Гарри Терлдав - Дядюшка Альф
— Мы можем превратить жизнь бошей в ад, — сказал он со злобной усмешкой, — и я расскажу вам как. Слушайте внимательно! Что бы вы ни делали для этих проклятых медноголовых сукиных детей, делайте это НЕПРАВИЛЬНО! Если ты — таксист, высади их не там, где надо, и уезжай, пока они не заметили. Если ты — официант, принеси им то, чего они не заказывали, а потом очень извиняйся — и принеси им что‑нибудь еще, чего они не заказывали. Если ты — фабричный рабочий, сломай как бы ненароком свою машину и стой как идиот, пока ее не починят. Если она не работает, то что ты можешь сделать? Ничего. А если ты — литейщик… Но вы же тут все умные ребята. Картина вам ясна, верно?
Он снова улыбнулся. Улыбнулись и слушавшие его французы. Картина была ясна, вне всякого сомнения. Измена и мятеж — вот что было изображено на этой картине. У меня было более чем достаточно оснований для ареста и Дорио, и его слушателей. Но я ждал. Мне хотелось большего.
И Дорио исполнил мое желание. Он продолжил:
— Рабочая революция почти победила в России после войны, но силы реакции, силы угнетения были слишком велики. Но революция МОЖЕТ победить здесь. С советами рабочих и крестьян во главе Франция может вернуть себе былую славу. Франция ВЕРНЕТ себе былую славу!
А когда это произойдет, — он театрально понизил голос, — когда это произойдет, тогда мы наконец как следует отомстим бошам. Тогда уже нам больше не придется играть с ними в эти дурацкие игры. Тогда мы восстановим армию и флот, пошлем в небеса рой аэропланов и понесем революцию на штыках по всей Европе! Vive la France!
-- Vive la France! — закричала аудитория.
-- Vive la révolution! — закричал Дорио.
-- Vive la révolution! — эхом откликнулись они.
-- Vive la drapeau rouge! — завопил он.
Они также воздали хвалу красному флагу. Они вскочили на ноги. Они захлопали в ладоши. Они находились в припадке возбуждения. Я тоже вскочил на ноги. Я тоже захлопал в ладоши. Я тоже находился в припадке возбуждения. Я достал свой пистолет и выстрелил в потолок.
Стоящие по бокам от меня отскочили подальше. Сзади меня никого не было, об этом я уже позаботился. Чтобы сзади меня никого не было, я прислонился к стене, тем временем направив пистолет на Дорио. А он не трус, надо признать.
— Мой друг, товарищ, что все это значит? — спросил он меня.
Я щелкнул каблуками:
— Это значит, что вы арестованы. Это значит, что я и есть силы реакции, силы угнетения. À votre service, monsieur, — я отвесил ему поклон, которому позавидовал бы лучший официант парижского ресторана, но пистолет все время оставался нацеленным на его грудь.
Да, Дорио и в самом деле очень смел. Я видел, как он думает, не броситься ли на меня, не приказать ли броситься на меня другим предателям. Глядя на него, я ждал, когда же лилльские фельджандармы ворвутся в дверь и схватят всех этих французов. Мой выстрел должнен был послужить им сигналом. Должен‑то должен, но где они, эти ленивые свиньи?
Я продолжал ждать. И я видел, что Дорио был готов к сопротивлению. Я подвигал пистолетом и сказал:
— Вы полагаете, месье, что это обычный «люгер», и что если ваши люди на меня набросятся, то я смогу застрелить не более восьми из них — вернее, теперь уже семи — и остальные меня затопчут и прикончат. Однако я вынужден вас огорчить, ибо вы ошибаетесь. Это «люгер парабеллум», артиллерийская модель 08. В нем тридцать два патрона. Всех вас, может быть, я и не застрелю, но семью дело не ограничится, это я вам обещаю. — Я снова сдвинул пистолет, пусть и на миллиметр. — Ну, кто будет первым?
И знаешь, моя милая, что было приятней всего? Я ЛГАЛ! У меня в руке был самый обычный «люгер». Артиллерийская модель действительно существует, ее разработали после войны, чтоб дать артиллеристам возможность защищаться в ближнем бою против пехоты, если почему‑либо возникнет такая необходимость. Я видел это оружие. Обойма у него весьма внушительна — что и не удивительно, ведь она вмещает тридцать два патрона.
Если бы французы взглянули на мой пистолет повнимательней, они разоблачили бы мою ложь. Но они стояли в оцепенении, как замороженные мамонты во льдах России, веря каждому моему слову. Почему? Я скажу тебе, почему. Большие толпы народа скорее поверят в большую ложь, нежели в малую, вот почему. И я сказал им самую большую ложь, которую только мог придумать.
Тем не менее я уже начал беспокоиться, не понадобится ли мне новая ложь — или новые выстрелы — когда наконец я услышал столь своевременный шум ломающихся дверей в заведении мадам Лии. Помещение наполнилось фельджандармами, ворвавшимися как с улицы, так и с черного хода! Сейчас, когда я уже сделал за них всю работу и преодолел все опасности, они были храбрее тигров. Их эльзасцы издавали страшный лай, напоминающий поистине адские звуки. Они увели французских преступников и заговорщиков в ночь.
А тот толстый, высокомерный фельдфебель остался. Его челюсти ходили ходуном.
Он спросил меня:
— Откуда ты мог все это знать? Как ты задержал их в одиночку, пока мы не пришли?
— Человек с железной волей может все, — заявил я, и он не посмел со мной спорить, ибо результат был налицо. Вместо этого он удалился, качая своей глупой, пустой головой.
А когда я вернусь в Мюнхен, я покажу тебе, что именно может человек с железной волей — и не только волей! о нет, не только! А пока что я остаюсь, со всей нежностью, твой любящий
Дядюшка Альф.
* * *31 мая 1929 года
Моей милой и самой желанной Гели,
Здравствуй, моя дорогая. Не знаю, прибудет ли это письмо в Мюнхен раньше, чем я сам, ибо с завтрашнего дня начинается мой заслуженный отпуск. Тем не менее я должен писать, так уж триумфально я себя чувствую.
Сегодня я снова виделся с бригадиром Энгельгардтом. Я не был уверен, состоится ли эта встреча. Однако он подчеркнуто пригласил меня в свой кабинет. Он доказал, я должен признать, что является настоящим джентльменом.
Когда я вошел, он набивал свою трубку. Только доведя этот процесс до конца, он говорит:
— Ну, Ади, ты был прав.
Настоящий джентльмен, как я уже сказал!
— Яволь, герр бригадир, — отвечаю. — Я знал это с самого начала.
Он пускает облачко дыма, потом вздыхает:
— Что ж, я обязательно напишу для тебя рекомендательное письмо, ибо ты его заслужил. Но я хочу сказать тебе одну вещь, лицом к лицу, без свидетелей.
— Яволь, герр бригадир, — говорю я снова. Когда имеешь дело с офицерами, чем меньше ты говоришь, тем лучше.
Он снова вздыхает:
— В один прекрасный день, Ади, твое проклятое высокомерие подведет тебя с такой же силой, с какой до сих пор помогало. Я не знаю, когда это произойдет, или как это произойдет, но это произойдет обязательно. Тебе не помешало бы быть поосторожнее. Ты понимаешь, что я тебе говорю? Ты понимаешь хоть одно слово?
— Нет, герр бригадир, — говорю я чистую правду.
Еще один вздох коменданта.
— Что ж, я и не думал, что ты поймешь, но я знал, что мне следует хотя бы попытаться. Сегодня ты герой, это несомненно. Наслаждайся этим моментом. Но, как шептал раб во время римского триумфа, «Помни, что ты смертен». Свободен, Ади.
Я отдал честь. Я вышел. Я сел и написал это письмо. Я скоро буду дома. Одень юбку, которую легко приподнять, ибо я собираюсь показать тебе, какой герой, какой завоеватель твой железный
Дядюшка Альф.
Гарри Тертлдав
Дядюшка Альф
Uncle Alf by Harry Turltedove, 2001
7 мая 1929 года
Моя милая Ангела,
Как ты уже, несомненно, поняла по почтовой марке и штемпелю, я теперь нахожусь в Лилле. Я здесь не был уже почти пятнадцать лет, но я отлично помню все разрушения, оставшиеся после того, как мы выбили отсюда проклятых англичан. Они дрались отчаянно, но не смогли остановить солдат–победителей Его Величества. И по сей день, как я погляжу, ленивые французы так и не позаботились о том, чтобы отстроить город заново.
Однако французы, конечно же, не настолько ленивы, чтобы не бунтовать против Кайзера и Германской Империи. Вот почему фельджандармерия послала за мной. Когда им нужны результаты, что они делают? Они зовут на помощь твоего дядюшку, вот что. Они знают, что я всегда добиваюсь успеха, несмотря ни на что. И здесь добьюсь обязательно, хотя это наверняка будет нелегко. Конечно, будь это легко, сюда послали бы какого‑нибудь дурака.
Местная публика называет фельджандармов «diables verts» (зелеными дьяволами) из‑за высоких зеленых воротничков на наших мундирах. Уверяю тебя, дорогая, я и впрямь собираюсь отправить некоторых лилльцев прямо в ад. Меньшего наказания они не заслужили. Они проиграли войну, что несомненно доказывает, насколько их раса ниже немецкой, но сейчас они думают, что смогут отменить неизбежный приговор истории с помощью заговоров, обмана и прочих трюков. Я приехал сюда показать им, как они неправы.
