Игорь Николаев - Война за империю
Харнье по должности было не положено высказывать уныние, служа образцом подражания для всего экипажа, но тоску коллеги он понимал очень хорошо.
Из-за недостаточной дальности одномоторные истребители не могли сопровождать подопечных даже по всей Южной Англии, а двухмоторных не хватало. Настолько не хватало, что некоторые пилоты были уверены — их просто не существует, так редко двухмоторники появлялись в прикрытии. Отсюда происходила привычка бортовых стрелков палить без промедления во все, у чего меньше четырех винтов, а так же брать в полет двойной боекомплект. Над Британией вероятность встретить свой истребитель была исчезающее мала, а возможность отхватить пригоршню доброго английского свинца, как раз наоборот, оказывалась удручающе велика.
И сейчас приближался момент, когда бомбардировщикам придется в гордом одиночестве снова испытать на себе всю мощь противовоздушной обороны британцев.
В наушниках щелкнуло, голос командира истребителей коротко сообщил:
— Все, дальше вы сами. До встречи на обратном пути.
Это Карлу понравилось. Коротко и без лишних сантиментов. Иные эскортники начинали бурно провожать и даже извиняться за невозможность дальнейшего сопровождения, желая всяческих подвигов. И тем лишний раз подчеркивали всю тяжесть предстоящего мероприятия.
— Да, если не потеряемся, — ответил кто-то из эскадрильи.
— За небом смотрите, болтуны! — вступил в разговор командир эскадрильи, на том диспут и закончился.
Быть первым пилотом тяжелого бомбардировщика нелегко. В том числе и потому, что большая часть работы заключается в долгом, монотонном ожидании. Истребителю и штурмовику легко — полет достаточно короткий, да еще все время происходит что-нибудь интересное. Пилоту легкого или среднего бомбера тяжелее, но скучать так же не приходится. А 'Грифон' мог держаться в воздухе многие часы и все это время первый пилот должен держать строй, а также сохранять полную готовность к действию, несмотря на монотонность полета.
Минуты тянулись друг за другом. Как обычно, поначалу казалось, что толпы 'Спитфайров' поджидают за ближайшей тучей, тем более что сегодня было облачно. Напряженные глаза, сами того не желая, видели крохотные точки по всем сторонам света, ком подкатывался к горлу и хотелось кричать. Но со временем привычка и обыденность взяли верх.
Карл вошел в привычный ритм полета, и примерно через четверть часа напряженное ожидание атаки сменилось механическим обзором небесного свода. На задворках сознания опять же, как обычно, трепетала надежда, что сегодня встречной атаки не будет. Такое тоже случалось — несмотря на разрекламированные успехи радиолокации сквозь сито невидимой завесы сплошь и рядом проходили незамеченными не то, что эскадрильи или отдельные самолеты, но даже целые авиадивизии. Надежде способствовало то, что пока 'Грифоны' нарезали пространство плоскостями винтов, глотая расстояние до цели километр за километром, на других участках невидимого воздушного фронта отдельные самолеты и группы демонстративно показывались англичанам, распыляя внимание и маскируя направление главного удара.
Как обычно, хуже всего была неизвестность. Дивизия уже далеко углубилась в воздушное пространство Острова, к этому времени британцы скорее всего вычислили ее, отследили ее и приняли меры. Успеют или не успеют…
Ожил шлемофон.
— Готовность два, — кратко сообщил командир группы. — Снижаемся.
Похоже, прилетели, подумал Карл. Во рту пересохло, ноги, несмотря на теплые унты и носки из настоящей французской ангорской шерсти заледенели, а по спине наоборот текли струйки пота. Желудок завязывался узлом, к горлу подступил ком. 'Грифоны' сбрасывали высоту постепенно, 'ступеньками', стремясь во что бы то ни стало сохранить строй.
Они вышли из облаков как-то сразу, вдруг. Внизу замелькали крошечные геометрические фигуры застроек
— Готовность один. Разбор целей, размыкаемся.
Штурман-бомбардир прильнул к прицелу. Ровная эшелонированная цепь машин начал распадаться. Наступал самый опасный момент бомбардировки, когда тяжелые самолеты с полной бомбовой загрузкой разделяются на отдельные звенья. Именно сейчас атака истребителей способна сорвать всю операцию, потому что оказавшись под ударом бомбардировщики будут вынуждены бесполезно сбрасывать груз, облегчая машины, и снова сбиваться в тесную толпу. Но, кажется, на этот раз повезло, истребители так и не появились. Вокруг замелькали шапки разрывов зенитных снарядов, к счастью редкие. Вообще потери от зениток, как правило, оказывались невелики, в основном действуя на психику и сбивая прицел. Но все относительно — свои проценты от общих бомбардировочных потерь наземная артиллерия собирала достаточно регулярно.
