Физрук-10: назад в СССР (СИ) - Гуров Валерий Александрович

— Потерпи минутку… Что-то здесь не так!

— Ну, что тебе — не так? — капризно интересуется Тельма, сдергивая с себя одеяло. — Голой девки не видел! Иди ко мне!

«И в самом деле, чего мне надо? — думает он. — Такая деваха… Ну может слегка бледненькая… В Эстонии не загоришь толком… Только вот ничего сексуального в ней нет… Кукла, манекен, копия…»

Философ с ужасом начинает пятится.

— Да, что с тобой⁈ — испуганно спрашивает девушка. — Белены объелся!

— Потерпи малость, я сейчас… — с ненавистью кричит он.

«Она не замечает сыпи по всему моему телу, — думает он. — И дети… Она ничего не говорит об Илге и Игорьке, потому что ничего не знает о них… И о том, что творится в городе — ни слова!.. Это кто угодно, только — не Тельма Ильвес, дочь полковник контрразведки 'СМЕРШ…»

Стараясь не смотреть в сторону «подруги», Философ поспешно одевается и спускается в ресторан, который уже открыт. Он застает Головкина на его обычном месте. Художник сидит, закинув руку за спинку кресла, и рассматривает на просвет рюмку с коньяком. Тут же находится и баснописец Корабельников. Он почему-то с ненавистью смотрит на приближающегося Философа.

— Насекомий прихвостень, — бурчит спившийся герой.

Философ садится рядом с Головкиным и тот молча наливает ему коньяку.

— Что в городе? — спрашивает Философ.

— И не спрашивай! — отмахивается художник. — По слухам — не менее тысячи растворенных заживо… Солдаты из ВВ добивают последних тварей… Звено «Ми-8» ушло к бывшему военному заводу, выжигать гнездо…

— Ты знаешь, что твой шурин погиб?

— Знаю. Их уже нашли… Вот, поминаем с Ромкой…

— Светлая ему память, — говорит Философ, поднимая рюмку. — Настоящий мужик был.

Художник и баснописец пьют, не чокаясь, а вот Философ все еще баюкает рюмку в руке. В зал входит врач. Садится за стол. Головкин наливает и ему. Голубев сочувственно хлопает его по руке и тоже выпивает. Философ показывает ему тыльную сторону кисти.

— Кажется, я чем-то заразился!

— Спринцевание! — громко требует поэт. — Я первый!

— Выпейте коньячку, Граф, — советует врач. — Нет поводов для волнения.

— Иди ты к черту! — отмахивается от него Философ. — Это все твои насекомые, Эрни! Что делать?

— Не ори ты так… — оглядываясь, шипит Голубев. — Лучше — выпей и все пройдет. Официант, будьте любезны, еще коньяку!

— Какой коньяк, эскулап ты хренов! — огрызается Философ. — У меня девка в номере! Она не та, за кого себя выдает!

— Конечно, нужно взять образцы на анализ, — с трудом сохраняя серьезность, отвечает врач, — но, судя по симптомам, на венерическое заболевание не похоже. Скорее уж — аллергия!

— Сроду у меня не было никакой аллергии, — бурчит Философ. — Ты меня не так понял. Девка тут не причем. Это же не просто девка, это Тельма Ильвес, но это не Тельма Ильвес, клянусь!

Голубев смотрит на него, как психиатр на умалишенного, участливо и одновременно — пристально, а потом все-таки берет собеседника за кончики пальцев и рассматривает расчесанную бугристую кожу.

«Ну вот, напросился на свою голову, — думает Философ, — первичный осмотр, потом — анализы, потом — консилиум. Фальшивая бодрость докторов и успокоительное вранье, что все это лишь легкое недомогание…»

— Ну не знаю… — пожимает плечами врач. — Насекомые переносят пыльцу, так что у вас, больной, типичная сенная лихорадка.

— Что ты мне здесь вкручиваешь? — злится Философ. — Причем здесь пыльца? Осень на дворе! Ладно бы только волдыри!.. Я же раскусил весь их план, понимаешь?

— Какой еще план? — без всякого интереса осведомляется Голубев. — Чей?

— Они вымирают! — начинает с жаром объяснять Философ. — С каждым разом все больше количество особей требует выбраковки. Вот потому им и надо передать свое знание людям. А лучше всего это сделать через детей. Вот только детям нужны человеческие наставники, чтобы другие взрослые ничего не заподозрили. Тогда эти твои инсектоморфы заражают некоторых из нас своей «сенной лихорадкой», чтобы транслировать свои знания человечеству.

— Что ж, теория любопытная, — не спорит Голубев. — Насекомые — хемотрофны. Они умеют передавать информацию через химические соединения.

