Марат Ахметов - Сталин. Разгадка Сфинкса
Достаточно резонно возникает вопрос, почему все же, в конечном счете, Коба Джугашвили выбрал псевдоним Сталин, а не допустим Стеклов, Стебельков или Сибирцев. История образований прозвищ большевистских лидеров требует отдельного большого и специфического исследования.
Ориентировочно в году 1910 Джугашвили взял партийную кличку Сталин, главным образом по причине идентификации себя с Лениным. Действительно, не в пример таким революционным прозвищам как Троцкий, Каменев, Зиновьев и Молотов, псевдоним Сталин созвучен конспиративной фамилии Ленин. Но дело, очевидно, не только в преклонении новоявленного адепта марксизма Джугашвили перед авторитетом революционера Владимира Ильича Ульянова (Ленина).
Ранее, еще не вступив на путь революционной борьбы, юный Coco просит товарищей называть его Коба, что в переводе с тюркского означает «дерзкий», «задиристый» или «неустрашимый». Под этой кличкой он вступает на тернистую тропинку подпольщика-нелегала. Соображения конспирации вынуждают Кобу Джугашвили постоянно маскироваться и прибегать к многочисленным псевдонимам. Одно их перечисление займет довольно много места: Нижерадзе, Иванович, Салин, Селин, Стефин и другие.
Между тем, по истечении более чем 10 лет функционирования в качестве пропагандиста, агитатора и организатора, Джугашвили достигает определенной репутации в революционных кругах. Теперь Кобе крайне необходима постоянная фамилия, которая, во-первых, легко произносится и прочитывается по-русски, во-вторых, достаточно определенно свидетельствует о наиболее характерных особенностях его личности. Иными словами, Джугашвили внутренне решает быть уже не просто и не только Кобой, но Кобой Сталиным, то есть тем самым поднимает себя более чем на порядок выше. Не исключено, что он воображает себя тенью или заместителем Ленина. Ничего удивительного в этом нет. После гибели первого кумира Кецховели в августе 1903 года, Коба нуждается в новом наставнике, в чем он и признается позже.
Хотя первоначальное общение с Лениным «было не личное, а заочное», оно сразу произвело на малоопытного подпольщика «неизгладимое впечатление». Больше всего Кобу «впечатлили» одержимость Ленина борьбой с самодержавным режимом, фантастическая целеустремленность и его завидная способность приводить, казалось бы, железные аргументы для преодоления разного рода препятствий. Коба сразу распознал в Ленине истинно харизматического лидера, то есть деятеля, способного добиться намечаемых революционных преобразований.
В самом деле, среди множества последователей Маркса в России только Ленин представлял собой «редкостное явление человека железной воли, неукротимой энергии, сливающего фанатическую веру в движение, в дело, с не меньшей верой в себя».
Существует мнение, впрочем, недостаточно обоснованное, что, взяв русский псевдоним, Коба практически отказывался от своей кавказской национальности. В РСДРП он, конечно, не был единственным уроженцем Грузии, но именно на Джугашвили Россия оказала наибольшее влияние. Оперируя современными терминами, следует отметить, что он был русскоязычным грузином, не более. Гигантские российские размеры также не могли не оказать своего воздействия на выбор псевдонима Кобой.
Но самое существенное в этом все же заключается в следующем. Партийной кличкой Сталин (стальной ипостасью), Джугашвили недвусмысленно заявляет о своих амбициях человека предельно жесткого, скроенного из твердого и прочного металла. Весьма характерным является то обстоятельство, что его претензии никем из сотоварищей не оспариваются. Во всяком случае, не имеется сколько-нибудь убедительных свидетельств этого. Очевидно, они успели оценить угловатые повадки уроженца гор, как следствие его, не слишком общительного и, пожалуй, правильнее будет сказать, недостаточно коммуникабельного характера.
Впрочем, вероятнее всего Джугашвили терзался некоторым комплексом неполноценности при общении с иными, более рафинированными и интеллигентными партийцами. Коба не мог также не испытывать некий психологический дискомфорт вследствие недостаточной теоретической «подкованности» и незнания иностранных языков. К тому же он принадлежал к так называемым инородцам, а также по своим физическим кондициям не соответствовал обычным стандартам. С самого раннего детства левая рука у него функционировала с ограничениями, вследствие травмы.
