Рубеж веков (СИ) - "Ludvig Normaien"
Прибыли и несколько врачей, помощь которых потребовалась ряду неудачников — то камень, то бревно неудачно уронят, раздавив ногу. Возможно, среди них были те, кто хотел отлежаться, пока остальные впахивали. Но их чаяниям не суждено было сбыться, так как одного притворяющегося повесили посреди образующейся площади, на которую выходили коробки казарм. А остальные сильно не обрадовались тем методам лечения, которые к ним применяли эти коновалы. Отрезанные раздробленные ноги закопали на ближайшем пустыре, а выживших рыдающих калек выгнали обратно в город, прежде отобрав часть одежд и деньги в качестве платы за лечение. Выживших, так как некоторые не вынесли таких методов лечения, и старые квартальные кладбища стали пополняться новыми постояльцами. Главное, что все вынесли для себя, так это то, что надо быть вдвойне осторожными и не попадаться к врачам, что не станут утруждать себя лечением своих пациентов.
Но ручеёк пациентов к ним всё равно тёк, так как кроме несчастных случаев на стройке были и другие проблемы. Теснота казарм, на одно место в которых приходилось несколько человек, новая одежда, наличие денег на руках, игры в тавли и кости, которые были интернациональны — от всего этого и по ряду других причин вспыхивали конфликты, заканчивающиеся далеко не всегда только синяками да шишками. Не зря писец говорил, чтобы они были благодарны, что им всем выдали полный комплект одежды, так как чем дальше, тем более скудная и ветхая выдавалась новичкам одежда. Новой, не ношенной было уже было практически не найти. К тому же, по идее, солдаты разных земель должны были быть разделены по разным казармам. Но то ли из-за того, что жилья не хватало, то ли из-за того, что кто-то посчитал, что ромеи и итальянцы — одно и то же, то ли затем, чтобы они познакомились и привыкли друг к другу, то ли из-за банального бардака, но представители разных стран оказались перемешаны.
Шестёрка друзей долго держалась, не встревая в различные конфликты, держась немного наособицу, но поддерживая знакомых из города. Все остальные, кто не сумел объединиться в группы, банды, шайки, вновь поменяли свою хорошую одежду на залатанные лохмотья, выполняли самую тяжёлую работу и спали на полу у дверей. Конечно, все спали на полу, но хотя бы на циновках, или на охапках сухих водорослей. И однажды вечером, после окончания работы и вечерней кормёжки, придя в свой барак, они увидели шустрого мужичка, первым забежавшим внутрь, который собирал охапки их и соседей подстилки и быстро утаскивал их в сторону. Взревев от такой наглости, Сид подлетел к вору, сбив его ударом с ног и принялся бить ногами. Затем рывком поднял его на ноги:
— Ты, козлиный выблядок, сейчас метнёшься и приташишь назад всё то, что ты отсюда унёс. Ясно?
Воришка, утирая кровавые сопли с лица быстро-быстро закивал.
— Что за собачье дерьмо подняла руку на моего человека? — басовито раздалось у увлёкшихся расправой парней. Обернувшись, они увидели Анджело Кальколо, одного из главарей итальянцев, а конкретнее — неаполитанцев. Если ещё конкретнее, то по слухам, он со своей бандой промышлял на границе Кампании и Лацио, скрываясь то в одной, то в другой области, пока их не зажали в западню, где предоставили выбор — помереть в бою, а выжившим — каторгу на рудниках или галерах вице-короля, или поучаствовать в богоугодном деле войны против врагов истинной веры. И, конечно же, если они выберут второй вариант, то все их грехи, совершённые до сей поры, будут отмолены. Ну и никто не будет возражать, если доблестные защитники веры привезут частичку богатств проклятых исмаилитов и еретиков на родину. Перед таким выбором не нашлось отказавшихся отправиться в небольшой крестовый поход. А так как отправились они, можно сказать, добровольно, то и была возможность захватить с собой кое-какие вещички. Сейчас этот здоровяк, ростом не ниже шести футов, был больше похож на какого-нибудь аристократа в своём коричневом дублете с пышными плечами, короткими штанами и светлыми чулками, подвешанным кошельком и небольшим кинжалом на поясе. Шпагу, набивные штаны — плундры, и воротник по моде — и не отличить от средней руки дворянина.
