По шумама и горама (1942) (СИ) - Соболев Николай "Д. Н. Замполит"

— Лука! Что у тебя?

— Изъяли пять машин, три завели, две отогревают!

— Отлично, — повеселел командант. — Забирай минометы и дуйте в Бойник.

Прихватили мы и несколько больших кусков брезента, чтобы укрыться в кузове, но все равно, когда вылезали из машин через шесть километров, могли сойти хоть за домобранов, хоть за итальянцев, хоть за армию микадо. Вся одежда, сверху донизу, покрылась инеем и мы больше походили на снеговиков, чем на партизан.

Но маскироваться не потребовалось — охрана и тут предпочла выполнять свой долг в тепле. Мы бы тоже, но мост надо заблокировать часа на три, а лучше на четыре, пока мимо него не пройдет вся бригада. А на том берегу тот самый аэродром и тот самый батальон охраны, и до Сараево всего километров десять, подкинуть подкрепление — дело получаса.

Одно счастье, что мост узкий, заблокировали его парой грузовиков, по бокам поставили шесть пулеметов и пару минометов, заняли ближайшие дома, заодно повинтив домобранов, и организовали смены расчетов — пятнадцать минут на морозе, полчаса в доме. Так нас и врасплох не захватят, и ребята будут готовы к бою.

Бригада догнала нас через час и мимо нескончаемым потоком полились роты и батальоны, над которыми дрожал пар от дыхания…

Коча и Фича ездили верхом вдоль колонны и каждый раз останавливались на минуту-другую у нас, погреться.

— Пока все удачно, никто не всполошился, — Попович отломил воротник, примерзший к шубаре, снял шапку и принялся счищать сосульки с одежды.

— Второй поезд пропустили?

— Да, все тихо прошло.

Никто не ожидал такого безумия — марш бригады среди белого дня, почти через пригороды Сараева! Вот же Коча, сюрреалист чертов! Да-да, он мало того, что в Испании воевал, так еще и в Париже с сюрреалистами тусил, с Жаном Кокто дружил, стихи писал и однажды, как рассказал мне всезнающий Лука, чуть не набил морду Сальвадору Дали. И на тебе — командант партизанской бригады!

Первая Пролетарская, по его расчетам, должна пройти мимо моста за час, учитывая длину вьючного обоза. Так оно и вышло, но мы оставались на месте вдвое дольше.

— Грузовики едут, — приподнялся на локте Бранко.

— Наши, арьергард из Семизоваца отходит, — поерзал и подрыгал ногами от холода приставленный к пулемету вторым номером Лука.

— А если нет? Давай-ка развернем пулемет, и беги в дом, чтобы тоже подготовились.

Обошлось и в этот раз, одновременно с арьергардом прискакал связной — бригада прошла между Илиджей и Хаджичами и втягивается в горный массив. Значит, пора и нам, на грузовиках мы их догоним минут через пятнадцать, жаль, что машины и тяжелые минометы придется там бросить, зря таскали…

Ладно, новые добудем.

— А давай по аэродрому врежем? — Марко показал рукой в сторону Райловаца.

— Далековато, километра полтора, впустую отстреляемся, — засомневался Бранко.

— Погоди, — меня эта идея захватила и я напряженно соображал, как бы ущипнуть домобранов побольнее. — Значит, так, те противопехотки и противотанковые, что у нас есть — все заложить на съезд с моста.

— А если кто через мост пойдет?

— В такую погоду свои дома сидят, телевизор смотрют. Только чужие шастают, — выдал я в раздумьях.

— Что смотрят? — вытаращились Марко и Лука.

— Фигню всякую, не мешайте… Так, там выше по течению излучина, от нее до аэродрома от силы восемьсот метров.

Там мы и сгрузили минометы и бойцы под командой Бранко установили их, разложив рядом ящики с оперенными минами. Марко обезьяной взобрался на дерево и выудил согретый за пазухой бинокль.

С его корректировкой аэродром мы накрыли третьим залпом, после чего бегло высадили оставшийся боекомплект. Куда уж попали, бог весть, но в двух местах встали густые черные столбы дыма. А мы запрыгнули в грузовики и умчались навстречу югу и солнцу.

Холодному югу и злому солнцу — каждый луч выбивал из глаз слезу и она застывала в уголках, мешая закрывать веки. Мерзли руки и ноги, мерзла рожа и потому счастьем показалось бросить продуваемые насквозь кузова и двигаться на своих двоих, разогреваясь на ходу и догоняя бригаду по широкому следу.

