Артем Рыбаков - Ликвидаторы времени. Охота на рейхсфюрера
Жестами я распределил бойцов по позициям, дал отмашку Юрину и, встав слева от входной двери, вежливо постучал. Спустя десяток секунд за дверью послышались шаги, и недовольный мужской голос сказал:
– Марьяшка, я же сказал в пять!
Дверь распахнулась. На пороге стоял мужик, которого я видел в комнате. Заблокировав его правую руку своей левой, я резко пробил в солнечное сплетение, после чего рывком сдернул его с крыльца прямо в надежные объятия Чернова. Сам же, вскинув автомат, вломился в комнату.
Картина «Не ждали!» – офицер читает какую-то бумагу, а вот унтер в изумлении уставился на меня. Два шага, и приклад ППД сносит унтера с лавки. Изящный пируэт – и внушительный дырчатый кожух моего ствола замирает в двадцати сантиметрах от лица офицера.
– Halt! – вкрадчиво говорю я. – Hände hoch![3]
Немец покладисто тянет руки в гору. Ого, на погонах звезд нет, один витой шнур – майор. А вот какие войска – я понять не могу, в цветах я не силен.
– Name? Titel?[4]
– Ich bin Intendanturrat Wolfgang Zoeyr.
«Интендантуррат? Что за зверь?» – задумался я, но быстро сообразил, что это, должно быть, интендант в чине майора. Ребята как раз втащили в комнату вырубленного на крыльце мужика.
– Боксер, – обратился я к Чернову, – свяжи унтера и приведи его в чувство. Будем с господином майором беседовать. А ты, Слава, мужичка пока спеленай.
– Уже, Арт.
При звуках русской речи интендант встрепенулся. Интересно, это его так наша форма запутала? Он что же думал, его родная германская полиция арестовывать пришла? Хотя про русских диверсантов я бы на его месте тоже не сообразил.
– Stehen auf![5] – И я сопроводил приказ движением автомата.
Немец встал из-за стола, и я быстро вытащил из кобуры на его поясе пистолет. «Хм, «Вальтер ПП», – определил я модель, – офицер явно не строевик – ствол в самый раз для интенданта».
– Gehen Sie auf die Wand! – Я рукой показал, к какой именно стене немец должен пройти.
– Wer seid ihr? Und was wollt ihr?[6] – подал голос пленный.
– Halt den Mund! Hände hinter den Kopf![7] – порекомендовал я ему.
Когда он выполнил-таки мои приказания, я достал из кармана кусок шнура и быстро связал ему руки, после чего вышел в сени и связался с командиром:
– Арт вызывает Фермера!
– Фермер в канале.
– Взяли.
– Кто?
– Интендант об одной звезде и двух просветах, с ним унтер-переводчик и водила.
– Что они там делали?
– Пока не знаю, может, с Тотеном подъедете, и здесь допросим?
– Нет, уходите оттуда.
– Колеса брать?
– Какие?
– «Опель» легковой.
– Бери, пригодится.
Вдруг за дверью я снова услышал женские голоса:
– Пан солдат, у меня вопрос к старосте есть. Пропустите?
«Какой еще солдат?» – вначале не понял я, но потом сообразил, что местные обращаются к Юрину или к кому-то еще из его группы. «Не дай бог, они по-русски отвечать начнут! Блин, там же водила валяется!» – подумал я, быстро открывая дверь на – улицу.
Две крестьянки, одна лет тридцати пяти – сорока, другая помоложе, стояли около машины и жестами пытались объяснить Юрину, что им очень надо пройти в дом. На лице сержанта явственно отразилось смятение чувств: с одной стороны, он понимал, что в дом их пускать не следует, с другой – он не понимал, как объяснить, что проход воспрещен, и при этом не раскрыть себя. Надо было срочно спасать боевого товарища!
– Verboten! Nicht ходит! Abend приходит! – подняв руку в запрещающем жесте и коверкая русские слова, я пошел навстречу колхозницам.
– Пан офицер, так коровы уже готовы… – начала старшая.
– Nicht verstehen… – ответил я и добавил: – Стоят тут! – после чего поднялся на крыльцо и вошел в дом.
Интенданта ребята уже усадили на пол, предварительно завязав ему рот полотенцем, унтер был упакован аналогичным образом, а вот староста так и валялся на полу около печки.
– Так, Боксер, приведи-ка господина старосту в чувство.
Чернов кивнул и, зачерпнув ковш воды из ведра, стоявшего у двери, окатил мужика. Тот дернулся и заворочался, приходя в себя.
– Ну что, человек божий, обшитый кожей, ответишь на пару вопросиков? – спросил я, усаживаясь на табурет напротив старосты.
– Кхе, тьфу… – невразумительно ответил он.