Бомбардир колдовал над прицелом, как алхимик из сказки, что-то подкручивая, что-то подстраивая, бормоча под нос не то проклятия, не то молитву. Эскадрильи разбились на множество отдельных звеньев по три самолета. Каждый экипаж в этот момент старался навести свой груз как можно точнее.
— Готовность ноль. Начали.
И ни одного истребителя, как хорошо, боже, как замечательно!
— Еще, еще немного командир! Вот оно!
Гудение приводов утонуло в гуле двигателей, но вибрация открывающихся бомболюков передалась на весь корпус. Теперь штурман-бомбардир просчитал направление и ввел в прицел все необходимые поправки. Любое смещение относительно прямой отныне приводило к промаху, и Харнье должен был выдерживать идеально ровный курс, во что бы то ни стало.
Бомбардир снял перчатку, пошевелил враз озябшими пальцами над кнопкой сброса, занес другую руку подобно спортивному судье, готовому скомандовать старт.
— Ждем…
Карл отрешился от панорамы в стекле кабины, не смотрел на проплывающие под ним застройки, он глядел только на приборы, держа курс.
— Две с половиной тонны на радость Томми! — с жизнерадостным воплем бомбардир замкнул электрическую цепь.
Харнье хорошо представлял и видел у соседей по звену, как это выглядит со стороны. Открываются створки бомболюка, и бомбы, как игрушечные, начинают высыпаться, смешно раскачиваясь в полете. Этот поток кажется бесконечным, но внезапно обрывается, когда бомбовый отсек опустошен. Бомбы и так кажутся маленькими, а, удаляясь к земле, превращаются в точки, рассеивающиеся подобно россыпи чернильных брызг.
И, вечность спустя, когда кажется, что уже ничего не произойдет, что вся партия опять оказалась с бракованными взрывателями — уже далеко позади на земле начинают вырастать маленькие кустики разрывов, такие безобидные, такие крошечные, если смотреть с высоты… Если все сделано правильно, и эскадрилья отбомбилась синхронно, то разрывы идут сплошным ковром на широком фронте, словно невидимая щетка ровно сметает дома, строения — все, что хоть на полметра возвышается над уровнем земли. И ломаные линии человеческого труда замещаются мешаниной частых кротовьих нор.
В звене все были опытными пилотами и компенсировали сброс бомб, убавляя скорость, чтобы резко полегчавшие машины не ушли вверх, а сохранили прежнюю высоту и ровное построение. Но даже в эскадрилье это получилось далеко не у всех. А если пересчитать на дивизию, то счет нарушивших строй должен был пойти на десятки. Неизбежные издержки работы — пока за штурвалами сидят люди, нельзя ожидать, что все будут действовать одинаково четко и правильно.
— Попали! Попали! Попали! — бомбардир, как обычно после удачного сброса, впал в истерический экстаз, одергивать его было бесполезно, если тот не сбрасывал напряжение, то впадал в уныние и на обратном пути был бесполезен. А возвращение домой обещало стать интересным и бурным, потому что если их не встретили на подступах к цели, значит, будут ловить на отходе и уже наверняка. Машины облегчены, уходить легче и проще, но с другой стороны — пилоты устали, а внимание стрелков рассеяно.
'Грифон' довернул влево, пристраиваясь к самолету командира эскадрильи. Тройки снова собирались в компактные 'коробочки', звено к звену, эскадрилья к эскадрилье.
Половина дела была сделана. Контроль результатов бомбардировки — удел разведчиков. А четырехмоторникам предстоял долгий путь домой. Налегке 'Грифоны' летели быстрее, зато англичане теперь точно знали, где искать противников.
Настроение Карла портилось со скоростью штормового шквала. Насколько удачно эскадрилья отбомбилась, настолько сложно все стало после. Авиагруппа смешалась, из почти четырех десятков собрались вместе едва ли два с лишком, идущих рваной 'строчкой', остальные отстали и заблудшими овцами мыкались позади, стараясь пристроиться к кому-нибудь попутному. Эфир наполнился возмущенными возгласами и приказами. Возвращение не задалось с самого начала.
Харнье вызвал командира, предложил сбросить скорость и собрать прежний состав, но тот лишь отмахнулся по радио:
