Александр Мазин - Богатырь
– Берегись! Справа! – взревел он, прыгая за дерево, в которое тотчас впились сразу две стрелы. И снова – вскрики. Оттуда, где укрылись его дружинники.
Илья помянул бесов, поймал острием меча ножны, намереваясь снова взяться за лук…
И что-то будто толкнуло в затылок. Илья мгновенно, хотя ему показалось, что очень медленно, начал разворот…
Чтобы увидеть еще одного воина в стальной броне. Почти такого же высокого, как он сам, глядящего со злой усмешкой…
И натягивающего лук, чтобы всадить бронебойную стрелу в упор.
Илья успел увидеть и эту усмешку, и – очень отчетливо – наконечник стрелы, уходящий назад по мере натяжения тетивы. Весь этот крохотный кусочек времени, умещающийся между двумя ударами сердца, тонкий и смертельный, как сходящееся в острие жало меча.
Стрела уходила назад, а Илья уже падал на бок, роняя лук, выдергивая уже в падении полувложенный клинок, выбрасывая руку, не глядя, потому что смотрел только на граненый блестящий наконечник. Такой знакомый. Точно такой же, как когда-то достала матушка из его спины.
Они ударили одновременно. Клинок по ногам стрелка. И стрела – в кольчугу Ильи.
Клинок достал совсем слабо. Не рубя даже, а разрезая, потому что Илье пришлось изо всех сил тянуться, чтобы хоть чуть-чуть достать.
Стрела – во всю силу мощного лука. В упор.
Илья услышал звонкий удар, такой сильный, что его опрокинуло навзничь. Падая, Илья напрягся в ожидании боли…
Но боли почему-то не было. И боковым зрением Илья увидел кое-что еще.
Как валится на спину стрелок.
Приложившись лопатками оземь, Илья мгновенно подтянул ноги и рывком встал на ноги. А боли всё не было. Взгляд вниз: стрела, почти по оперение вошедшая в кольчугу. И еще будто что-то постороннее упирается ему в живот.
Боли не было. Но Илья знал – так бывает. Боль придет позже…
Отвлекся на миг и чуть не поймал еще одну стрелу, потому что враг уже стоял на коленях, поднимая лук…
Илья прыгнул вперед, на стрелка и сорвал стрелу прямо с тетивы. Древко хрустнуло. Илья так и рухнул на противника с обломком, увидел ощеренное лицо… И не раздумывая, поскольку другого оружия все равно не было, воткнул наконечник в глаз врага.
Ох как тот заревел!
И сразу еще один вопль. Еще более истошный:
– Соловей! Соловья сбили! Бежим!!!
Враг вырвал стрелу… вместе с глазом.
Но Илья тут же прижал его руки к земле:
– Ты – Соловей?
Враг молчал. Пол-лица – в крови, по-варяжски длинные усы, короткая острая бородка, какую ни один варяг не отпустит, тоже в крови. Смотрел злобно оставшимся глазом. Встать даже не пытался. Не смирился. Просто выжидал.
– Отдыхай, – посоветовал Илья, выпустил левую руку разбойника и сразу же приложил его кулаком в ухо. С силой, достаточной, чтоб разбойник в ближайшее время никого не беспокоил.
А стрелы больше не свистят, однако.
Вернее, свистят, но не здесь, а подальше.
Илья вложил меч в ножны и посмотрел вниз, на живот. Подумал: кровь не течет. Это плохо. Значит, внутрь уходит. А боли всё нет. Илья тронул черенок стрелы. Нет, не больно совсем. И тут он увидел наконечник стрелы, разорвавший кольчугу с другой стороны. Чистый наконечник.
Еще не веря, Илья потянул за черен и не без труда вытащил стрелу. Потом задрал кольчугу. Новую кольчугу, которую ему дал отец взамен той, что стала тесна. Эта тесна не была. Висела свободно.
Задрал и увидел две дырки от стрелы. И разорванный в клочья подкольчужник.
* * *– Вот, княжич, смотри, кого мы нашли! – Пара отроков подвела к Илье… священника. Черные одежды, серебряный крест на груди. Удивительно, что крест никто не тронул.
– Благослови тебя Господь, сын мой! – с сильным ромейским акцентом пробормотал священник, осеняя Илью Крестным Знамением. Илья заметил на его запястье красные рубцы от пут.
– Где его нашли?
– Я увидал! – воскликнул Миловид. – Его связали и на дороге бросили! Счастье, что кони не стоптали.
– Хитро, – пробормотал Илья.
Увидав священника, они бы точно остановились. И тогда – конец. Хитро! Умеет Соловей устраивать ловушки.
Умел.
Только что Илья спутал ему руки, а ноги… Ноги просто перевязал. Меч Ильи, если б рубил в полную силу, снес бы татю обе ноги зараз. Но меч не рубил, он резал. И очень, очень удачно. Острейшее лезвие прошло неглубоко. Два-три вершка. Но хватило, чтоб вскрыть и сапожки из мягкой кожи, и сухожилия над пятками. Рана не смертельная. Когда заживает, человек даже ходить может. Недалеко. Нурманы так, бывает, беглую челядь наказывают.