– Что-то неконструктивный диалог у нас получается… – констатировал я и спросил: – Может, по ребрам добавить? Для повышения коммуникабельности…
– Нет, что вы хотите… господин офицер? – судя по всему, мужик решил подстраховаться, приняв во внимание то, что мы были одеты в немецкую форму.
– А может, мы не господа вовсе, а наоборот – самые что ни на есть товарищи?
– А мне поровну, что господа, что товарищи. Все одно – власть. – Похоже, что мои «шибко вумные» слова произвели на мужика впечатление.
– А расскажи нам, о чем вы с майором тут сговаривались, а?
– Дак это… он за снабжение войск отвечает… Приехал насчет заготовки мяса там, еще чего…
– И много у вас мяса?
– Дак стадо же у нас здеся совхозное. Тут на хуторе и в Головках почитай больше ста голов.
– Вот как? – Я изобразил на лице заинтересованность. – И о чем сговорились?
– Ну, он собрался машину свою за теринаром послать, ихним, немецким.
– А бабы чего пришли?
– Какие бабы? – не понял он.
– Там, на дворе. Молодка и еще одна – постарше. Тебя требуют. Если ты, конечно, староста?
– От дуры! Я же их на ферму послал, приготовить все… – и он в сердцах сплюнул на пол.
Внезапно он поднял на меня глаза и спросил:
– Так вы, господин-товарищ, откуда будете?
– Ты действительно хочешь это знать? – с некоторой угрозой в голосе спросил я. – А такую пословицу «Меньше знаешь – крепче спишь» знаешь?
Староста кивнул. Внезапно мне расхотелось ломать комедию, изображая из себя не пойми кого:
– Эй, дядя, ты до войны кем был-то?
– Скотником здесь, на ферме, работал.
– А чего это тебя немцы старостой назначили?
– Так из раскулаченных я, гражданин начальник, – определил для себя мой статус староста.
– А что это ты меня так величаешь?
– А то я человека из органов не видал? Так что говорите, гражданин начальник, что вам от меня надо… – с какой-то усталой обреченностью сказал мужик.
– Мне? От тебя? – на несколько мгновений я задумался, но затем пришло решение: – Тебя как звать-величать, староста?
– Семен Акимович.
– Вот что, Семен Акимович, у тебя родственники или знакомцы хорошие в округе имеются?
– Да.
– А у баб твоих?
– А как же…
– Тогда слушай приказ. За сегодня и завтра отгони и раздай весь скот, какой сможешь, по дворам к своякам и знакомцам. А лучше – сразу в лесу спрячь.
От услышанного Акимыч даже рот открыл. Потом, сглотнув, спросил:
– Это как же, гражданин начальник? Раздать-то?
– А вот так! Тебе немец этот что сказал? – Я кивнул в сторону сидевшего на полу интенданта. – Что вы должны содержать скот в порядке и выполнять план по сдаче мяса и молока военной администрации? – вспомнил я прочитанные в свое время книги.
– Да, так и сказал… – удивленно подтвердил мою догадку староста.
– А людям раздавать запретил, так?
– Точно так.
– Значит, вы скот должны кормить сами, лечить, а мясо сдавать… Ну и какой вам в этом смысл? Траты одни. А к зиме, когда жрать нечего станет, что делать будете? Подумай об этом, Акимыч. Ты человек, я гляжу, поживший, что к чему сам сообразить можешь…
– А если спросят, где скот? Что тогда делать-то мне? – похоже, предложенная мной идея старосте понравилась, и он начал продумывать способы ее реализации.
– Так бумаги и потеряться могут… Где они хранятся?
– Дак в правлении совхоза, в Старом.
– На вашем месте я бы так не переживал по этому поводу. Всегда можете сказать, что большевики скот увели.
– А когда наши вернутся, ведь спросят, где стадо совхозное?
Мне стало даже радостно оттого, что этот, по нынешним временам, «враг советской власти» сказал «когда наши вернутся», а не «если Советы вернутся». Я даже подмигнул ему:
– Ну, поговорку «Война все спишет!» ты, Семен Акимович, слышал, наверное. Но чтобы у тебя совесть спокойна была, мы тебе расписку напишем.
И я достал из нагрудного кармана сложенный чистый бланк Заславльского райотдела милиции, один из нескольких, что я таскал с собой на всякий случай. Цапнув со стола авторучку майора, вполне себе приличный, кстати, агрегат – «Монблан» с золотым пером, я собрался было написать расписку, но остановился.
– Семен Акимович, а фамилия ваша какая?
– Соломин моя фамилия.
– Спасибо, – ответил я и быстро написал несколько строк, после чего протянул листок старосте. Тот прочитал и, хитро прищурившись, спросил:
– А почему тут написано «сорок пять голов», – он покосился на расписку, – товарищ сержант милиции Дымов?
– А так правдивее… – честно ответил я. – Кто же поверит, что мы стадо в сто голов по немецким тылам гнали?
– Ага… А с немцем вы что делать будете, граж… товарищ сержант?
