узких кругах бледнолицых. Его часто используют как яркую иллюстрацию природной тупости «дикарей». На самом деле это тлинкитский праздник, на котором хозяин раздаривает гостям или демонстративно уничтожает свое добро – рубит новые лодки, выбрасывает в воду продукты, сжигает одежду, убивает рабов. После этого он становится почти нищим, но авторитет его взлетает до небес! Для индейца-тлинкита, который претендует на достойное место в обществе, потлач – главное событие в жизни. Ради него стоит воевать и трудиться. А уж если кто-то сможет за свою жизнь устроить несколько потлачей, то вообще! Тлинкиты говорят, что настоящий вождь умирает в бедности…
Унести с собой всю добычу было невозможно, и мы ее спрятали. Не очень, конечно, надежно – просто чтоб на глаза не попалась случайному путнику. И двинулись в сторону крепости. Здесь вдоль берега шла вполне приличная тропа, так что идти было легко.
– Александр Андреевич, вы по-английски понимаете? – спросил я на ходу.
– Малость кумекаю. Жизнь заставила.
– Ну, и как вы с этими басурманами?
– Куда ж от них денешься?! Людишек-то кормить надо. Ить, считай, пять лет подвозу не было. Что там с Охотска привезут – на один зуб. Хлеб здесь не родится, на одной рыбе да моржатине-сивучатине жили.
– Слушайте, ваше высокоблагородие, партовщики компанейские бобров бьют тысячами, а котов морских – десятками тысяч! Горы мяса по берегам гнить бросают, а люди голодают?! Свистеть не надо, господин правитель!
– А ты сам-то тех котов иль бобров кушал? – злобно вопросил Баранов. – То-то! До сего лакомства и ваш-то брат не больно охоч, а православному люду и вовсе невмочь!
– Александр Андреевич, согласитесь, что народы местные тысячи лет тут жили, с моря и рек кормились и горя не знали. Появилось две сотни русских, и всем стало нечего есть. Это как?
– А вот так! Мы сюда что, кормиться пришли?! Наше дело – меха промышлять и державу ширить!
– Ну да, конечно…
– Коли алеут иль чугач какой полгода на промысле, кто ж его семейство кормить-одевать будет?! Ему ж за бобров надо корму дать, одежку опять же, да шкур на байдарку. А взять где?
– Наслышан я, как вы иноземцев в партии загоняете… И чем расплачиваетесь за промысел, тоже наслышан!
– Ты мне на мозоль не дави, урод хренов!
– Сам красавец! – огрызнулся я. – За барыш людей гнобите!
– За державу Российскую! За веру православную!
– Ага! Пока сюда морем шли, сколько ваших людишек Богу душу отдали, а? Сколько байдарок утонуло, сколько партовых от простуды загнулось иль немощными сделалось? Сто? Двести? Вы ж купец, должны счет знать! И все за царя, за веру, да?
– Да ты…
Нганук подал знак «замри» и правитель, хоть и был пленным, команду выполнил. А мне стало почти стыдно: вот ведь забылся и устроил диспут на тропе войны, словно мы по бульвару гуляем!
Индеец, похоже, заметил не засаду в кустах, а что-то интересное на море. Я стал всматриваться в том же направлении – похоже, вдоль берега в нашу сторону двигалось большое индейское боевое каноэ. Минуты через три его стало уже хорошо видно – десять гребцов, не менее трех пассажиров, в воде сидит очень глубоко.
– Скаутлелт или Катлиан, – уверенно сказал Нганук. Надо полагать, он сумел разглядеть резную фигурку на носу лодки.
– Что делать вождям под пушками русских?! – удивился я.
– Не знаю… До их пушек далеко. Смотри!
Да, похоже, вдали начало развиваться некое действо. От «Невы» отделилась большая лодка или баркас. Эта штука, кажется, не уступала размерами некоторым компанейским судам, стоящим на рейде. Данное плавсредство сначала шло наперерез индейскому каноэ, а потом пристроилось ему в кильватер. Весел на нем было как ног у сороконожки, и расстояние едва заметно сокращалось.
Минут пять мы смотрели на эту гонку – перегруженное каноэ явно проигрывало в скорости, но совсем немного. Обогнув пологий мыс, оно под острым углом пошло к берегу и скрылось за верхушками кустов. Нганук отбежал в сторону – к кривой разлапистой лиственнице, одиноко торчавшей на каменной глыбе. Он подпрыгнул, ухватился за ветку, подтянулся и некоторое время висел в такой позе, пытаясь, вероятно, рассмотреть, что происходит с каноэ. Впрочем, необходимость в этом вскоре отпала – индейская лодка вновь удалилась от берега и продолжила свое движение. Проделанный маневр, вероятно, стоил ей пары сотен метров расстояния от преследователей. Те, вероятно, сочли дистанцию приемлемой для стрельбы – с баркаса друг за другом хлопнуло три ружейных выстрела, следом за ними бухнула маленькая пушка, установленная на носу. Индейцы ответили двумя выстрелами. Их каноэ вот-вот должно было свернуть за мыс и скрыться на некоторое время от преследователей.
– Кого-то высадили, – сказал Нганук, подходя к нам. – Если он захочет попасть в крепость, то пойдет здесь.
