Александр Мазин - Римский орел
– Извини, приятель, некогда с тобой возиться, – пробормотал подполковник, перерезав горло оглушенному вождю.
С момента, когда Черепанов свернул шею кровожадному дедугану, прошло максимум полминуты, а поле боя уже очистилось от врага. Приятно все же работать с хорошим напарником.
Таким образом внутри частокола остались лишь двое квеманов. Самых юных. Как только парнишке прекратили мешать глупыми советами, он прекрасно справился с задачей и так увлекся, что вышел на второй круг, не замечая, что обстановка существенно изменилась.
Зато подружка его пронзительно закричала, увидав над собой заросшее черным волосом лицо римлянина.
– Хочешь быть вторым? – спросил Плавт Черепанова.
Подполковник мотнул головой. Он решил, что римлянин спятил. Снаружи, по ту сторону частокола толпился народ. И этот народ уже наверняка заподозрил недоброе.
– Ты прав, – сказал кентурион. – Я тоже не люблю быть вторым, но иногда приходится.
С этими словами он ухватил неудавшегося отца будущего завоевателя и скинул его с алтаря.
– Пригляди тут, – бросил он Геннадию, занимая место юного квемана. – Не бойся, детка, папа Гонорий умеет делать таких солдатиков, что твоему сопляку и не снилось.
В сарае нашлась пара круглых щитов. Остальное они содрали с убитых. В живых оставили только перепуганную бедняжку («Дал бы тебе пару динариев, да твои соплеменники все вытрясли», – сказал ей на прощание Гонорий) и ее «жениха». Последнего – исключительно по настоянию Черепанова. Кентурион собирался прирезать сопляка.
Снаружи чувствовалось шевеление, но войти никто не решался, хотя ворота и не были заперты.
Плавт взял золотой кувшин с четвертого алтаря, понюхал, пригубил:
– Ба! Череп, хочешь молока?
Черепанов был занят: пытался поджечь смоченную маслом тряпку с помощью кремня и кресала.
– До утра провозишься! – Римлянин отобрал у него инструмент и в два счета добыл огонь. Возможно, он не стал бы помогать, если бы знал, что собирается делать Геннадий.
Пока римлянин набивал мешки добычей и найденной жратвой, подполковник довел дело до конца.
– Эй! Ты что! – заорал кентурион, когда увидел, что его новый друг поджигает квеманских идолов. – Они же отомстят!
– Спокойно, – отозвался подполковник. —
С местью разберемся! Зато как красиво горит.
Плавт пожал плечами и обломил древко копья, оставив кусок в две ладони длиной и превратив оружие в подобие короткого меча.
– Так привычней, – пояснил он. – А теперь – вперед!
Закинув мешки за спину, друзья подхватили щиты и бросились к воротам.
Створки они распахнули разом.
– Бар-ра! – страшно заревел римский кентурион, огромными прыжками устремляясь по склону.
– Ур-ра! – вторил ему летчик-космонавт Черепанов, не отстававший ни на шаг.
Народ, столпившийся у подножия холма, порскнул в стороны: два зверовидных воина на фоне пылающих богов (дерево, пропитанное маслом, горит отменно! ) – зрелище не для слабонервных. Наверняка никто из квеманов и не вспомнил, что на их стороне двадцатикратный численный перевес. Каждый думал: как бы унести ноги.
На пути чужеземцев оказался один-единственный квеманский молодец, который от страха впал в ступор.
Кентурион сшиб его щитом, перепрыгнул через тело и побежал дальше. К лодкам.
На берегу их оказалось аж пять. Пока Черепанов спихивал одну на воду, Плавт ловко продырявил днища остальным.
Через минуту они были уже в ста метрах от берега.
Вопли осиротевших квеманов разносились над водой.
– Не забудь, – напомнил Плавт, налегая на свое весло. – Ты обещал отвести от нас гнев варварских богов.
– С богами я разберусь, – заверил подполковник. – Меня больше люди беспокоят.
– С людьми разберусь я, – заявил кентурион. – Второй раз меня эти пожиратели желудей не возьмут, это точно!
Друзья переглянулись, ухмыльнулись и еще энергичнее налегли на весла.
Над покинутым островом поднимался жирный черный дым.
Глава седьмая, в которой воплощается в жизнь старинная римская пословица
– И куда мы теперь, друг Череп? – спросил Плавт, останавливаясь у развилки.
– Меня зовут Геннадий, – напомнил Черепанов.
– Хорошее имя, – отозвался кентурион. – Эллинское. Означает: благородный. Верно? Но ведь ты не эллин. Кто дал тебе такое имя, варвар?
– Родители. Тебе что-то не по вкусу, Гонорий?
