Джон Холм - Император и молот
– Пошли.
Все удивленно уставились на него.
– Пошли. Притворяйтесь отбившимися от своих коневодами. Бегите, как будто потеряли голову от страха.
Он еще раз прополз под кустами, проломился через край заросли и выбежал на открытое место, оглядываясь и выкрикивая неразборчивые арабские слова в смеси с норвежскими. Остальные последовали за ним, хотя и нерешительно – из-за тех долгих часов, за которые уже привыкли прятаться. Шеф схватил Свирельку, оторвал от земли и стал трясти, словно обезумевшего от страха, потом повернулся и побежал, но не к тем скалам, где собирались остальные беглецы, а вдоль подножия горы. Германские воины смотрели на него, но видели только еще одного растерявшегося ополченца.
Забежав за угол, Шеф остановился, оттолкнул мальчишку, отчаянно колотившего ему в спину, и уставился на ворох колючих веток, из которых стражники сделали засеку. Так, вот слабое место. Он подошел, достал секач, висевший у него сзади на поясе. Несколько секунд Шеф рубил и резал, затем протиснулся в щель, не обращая внимания на впивающиеся сквозь одежду колючки. Остальные последовали за ним, Свирелька и его приятели сразу исчезли в открывшемся перед ними кустарнике, а Ришье опять задыхался и хватался за бок. Шеф взялся за него, силой пригнул к земле, грубо затолкал под ветви. Сам ящерицей полез следом, вложив все оставшиеся силы в последний бросок. Вперед, к ущелью, к его утопающим во мраке скалам.
Когда шум позади утих и Шеф наконец увидел темную неохраняемую расселину, которая вела к самому основанию Пигпуньента, происходящее в небе снова заставило его перевести взор.
Там Шеф впервые увидел свой воздушный змей, кружащий над сброшенными им огнями. На фоне неба вырисовывался огненный контур. Пламя охватило ткань прямоугольной коробки, управляющие крылышки. А в центре, подобно пауку в паутине, виднелся силуэт мальчишки-летуна, Толмана, Хелми или Уббы. Должно быть, огонь от фитиля перекинулся на ткань. Или же факел был сброшен неудачно. Как бы то ни было, змей падал вниз сначала по бешеной спирали, затем, когда несущие поверхности прогорели, круто спикировал, словно сложивший крылья ястреб, и огненным метеором врезался в камни.
Шеф закрыл глаз, отвернулся. Подтолкнул Ришье вперед.
– Один из наших погиб ради вашей реликвии, – прошипел он. – Веди же нас к ней! Или я перережу тебе глотку в жертву духу моего мальчика.
Еретик стал неуклюже пробираться в темноте ко входу, который мог найти только он.
Глава 3
С крепко поджатыми от ярости губами император Бруно послал своего коня на узкую освещенную пламенем тропу; огромный жеребец взвился на дыбы и взмахнул подкованными сталью копытами. Одно из них ударило в висок пробиравшегося мимо беглеца, тот рухнул в кусты, где и остался лежать в безвестности, в ожидании огненного погребения в подступающем пожаре. Позади разъяренного императора его гвардия и командиры кулаком и кнутом наводили порядок среди паникеров, заставляя их построиться, выполнять приказы, распределиться вдоль тропы и вырубать противопожарную просеку. Но Бруно не обращал внимания на мордобой и неразбериху.
– Агилульф! – проревел он. – Найди среди этих ублюдков одного, который может говорить на нормальном языке. Я хочу узнать, куда упала эта хреновина с неба!
Агилульф соскользнул с лошади, исполнительный, но не скрывающий своих сомнений. Он поймал ближайшего человека и стал кричать ему в ухо на солдатской латыни, на которой разговаривал с греками. Пойманный, который знал только родной окситанский диалект и никогда не слышал, чтобы люди говорили на других языках, с ужасом таращился на немца.
Поглядев на эту сцену со спины своего неказистого мула, дьякон Эркенберт решил вмешаться. Среди согнанных в кучу беглецов он высмотрел черную рясу священника. Несомненно, деревенский священник, последовавший за своими прихожанами. Эркенберт направил к нему мула, освободил несчастного от хватки одного из свирепствующих сержантов Агилульфа.
– Presbyter est, – начал он. – Nonne cognoscis linguam Latinam?Nobis fas est…
Постепенно страх у священника прошел, он начал понимать непривычный английский выговор Эркенберта, пришел в себя настолько, чтобы вникнуть в смысл вопросов и ответить на них. Да, они видели огни в небе, приняли их за предзнаменование Страшного Суда и воскрешения мертвых, за души, поднимающиеся в небеса к своему Господу. Потом кто-то заметил взмах ангельских крыл, и весь их полк разбежался в ужасе, который только усилился из-за начавшегося лесного пожара. Да, он видел низвергшуюся на землю огненную фигуру.
– И как она выглядела? – возбужденно спросил дьякон.
– Она выглядела как ангел, в пламени низринутый с небес, несомненно, за его непокорность. Ужасно, что опять будет Падение ангелов…
– А куда упал ангел? – перебил его Эркенберт, пока снова не начались причитания.