— Вот и я о чем! — радуется его сговорчивости собеседник, возбужденный настолько, словно уже накатил коньяку на старые дрожжи. — Только — не хочу я! Назначай какие-нибудь порошки, лепила! Пусть другие мучаются без бухла, курева и баб. А я — не согласен!

— Ну и хватит орать, — произносит устало врач. — Пройдет твоя болезнь. Тоже туда же… Сверхчеловек, блин…

Философ недоуменно разглядывает свои руки, бормочет жалобно:

— А ты не брешешь, Эрнестик?

— Выпей коньяку! — настаивает Голубев. — При аллергии спиртное противопоказано, но ты накати. А то похож на мокрую курицу, а не на сверхчеловека.

Философ берет рюмку и зажмурившись выпивает. Несколько мгновений он прислушивается к своим внутренним ощущениям, потом открывает глаза и блаженно улыбается.

— Ничего, вроде… — бормочет он. — Назад не просится…

— Милый ты мой мыслитель, чтобы стать архитектором Нового Мира, одних волдырей недостаточно.

— Чтобы стать архитектором, надо МАРХИ заканчивать, — авторитетно заявляет Головкин, который, как всегда, ничего не понимает в чужом разговоре.

Философ отмахивается от них обоих.

— Дружище, будьте любезны, — обращается он к подошедшему официанту, — бутылку водки, сока какого-нибудь и шашлычка сделай с собой, ладно?

— Водку и сок могу принести немедленно, — отвечает тот, — а вот шашлык придется подождать. У мангальщика нашего горе, его брата сегодня клопы летучие сожрали. А его помощник только весной из кулинарного техникума выпустился…

— Тогда пусть принесут в триста пятый. Да — с жаренной картошечкой!

— Хорошо, уважаемый постоялец.

Официант уходит, а заметно повеселевший «уважаемый постоялец» обращается к собутыльникам:

— Пропадите вы тут все пропадом, пьянчужки, а я пойду к Тельме… А даже если это и не совсем Тельма, девка все равно мясистая…

— Если что — я принимаю по пятницам! — сообщает ему врач. — Анонимность гарантирую.

Отворив дверь номера, Философ прислушивается. Тихо. В спальне по-прежнему горит свет, но на кровати пусто. Зато открыто окно. Постоялец заглядывает в санузел. Никого. Уходя, он закрывал дверь на замок — это Философ хорошо помнит. Куда же подевалась эта Лжетельма? Улетела она, что ли? И его мгновенно прошибает мелкой дрожью. Так вот что в ней странного⁈ Это не девушка и не человек! Это очередная версия инсектоморфа! И она именно — улетела, так и не получив своего! А чего именно — своего, лучше и не думать.

Философа словно пружиной толкает к окну. Он с грохотом и дребезжанием стекол захлопывает обе рамы. И в этот миг раздается стук в дверь. Крикнув: «Открыто!», Философ все же шагает в прихожую, хватается за ручку и тянет створку на себя. Коридор пуст. Вернее, по крайней мере, постояльцу триста пятого номера так кажется в первое мгновение. Приглядевшись, он отшатывается, едва не захлопывая дверь перед собственным носом. Это что еще за чертовщина!

От автора

Бывший сиделец очутился в прошлом. СССР в самом расцвете 1978 г. Все бы ничего, вот только он молодой кинолог и служит в милиции! Попал, так попал!

Сегодня вышел четвертый том НАЧАЛЬНИК МИЛИЦИИ в жанре Назад в СССР, а на 1-й том скидка! https://author.today/work/353762

Глава 4

Почти у самых ног постояльца висит над ковровой дорожкой белый матовый шар, около метра в диаметре. Просто так висит, без всякой опоры. Философ отчетливо видит округлую полупрозрачную тень, отбрасываемую шаром на разноцветный ворс дорожки.

— Это ты стучал? — озадаченно спрашивает он, словно перед ним сидит пес.— Откуда ты взялся?

Шар молчит. Хотя нет — низкое, едва улавливаемое слухом гудение разливается в полной тишине. Несколько минут Философ тупо смотрит на невесть откуда взявшийся сфероид. И не может отделаться от ощущения, что тот тоже смотрит на него. Так они «переглядываются» минут пять, покуда со стороны лифта не слышатся шаги. Философ колеблется. Что делать? Закрыть дверь и сделать вид, что ни о каком загадочном шаре он и понятия не имеет или все-таки предупредить идущего? Проблему «решает сфероид». Он начинает медленно бледнеть, теряя четкость очертаний, покуда не исчезает вовсе. А может — становится невидимым? Философ осторожно тыкает в пустоту перед собой мыском ботинка. Ничего. Выдохнув, шагает из номера навстречу идущему. Это оказывается всего лишь официант.