— Твой человек — вор! И за деяния свои он был наказан. Каждому да воздастся по делам его. — встрял тут же Евх.
— Это мой человек, и руку на него могу поднимать только я! А не каждый, кто о себе тут что-то возомнил! — берет на кудрявых волосах здоровяка закачался, грозя упасть. — Бей их!
Взявшие обворованных в полукольцо неаполитанцы ринулись с кулаками в бой. Сид кинулся на Анджело. Лемк сцепился с одним из его подручных, по имени Бальдо. Бальдо был мельче и оказался заметно слабее, а потому сперва поймав его пальцы, он постарался выгнуть их до хруста в другую сторону, а затем пнул в пах, переключившись на помощь парням, которые отбивались от гораздо большего числа соперников. Четверо молотили Петра и Илию, и именно на помощь к ним бросился Лемк. Удар кулаком в затылок одному и вот они уже уровнены в числе, если бы сзади Теодора не пнули под колено, а потом в спину. Слетев с ног и покатившись кубарем, он откатился под ноги нападавшим на Петра, дав тому возможность провести чёткий удар в висок одному из противников, отправив его в беспамятство. Пока вставал, увидел как Месал, кривя в усмешке окровавленный рот и больше похожий на какого-нибудь кровососа, с маху бьёт головой своего противника в каменную стену. Михаил размахивал непонятно откуда взявшейся сучковатой палкой, нанося удары перед собой куда придётся.
Драка разгоралась, входящие в бараки тут же подключались к одной или другой стороне, смотря откуда они были и с кем до этого уже успели поссорится. Первый натиск, находясь в меньшинстве, с трудом, но удалось остановить. Банда Анджело не пользовалась большой популярностью, и хоть их и был не один десяток, остальных было гораздо больше, а потому итальянцев постепенно начали теснить. Из-под ног дерущихся достали Юхима, находящегося в полубессознательном состоянии. Кто первым достал ножи было непонятно, но вот уже в разных местах появился блеск стали, крики и стоны раненых. Лемк тоже достал свой нож, истончившийся от долгого использования. Он несколько лет назад забрал его в одной драке с одним подростком, и это была его первая ценная добыча в жизни. И сейчас он ему сильно пригодился, когда крича, его пытался заколоть очередной противник. Тот, сделав выпад, попытался воткнуть свой кинжал ему в живот. Отпрыгнув в сторону и пропустив его руку мимо, Теодор, держа нож обратным хватом, ударил его сперва в плечо, а затем ударил в шею. Кто-то толкнул раненного врага и тот упал на пол, под ноги Лемку.
В какой-то момент всё резко прекратилось — враги, тяжело дыша, вытирая кровь и пот, откатились в разные стороны, выставив руки с кинжалами и ножами, и держа друг друга на расстоянии. Те, у кого не было острого, из-за их спин посылали страшные проклятья на головы противоположного лагеря.
Но, кто-то видно сообщил главным, и через широкие двери стали врываться солдаты, раздавая удары направо и налево, отчего вновь начался хаос. Предвидя опасность, Лемк скинул окровавленный нож под ноги. Ветераны, как волна мусор, заставили всех выместись во двор. Те, кто мог идти, заковыляли вслед за всеми. В их казарме остались лишь десяток тел, половина которых ещё тряслась. Несколько десятков одоспешенных солдат построили их на площади в несколько шеренг, прошлись, обыскивая по рядам. Нескольких человек, у которых были найдены ножи и сами они имели следы крови на одежде, вытолкали в группу отдельно.
Пока это всё происходило, прибыл хартуларий, местный главный начальник, Пётр Гарид, которого за неполный месяц они видели несколько раз и мельком. Он считался главным над всеми новобранцами, так как формирующийся лагерь находился на территории города. Вместе с ним прибыл Хорхе Мартинес де Лара, четырнадцатилетний парень, сын вице-короля Неаполя, считающийся вторым человеком, главный над всеми иностранными «добровольцами». За его правым плечом возвышался Никколо да Мартони, человек его отца, молодой, но уже ветеран Фландрской кампании. Вот он и являлся фактическим главой лагеря. Зная итальянский и испанский языки, ему их было достаточно для того, чтобы отдать необходимые приказы как своим, так и чужим сержантам, младшим офицерам, а также присутствующим комитам ромеев.