Священник показал в кустарники на севере.
– Туда, – проговорил он. – Вон туда, где выбивается пламя.
Эркенберт огляделся. Основной пожар приближался к ним с юга. По-видимому, людям императора удастся остановить его на линии просеки, которую они уже начали вырубать. В работу включились сотни человек, деловитость и порядок распространялись повсюду, как масло по воде. На севере находился небольшой очаг огня, раздуваемый южным ветром. Он не выглядел опасным, так как примыкал к голому каменистому склону. Эркенберт кивком отпустил священника, повернул мула и подъехал к императору, по-прежнему кричавшему, но уже обнажившему меч.
– Следуйте за мной, – буркнул дьякон через плечо.
Через сотню шагов император понял, куда направляется Эркенберт, и галопом послал своего жеребца вперед, не обращая внимания на переплетение сучьев и колючки. Эркенберт неторопливо трусил вслед. Когда он приблизился к очагу пламени, император уже спешился и, намотав на руку поводья, смотрел вниз, на землю.
Там лежало изломанное о камни тело ребенка. Не оставалось и тени сомнений, что ребенок мертв. Его голова был разбита, концы оголившихся костей торчали из разорванных бедер. Император медленно наклонился, одной рукой приподнял ребенка за край его рубахи. Тельце обвисло, как мешок с цыплячьими костями.
– Должно быть, у него все кости переломаны, – сказал Бруно.
Эркенберт сплюнул в ладонь и слюной начертал на разбитом лбу крест.
– Возможно, это милость Господня, – сказал он. – Смотри, перед падением он сильно обгорел. Вот следы ожогов.
– Но почему он попал в огонь? И почему он упал? Вернее, с чего он упал? – Бруно уставился в небо, словно испрашивая ответа у звезд.
Эркенберт принялся шарить вокруг, среди валяющихся на земле обломков, почти полностью спаленных пожаром, который теперь удалялся по направлению ветра. Обломки жердей. Легких жердей, сделанных из какого-то растения с пустотелым стволом, похожего на ольху, но более прочного. И несколько обугленных обрывков ткани. Дьякон помял их в руке. Это не шерсть и не лен. «Какое-то экзотическое южное растение, – подумал он. – Хлопок. Очень тонко сотканный. Тонкая ткань, чтобы держать ветер подобно парусу».
– Это была какая-то машина, – сделал он вывод. – Машина, чтобы нести человека по воздуху. Но не взрослого, а мальчика. Маленького мальчика. В этом нет никакого колдовства, никакой ars magica. Это была даже не слишком-то хорошая машина. Однако новая машина. И я скажу тебе еще кое-что, – продолжал он, снова поглядев на мертвого ребенка, на его светлые волосы, на глаза, которые вполне могли быть голубыми до того, как огонь опалил их. – Этот мальчишка – мой соотечественник. Я это вижу по его лицу. Словно у церковного певчего. Это лицо англичанина.
– Английский мальчишка летает на новой машине, – прошептал Бруно. – Это может означать только одного человека, и мы оба знаем кого. Но зачем он это сделал?
Подоспевший к ним Агилульф услышал последний вопрос императора.
– Кто знает? – откликнулся он. – Кто способен проникнуть в замыслы этого дьявола? Я вспоминаю его загадочный корабль в том сражении при Бретраборге, я проплыл в двадцати футах от него и все равно до самого конца битвы не понимал, что это за судно.
– Самый простой способ разгадать план, – сказал Эркенберт, обращаясь теперь к императору на нижненемецком языке, так похожем на родной англо-нортумбрийский диалект дьякона, – самый простой способ разгадать план – это предположить, что он удался.
– Ты это о чем? – рявкнул император.
– Что ж, мы видим римского императора ночью в глухих зарослях, он стоит со своими советниками, и никто из них не понимает, что происходит и что нужно делать. Возможно, именно этого и добивался противник. Просто чтобы мы стояли здесь.
Встревоженное лицо императора неожиданно прояснилось. Он нагнулся, взял Эркенберта за крошечное плечико со своей обычной деликатностью, словно боялся раздавить его.
– За это я тебя сделаю архиепископом, – сказал он. – Я понял. Это отвлекающий маневр, чтобы мы смотрели не в ту сторону. Будто ночная атака на фланге, вдалеке от направления главного удара. И фокус удался! Все это время ублюдки могли подбираться к месту, которое еще несколько часов назад было недоступно, как мышиная норка. – Он с легкостью вскочил в седло. – Агилульф, как только просека будет сделана, возьми оттуда всех рыцарей Ордена и верни их во внутреннее кольцо, удвой караулы вокруг крепости. И пошли шесть человек вдоль кольца постов, чтобы объяснили часовым, кого искать, и приказали сторожить дорогу в обоих направлениях – и внутрь, и наружу. – Он еще немного помедлил, прежде чем пришпорить жеребца. – И пришли сюда человека, чтобы забрал тело этого мальчишки. Он умер как герой, мы его похороним с почестями.