Значит, священник…
– О тебе позаботятся, святой отец, – пообещал Илья по-ромейски. – Но тебе придется вернуться в Киев.
– Я понимаю… – пробормотал ромей. – Ты убил их? Всех?
– Не всех, – покачал головой Илья. – Но голову змее, надеюсь, скрутил. Мы поговорим позже, святой отец. Сейчас у меня очень много дел.
– Я понимаю, – повторил священник. – Назови свое имя, чтоб я знал, за кого вознести молитву Отцу Нашему.
– Илья, сын Сергия. Испей, отче. – Он протянул священнику серебряную флягу с разбавленным, подслащенным медом вином. – И жди у тропы. Больше тебя никто не обидит.
– У нас шестеро раненых и один убитый. Отрок Тишок, – доложил Малига. – Из раненых трое – тяжко, остальные – ничего так. В седле удержатся.
– Лошади! – Тут Илья вспомнил и заливисто свистнул, подзывая Голубя. – А что пленные?
– Четыре ранены, но бежать смогут. Двух я велел добить. Но того, которого ты подранил, не тронул. Кто он, княжич? Неужто…
– Ага, – не скрывая удовлетворения, произнес Илья. – Он, Соловушко! Ну что, отправим человека в Моров?
– Зачем, княжич?
– Всех же не увезти, а я ведь и раненых татей с собой хочу прихватить.
– Увезем всех! – заверил Малига. – Мы разбойничьих коней взяли. Двенадцать голов верховых и три десятка вьючных. Кстати, и товар с купцов тоже здесь. Это теперь чье? Наше?
– Ваше, – щедро махнул рукой Илья. – Добыча. Меж собой поделите. – Но, вспомнив, добавил: – Не забудьте княжью долю отдать.
Своей частью он распорядится сам, а вот по батиной он решать не вправе.
– Разбойников посчитали?
– Восемнадцать! – ухмыльнулся Малига. – Включая тех, кого дорезали. И четверо, вернее, пятеро недобитков. Может, и их тоже? Ну, кроме Соловья? Их же всё равно казнить?
– Какой ты добрый, – усмехнулся Илья. – Так вот сразу и казнить. Нет уж. Раз коней хватает, вяжем всех и везем в Моров. С деревень окрестных народ соберем и судить будем. А потом я их Свену отдам. Всех, кроме Соловушки.
– А его-то за что щадить?
– А то, что я его великому князю обещал. А слово, Малига, надо выполнять.
– А ты уверен, что это сам Соловей? Вдруг – нет?
– Уверен, Малига. Их двое было, в кольчугах. Этот и лях, которого я зарубил. Лях сам назвался. Сказал, Зибором его звали. Ляха, кстати, тоже с собой прихватите. Целиком не надо, головы довольно. Может, признает кто? А этот – точно Соловей. И даже не только в ловкости и броне дело. Я, Малига, еще кое-что признал. Стрелки его. Одну такую он мне когда-то в спину вогнал. Я ее наконечник хорошо запомнил. Было время, знаешь ли.
– Рад за тебя, княжич! – искренне улыбнулся Малига. – Теперь ты уж точно кровь за кровь взял. А что с мертвыми татями делать? Закопать?
– А то же, что и они с людьми делали. Ободрать и скинуть в овраг. Пусть зверье зверьем попирует!
Глава 8
В большой палате великокняжьего терема было тесно. Свободным оставался только центр, на котором обычно ставили столы для великокняжьего пира.
Именно по этому проходу двигались сейчас Сергей Иванович, Илья и Малига, за которым четверо дружинников несли деревянную клетку, а еще четверо – доску, на которой были уложены трофеи: взятое в бою оружие. Там же, на деревянном блюде, стояла отрезанная и залитая воском голова. За теми, кто нес трофеи, следовала еще одна группка людей. Многие – в повязках, кого-то поддерживали товарищи. Вои из десятка Малиги. Те, кто выжил и мог держаться на ногах.
Илья решил: они заслуживают того, чтобы предстать перед князем. Сергей Иванович решение одобрил.
Духарев оглядел палату. Сегодня здесь собралось никак не меньше двух сотен человек. Великий князь, его ближники, вставшие под его руку князья, воеводы, бояре, епископ киевский со священством, старшая гридь. Отдельно – великая княгиня кесаревна Анна с несколькими боярынями и парой привезенных из Константинополя патрицианок.
Из ближних людей Владимира не хватало лишь Варяжки, все остальные присутствовали.
Здесь были те, кого Сергей Иванович мог считать друзьями, те, кто когда-то ходил под его рукой, как, например, вышгородский боярин Зван; были союзники и доброжелатели; были чужие: представители ромеев, лехитов, булгар, германцев… С кем-то из них Духарев был в добрых отношениях, с кем-то – не очень. Но то были противники политические. А были и враги. Личные враги дома князь-воеводы. Этих тоже хватало – недругов, завистников, обиженных… Хотя сегодня был день его торжества, его и Илюхи, однако и врагам князь-воеводы любопытно взглянуть на того самого Соловья, которым в Киеве и Чернигове стращали уже не только детей, но и взрослых.