Идти по утоптанной сотнями ног дороге куда легче, чем тропить целину и вскоре мы настигли наше медицинское отделение и наших вьючных лошадей. Впереди, в полукилометре, маячил хвост колонны.

Вскоре и без того низкое зимнее светило, весь день бившее по глазам, рухнуло за горы и настала тьма, которую едва рассеивали дрожащие в морозном мареве звезды. Даже воровского солнышка нам не выпало, новолуние.

В этом мраке мы добрались до замерзшего ручья, до широкой полосы льда, избитой подковами и шипованными ботинками. И вот тут я дал маху — нет бы отойти в сторонку и переправляться там, но уж очень хотелось поскорей догнать своих…

Лед проломился под второй вьючной лошадью.

Я даже не успел ничего понять, как вытаскивать животное метнулась Альбина и… и сама провалилась в воду.

— Назад!!! — заорал я что было сил. — Быстро назад!!!

— Лошадь тонет! — истерически закричала Аля.

— Плевать! — я кинулся к полынье, пытаясь ухватить строптивицу за шиворот, но кромка льда хрустнула еще раз…

Мать моя женщина!!!

Ошпарило, как кипятком — куда хуже, чем при моем тогдашнем купании в Дунае!

Хотел было выпрыгнуть, но Аля все возилась с лошадью…

— Вьюк! Вьюк разгружай! Бога душу мать!!! Бранко, Марко, что стоите, рубите слеги, дрова, костер, быстро!

Вместе с угодившим в ручей коноводом мы втроем, содрогаясь в убийственно ледяной воде, раскрыли вьюк и перекидали содержимое на берег. Попытка поднять лошадь не удалась — животное обессилело и, похоже, нахлебалось воды, но Альбина все пыталась вытащить ее за уздечку.

— Утонешь — домой не приходи! — проревел я ей прямо в ухо и, пользуясь мгновенным замешательством, вышвырнул на землю, в руки Бранко.

— Лошадка… — только и вякнула Аля.

Ежик, глядь!

— Не разгорается! — Марко чиркал спичками над несколькими поленцами.

— Бензин!!! — скакал я, пытаясь хоть как-то побороть смертельный холод, поднимавшийся от мокрых ног вверх.

Но в криках, в слезах, в матюках все понемногу заработало как надо — в яме разожгли костер, Живка примчалась со флягой спирта, ребята переправили остаток роты выше и ниже полыньи, а Марко метнулся к ушедшим вперед и вернул лошадь с вьюком запасной одежды.

Мы с коноводом стремительно, насколько это возможно закоченевшими руками, скинули мокрую одежду и принялись растирать ноги спиртом, а вот Альбина отказалась наотрез.

— Раздевайся!!! — зарычал я.

— Нет! Тут мужчины!

Вот только остатков сурового черногорского воспитания нам и не хватало.

— Молчать!!! — не выдержал я. — Это приказ!!! Чего они там не видели??? Еще не хватает, чтоб больничарка обморозилась, позору-то будет!

Не знаю, что подействовало больше, мои крики или притащенное кем-то одеяло, но Альбину удалось раздеть, растереть и переодеть в сухое.

В яме весело горел здоровенный костер и мы стояли почти вплотную к огню, не опасаясь, что он может прожечь одежду и чувствовали, как стылая смерть отходит все дальше.

— Спасибо, — неожиданно ткнулась мне в плечо Альбина и тихонько заплакала.

Глава 3

Остаться должен только один

К жилью мы вышли к восьми утра.

Позади остался обледенелый подъем в горы и нереальная картина — ночь, темнота, адский холод, пар от людей и лошадей, костры, избитая сотнями ног и копыт тропа… Воздух, вымороженный до полной прозрачности, создавал иллюзию близости слабеньких огней Илиджи, Райловаца и Сараево, дрожавших в десяти километрах. И прошли мы совсем рядом с памятными мне по первой Боснии олимпийской горнолыжной трассой и трамплином. Вот лет через сорок их тут и построят. Или не построят, смотря сколько я нахреновертить успею.

Уж не знаю как там Александр Васильевич, но мы со своим «переходом Суворова через Альпы» справились. Никто больше даже в воду не сверзился, это только нам так повезло, чему свидетельством шорох и скрип заледеневшей одежды. Той, в которой мы в ручье фигуряли — скинуть-то ее при переодевании скинули, но тут же и бросили, не до нее было, а когда спохватились, ткань задубела. Примерно как у Доцента с компанией в «Джентльменах удачи», только вместо цемента лед. Стоящую колом одежку прицепили ко вьюкам и рюкзакам, вот она и громыхала при каждом шаге, пока влага не вымерзла.