Спору нет, этот римлянин – крутой парень. Но именно таким крутым парням надо время от времени напоминать, с кем они имеют дело.
Секунд десять Черепанов и Плавт играли в «кто кого переглядит».
Римлянин первым отвел глаза, засмеялся:
– Все в порядке, Геннадий. Хорошее имя. И ты тоже хорош. Так куда бы ты хотел направиться?
– Туда, откуда меня увели.
– Что за место? Твоя родина? – Римлянин был заинтересован.
– Нет. Селение. Примерно в двадцати переходах отсюда. Там остался мой друг, и я беспокоюсь, как бы с ним не случилось худого.
– Как называется это место?
Черепанов пожал плечами:
– Понятия не имею. Мы… прибыли издалека.
В общем, случайно. И даже толком языка здешнего не знали.
– Случайно? – Кентурион одарил Геннадия долгим взглядом, приподнял бровь. Но понял, что его товарищ не склонен давать объяснения.
– Твой друг похож на тебя? – спросил римлянин.
– Отчасти.
– Вряд ли он пропадет, – уверенно произнес кентурион. – Не думай об этом. Ты не можешь ничего сделать. Сейчас. Поэтому мы пойдем туда, куда хочу идти я. А я хочу вернуться домой.
– В Иллирию? – Черепанов помнил, в какой из римских провинций родился его товарищ.
– Дом легионера – его легион. Но для начала нужно выйти к границам империи. Это – там. – Кентурион махнул рукой. – Пойдем со мной, Череп. Мой легат [11] Максимин – великий человек. Понравишься ему – поможет отыскать твоего друга. Он знает варваров, и они знают его. Думаю, твой земляк не останется незамеченным среди варваров, если он и впрямь похож на тебя.
– Пожалуй, – согласился Черепанов.
«Уж Леха-то, с его темпераментом и с охапкой артефактов двадцать первого века, внимание на себя наверняка обратит, – подумал подполковник. – Лишь бы только не грохнули его из-за этого темперамента и ценного имущества».
Но римлянин прав: Геннадий не в состоянии помочь Алексею. Даже дороги в тот поселок не отыщет – заплутает в здешних чащах и болотах.
– Я пойду с тобой. Куда?
– На юг. – Кентурион вскинул на плечо мешок и решительно двинулся по левой тропинке.
Геннадий последовал за ним. В конце концов, он с самого начала собирался добраться до Рима. Даже Леху в этом убедил. И решительный кентурион – именно тот человек, которого стоит иметь рядом, когда оказываешься в чужой стране. С первого взгляда видно, что Плавт – из тех, на кого можно положиться. Из тех, у кого на лбу написано: «Хочешь со мной поссориться? Давай! Увидишь, что будет!» В любом случае выбора у Геннадия нет. «Volentem fata ducunt, nolentem trahunt» [12] – как говорят земляки Плавта.
Глава восьмая, в которой господа офицеры совершают разбойничий налет
Если сравнить этот лес с азиатскими джунглями или южноамериканской сельвой, – нет, никакого сравнения. Нормальная растительность юга России. Первосортный лиственный лес. Старый. С кучей грибов и ягод. С великолепными дубовыми рощами на возвышенностях, с бесчисленным зверьем. Пуганым, к сожалению.
Тем не менее Черепанов чувствовал себя в этом лесу как дома. Куда лучше, чем его римский приятель. Который, впрочем, не жаловался.
В первый день они отмахали километров сорок. Форсированным маршем. Черепанов слегка запарился (не мальчик, чай), а кентуриону – хоть бы что. Пер по лесу, как лось. Причем волок на горбу килограммов тридцать всякого барахла, не считая оружия. Когда Черепанов посетовал: жаль, лошадей нет, – римлянин только фыркнул:
– Сразу видать, ты не легионер! Знаешь, как нас зовут? Мулы!
– Что? – не понял Черепанов.
– Помесь лошади и осла! Потому что не всякий осел унесет столько, сколько воин великого Рима.
– И что же он несет? – поинтересовался Черепанов.
– Во-первых, оружие. Гладий, кинжал, пилум, пила…
– Пила – это что? – спросил Черепанов. Что такое пилум, он знал.
– Тоже копье, но поменьше. Метать. Затем скутум. Это большой щит. Потом шлем, составной доспех (лорика сегментата) [13] . Это оружие. Во-вторых: сундучок для личных вещей, фляга, миска и котелок, запас пищи дней на пять, сагум… [14] Когда сухой, он весит немного, но если намокнет… Дальше: строительный инструмент – кирка, мотыга или лопата…
– Слушай, – перебил Геннадий, – как же можно унести такую прорву?
