Арсеньев Владимирович - Фройляйн Штирлиц
– Думаю, около часа. Возможно, полтора. Ещё полчаса Риббентропу потребуется на то, чтобы вернуться в посольство. И ещё полчаса на шифрование сообщения. Плюс тут время на дешифровку. Полагаю, ответ Сталина мы узнаем не ранее семнадцати часов. По берлинскому времени, конечно.
– Понятно. Тогда я вполне успею ещё… Ай!!!
Хорошо, что я только что положила в рот последний кусочек сосиски. Вот буквально лишь только я сыто откинулась на спинку стула, как прямо мимо моего носа пролетело что-то тяжёлое. Измазанная горчицей тарелка с нарисованной свастикой брызнула в стороны осколками, а сидящие за одним столом со мной Гитлер и Гиммлер удивлённо уставились на лежащий передо мной предмет. В окружении осколков тарелки и фужера лежала, сверкая идеально ровном срезом, половинка Петькиной красной гантели…
Глава 5.
У нас тут уже среда, 25 июня. Война так и не началась. Хотя немецкие дивизии по-прежнему стоят у нашей границы. В ночь на 22 июня произошло множество мелких инцидентов на советской территории. Кое-что успели взорвать, погибло несколько красных командиров, были повреждены линии связи. А люфтваффе совершили налёт на город Кобрин, за что Гитлер удостоил Геринга дыней совершенно выдающихся размеров. К счастью, товарищ Сталин в последний момент успел одёрнуть советских авиаторов, которые уже собирались нанести ответный визит вежливости на немецкий аэродром.
Не знаю, как уж там Гитлеру удалось уболтать товарища Сталина, но факт остаётся фактом. РККА границу не перешла. Бойцы, выведенные было по тревоге, вернулись в казармы. На Балтике приступили к тралению мин, которые успели накидать у советских портов немецкие минзаги. А в Берлине утром 22 июня все без исключения центральные газеты вышли с пустыми полосами на первой странице. Заменить уже набранные передовицы не успели, смогли лишь совсем вырезать текст.
Судя по всему, разговор у Гитлера с товарищем Сталиным в ночь на 22 июня вышел не самый лёгкий. Потому что вернулся Гитлер ко мне в комнату явно не в духе. Пришёл, сел на последний уцелевший стул, и минут пять просто молча сидел и смотрел на меня. Затем, видимо, что-то решил. Спросил, хочу ли я есть. Надо же. Не ожидала от него такого. Это ведь Гитлер!
Нам прямо в эту самую каморку без окон принесли бутерброды с сыром и чем-то вроде буженины, а также чай в подстаканниках со свастикой. И я сидела за одним столом с Гитлером, и пила чай с бутербродами. Представляете картину? Девчонка 13 лет в явно слишком большом для неё эсесовском мундире, надетом прямо на голое тело, сидит на диване и уплетает бутерброды. А напротив неё сидит Гитлер и тоже ест эти самые бутерброды. И всё это молча. Мы минут двадцать так чай пили, не произнеся при этом ни слова. Гитлер думал о чём-то своём, а я его просто откровенно боялась.
После чая Гитлер заявил, что он так и не принял окончательного решения о том, что ему со мной делать. И пока он приказывает мне никуда отсюда не выходить. Всё необходимое мне доставят прямо сюда. Разговаривать с кем бы то ни было, кроме него самого, Гитлер тоже запретил. Сказав это, он встал и свалил, не забыв запереть меня на ключ.
Где-то через полчаса мне стало неуютно. Чай прошёл через организм и захотел выйти. Но Гитлер запретил мне общаться с окружающими. Пока я раздумывала над тем, касается ли этот запрет также и вопросов гигиены, мне в комнату пара эсесовцев притащила предмет, который я раньше видела только в кино. То есть, тюремную парашу. И когда они вышли, я громко попросила Петьку выйти минут на пять из комнаты, а затем использовала этот предмет по прямому назначению.
Поскольку ничего не происходило, то я опять улеглась на диване спать. Одеяла не было. Подушки тоже. Было очень неудобно, но я всё равно заснула. Очень уж я устала и переволновалась за этот день. Подумать только, встретиться и говорить с самим Гитлером! Да ещё и остаться в живых после этого. Фантастика.
Проснулась я вновь от звука поворачивающегося в замке ключа. Опять Гитлер припёрся. Судя по его усталому виду, он так и не ложился спать этой ночью. Гитлер быстро провёл среди меня краткую политинформацию. Оказывается, товарищу Сталину крайне не понравились манёвры немецких диверсантов в советском тылу. И Гитлер имел с ним ещё одну весьма содержательную беседу. Но так как активные боевые действия так и не начались, то можно было надеяться, что и в будущем они не начнутся.
А пока Гитлер сказал, что ко мне будут приставлены две подружки. Они помогут мне с различными бытовыми вопросами. Общаться с окружающими я могу исключительно через них. Даже если мне понадобится узнать, который сейчас час, то должна я спрашивать это именно у них, а не у кого-нибудь ещё. Сказав это, Гитлер удалился. Спать, наверное, пошёл. Он тоже устал.
Моими подружками оказались две взрослые женщины. Одной было где-то под сорок, а второй заметно меньше тридцати. Обе одеты в эсесовские мундиры. Званий я ихних не понимаю совсем, но так как младшая обращалась к старшей очень почтительно, я сделала вывод о том, что старшая обладает существенно более высоким воинским званием.
Женщины принесли мне, наконец-то, нормальную одежду. Платье, бельё и чулки. Да уж, бельё. Я как эти чудовищные трусы увидела, так чуть не упала. Да как они вообще тут ещё с таким нижним бельём не вымерли-то? Как они тут размножаются? По-моему, любой парень, который увидит на девчонке ТАКОЕ бельё, тут же убежит со скоростью обиженного Электроника. ТАКОЕ носить нельзя. Но я всё равно надела это. Соблазнять я ведь и не собиралась никого, а ничего другого не было.
В одиночестве меня не оставляли вообще ни на секунду. Одна из моих надзирательниц постоянно находилась в комнате со мной. Периодически они менялись. Причём даже когда мне нужно было воспользоваться парашей, надзирательница не выходила. И даже не отворачивалась. Очень, знаете ли, неприятное ощущение. Это ещё если не вспоминать о том, что сверху за мной тоже постоянно наблюдает кто-то. Хорошо хоть, не Петька. Там также в качестве дежурной обещали держать нашего сотрудника женского пола.
Тут хочу уточнить кое-что. Про дежурную над моей головой я сказала, что она "наша" не в том смысле, что советская, а в том, что и она и я работаем в одной организации. Вы, конечно, уже догадались в какой. Да, я теперь работаю. Мне даже зарплату платить обещали. Правда, поскольку тут мне советские деньги не нужны совершенно, то получать моё жалование внештатного агента КГБ будет папа. Петька, кстати, тоже в КГБ теперь работает.
Что там, в Петькином мире, происходит, я доподлинно не знаю, конечно. Но, судя по дошедшим до меня обрывкам сведений, там действительно всё страшно засекретили, как я и предполагала. Того сумасшедшего физика, который придумал Теорию Окна, срочно разыскали, извинились и назначили научным руководителем группы по изучению феномена. А мой Петька теперь пытается повторить свою программу и построить ещё одну хреновину, способную открывать окна в прошлое.
Повторять приходится, потому что воспользоваться уже готовой нельзя. Она постоянно работает, поддерживая связь со мной. Что произойдёт в случае, если её всё же выключить, не берётся предсказать ни Петька, ни автор теории. Возможно, меня выкинет обратно в мой мир. А возможно и не выкинет, и тогда мне тут быстро станет очень грустно. И ждёт меня подвал и продолжительные беседы, во время которых я расскажу своим собеседникам всё, что только знаю о будущем. И то, что забыла, тоже расскажу, так как очень захочу вспомнить.
Но пока у меня над головой открытое окно, подвал мне не страшен. Если местные фашисты начнут предпринимать какие-то шаги в таком направлении, то меня просто убьют через окно. Обещали сделать это быстро и не больно. Для этой цели у дежурного над моей головой есть две специальные газовые гранаты. А потом подобная граната (или другая, не важно) прилетит и Гитлеру. Потому что Петька утверждает, что если меня убить, то с высокой вероятностью управление окном будет восстановлено. То есть его опять можно будет двигать в пространстве. Конечно, передвигается оно медленно, но, в конце концов, Гитлера где-нибудь, да найдут. Очень, знаете, тяжело спрятаться главе государства от невидимого объекта, для которого любые стены помехой не являются.
И Гитлер о таком варианте развития событий осведомлён. Мне скинули сюда бумагу, подписанную лично председателем КГБ, товарищем Путиным. И в ней на двух языках (по-русски и по-немецки) было написано, что ответственность за жизнь и здоровье внештатного сотрудника КГБ СССР Натальи Никоновой возлагается лично на Адольфа Гитлера. И в случае моей гибели по любой причине, тому следует ожидать некоего неприятного сюрприза. Например, противотанковую гранату в тарелку во время обеда. Даже пробный запуск гранаты провели в присутствии Гитлера. Петька мне сюда учебную гранату швырнул.
Петька швырял, так как никто, кроме него, сделать такое не в силах. Сунуть руку в окно может он один. Мне кажется, это наши считалки не пускают никого. Вернее, моя. Петька-то в свою Соньку новых пользователей завёл, а вот в мою "Белку" не может. Это только я могу. А "Белка" кроме меня и Петьки никого не знает. И заменить считалки другими не получится. Для этого придётся окно закрывать, а делать этого нельзя никак. Открыть его снова не удастся. Ведь Петькина хреновина может открывать окна только в прошлое собственного мира. А после моего вмешательством в местные дела, этот мир уже не является прошлым моего старого мира. Там по-прежнему в учебниках истории записано, что Великая Отечественная Война была и началась она 22 июня. Петька специально проверял.
![Владимир Михайлов - Восточный конвой [ Ночь черного хрусталя. Восточный конвой]](/uploads/posts/books/70771/70771.jpg)