Гораздо вольготнее Коба чувствовал себя в компании с революционерами, приблизительно равными по образу мышления, а также безоговорочно признававшими его первенство.
Одним из таких деятелей являлся Вячеслав Михайлович Скрябин, впоследствии ставшим ближайшим сподвижником Сталина, его своеобразным альтер эго. Между ними явственно прослеживается некое духовное родство. Вследствие этого неудивительно, что Скрябин взял псевдоним Молотов. Сие прозвище также вызывает ассоциации с чем-то тяжеловесным, мощным и беспощадным. В то время как революционные прозвища большинства большевистских вождей не ассоциируются подобным образом.
Широко известна довольно пространная и не во всем верная характеристика, данная Молотову Черчиллем в своих мемуарах. Сэр Уинстон уверял, помимо прочего, что никогда в лице Молотова «не встречал человеческого существа, которое больше подходило бы под современное представление об автомате», некоего робота с приветливой улыбкой, отдававшей впрочем «сибирским холодом».
Действительно, в отношении полнейшей невозмутимости и хладнокровия, замечательного усердия и исполнительности, Молотова можно отнести к личностям легендарным.
Югославский литератор и общественный деятель Милован Джи-лас вторит именитому британцу. «У Молотова, — полагал Джилас, -нельзя было проследить ни за мыслью, ни за процессом ее зарождения. Характер его оставался также всегда замкнутым и неопределенным. Сталин же обладал живым и почти беспокойным темпераментом». Отсюда, кавказец, практически не уступавший россиянину в жесткости характера, отличался от него большей гибкостью мышления.
Будущий наперсник вождя родился 9 марта 1890 года в слободе Кукарка Вятской губернии в семье достаточно обеспеченного мещанина Михаила Скрябина. Вячеслав окончил в Казани реальное училище и получил даже начальное музыкальное образование. В казанском университете учился в свое время Ленин. В сем городе на Волге большая часть молодежи всегда отличалась радикализмом. Под влиянием весьма богатенького молодого купчика Виктора Тихомирнова юный Скрябин приобщается к марксизму. В 1909 году Вячеслав подвергается аресту и ссылается в Вологду. Вскоре пути Сталина и Молотова пересекаются. По-видимому, их первая встреча состоялась в Вологде или городке Сольвычегодск одноименной губернии, в которых Коба обитал с перерывами некоторый период времени. Начиная с 1912 года, в Санкт-Петербурге начала выходить газета «Правда», в числе первых редакторов которой был Сталин. В том же году Молотов приехал в столицу и поступил в Политехнический институт, а также стал одним из функционеров большевистского издания.
О том, что их сотрудничество станет весьма тесным и довольно продолжительным, а также займет столь заметное место в истории России, никому тогда, естественно, не могло присниться в самом провидческом сне.
Туруханский анахорет
Последнюю ссылку Сталина американский профессор Роберт Такер неоправданно насмешливо обозвал «сибирской интермедией». Между тем она явилась для будущего кремлевского долгожителя достаточно серьезным испытанием на прочность характера и во многом повлияла на его последующую деятельность.
Путешествие по железной дороге из Санкт-Петербурга в Красноярск заняло чуть больше недели. Затем Кобу Сталина отправили пароходом вниз по могучему Енисею в село Монастырское — административный центр Туруханского края.
Чем дальше на север продвигалось судно, тем меньше у Кобы должно было оставаться иллюзий на скорое освобождение и помощь извне. Первозданная природа тех мест могла очаровать своей дикой красотой, а могла и погубить неосторожного странника. Попытаться бежать оттуда, без основательнейшей подготовки, значило найти верную смерть.
В глухих чащах по берегам Енисея, других рек и речушек разбросаны были таежные хутора, станки, один от одного на неделю, а то и на три недели пути. В них поодиночке, парами, тройками были раскиданы поселенцы-революционеры. На сотни верст вокруг простирались бесконечные леса, труднопроходимые болота, далеко не безобидные звери помимо самого хозяина тайги, медведя. Выдержать Туру-ханку с ее ледяняще промозглым климатом, частыми пургами зимой, надоедливой мошкарой в сырой и короткий летний период могли только люди физически очень крепкие. А белые, изнуряющие душу, ночи, ощущение таежной пустоты и трагической отдаленности от всего остального мира предполагало и наличие отменного психологического здоровья. Иные ломались, они уставали ждать, надеяться.
