Андрей Посняков - Шпага Софийского дома
Ночную тишину прорезал крик ужаса и боли! Это кричал тот, что лежал у костра. Подросток, почти ребенок… Громадный мужик со спутанной бородой, почерпнув половником горячее варево из котла, лил его на заголенную грудь мальчишки.
– А ну, говори, шпынь, куды вы с Онисифором собирались?! – дождавшись, когда парень перестанет кричать, угрожающе произнес он. – Скажешь?
– Да не знаю я ничего, вот те крест, не знаю! – жалобно простонал пацан. – Он ведь ничего мне не рек, ни словечечка…
– Ах, ни словечечка? – мужик злобно пнул подростка в бок. – Сдохнешь, тварь! А нут-ко, Митря, ворочай яво на брюхо. От так. Остатний раз спрашиваю, паскуда, скажешь? Тады умрешь легко, как барашек. А не то засеку до смерти!
– Да не знаю я.
– Ах, ты так? Ну-ну!
С этими словами мужик вытащил из-за пояса ременную плеть, примерился и со свистом рассек воздух. Полетели вокруг кровавые брызги…
– Шильники! Хари! Шпыни проклятые! – в ужасе завопил мальчишка.
«Шильники» лишь мерзко захохотали.
– Давай, давай яво, Тямоха! – подбадривал амбала невысокий мужичок с редкой козлиной бороденкой, видимо Митря.
А уж одеты… Ха! Бомжи! Господи, ну конечно. Доходяги. Один, тот, что с кнутом, здоровый, да и то…
– А-апчхи!!! – Ну, чихнул так чихнул!
Бомжары аж вздрогнули, особливо тот, что с бородой. Ну, не фиг теперь и сидеть, давно пора выбраться…
– Так, это что ж у вас тут происходит, господа? – выйдя из-за кустов, громко осведомился Олег Иваныч, опираясь на прихваченную по пути палку. Он знал, как нужно разговаривать с подобной публикой. – Статья «сто шестнадцать в чистейшем виде» – побои. Хотя… Может быть, даже истязания. Чего пасть раззявил, борода многогрешная, пойдешь свидетелем – в лучшем для тебя случае!
– Сзади, кормилец! – крикнул валявшийся у костра пацан.
Олег Иваныч резко отпрыгнул в сторону. И вовремя! Просвистев в воздухе, небольшой топорик с закругленным лезвием воткнулся в росшую неподалеку сосну.
– Ах вы так, сволочи? Алле!!!
Резким ударом палкой по шее (Прэ!) Олег Иваныч избавился от самого опасного бомжа – амбалистого мужика с черной всклокоченной бородищей.
Еще есть герои? А? Ах, есть… Ну-ну, иди-иди сюда, козлиная борода. Прэ? Что башкой качаешь? На, получи, фашист, гранату. Ага, не нравится! И враг бежит, бежит, бежит! Эм-то что еще за явление, месье? Ах, вы тоже хотите получить свою долю? Знаешь, мужик, надоело мне что-то палкой махать. Может быть, попробуем «загиб руки за спину», или нет… лучше «рычаг руки наружу». Полетай, парень.
Ох, и низко же полетел… К дождю, видно.
Использовав изученный во время служебной подготовки прием, Олег Иваныч легко отшвырнул от себя третьего бомжару – чернявого, чем-то похожего на цыгана, мужика с выбитым глазом. Глухо заскулив, тот быстро отполз в кусты.
Так… Олег осмотрелся. Вроде бы здесь должен быть еще один, тот, что спит. Ага, вот он… Ну ни фига ж себе, комедия!
Тот, что «спал» у кустов, вряд ли был опасен – он лежал на спине, устремив к небу широко открытые недвижные глаза, из груди его торчала стрела с черным глянцевитым оперением!
– Ну и делишки тут у вас творятся, господа опустившиеся личности! – озабоченно присвистнул Олег Иваныч, распутывая лежащему пацану руки. – Хоть стой, хоть падай!
– Спасибо тебе, боярин! – улыбнулся тот. – Век буду Господа молить! В Софейском храме свечу поставлю… Ой, смотри, смотри, князь!
Очнувшийся амбал – тот, кого называли Тимохой, – подбирался к Олегу с большим ножом в руке и нехорошо улыбался. Огромный, словно скала, уверенный в собственном превосходстве над этим бледным, вышедшим из лесу мужиком.
– Ой, счас я тебя пощекочу, паря! – гнусаво захохотал он. – Ой, пощекочу, ох уж и посмеемся!
Издав злобный вопль, амбал с грацией голодного волка бросился на соперника…
– Рано радуешься, козел, – на лету заломав Тимохе руку, улыбнулся в ответ Олег Иваныч. – Я ведь все-таки за команду ГУВД когда-то выступал. И не только по фехтованию, но и по самбо.
С громкими воплями Тимоха схватился за руку и волчком завертелся на земле.
– Вроде все, – взглянув на так и не пришедшего в себя Митрю, задумчиво произнес Олег Иваныч и обернулся к костру в поисках мальчишки: – Эй, парень, ты где?
– А ну, стой!
Резко развернувшись на месте, Олег увидел прямо перед собой того цыганистого, одноглазого… Одноглазый целился в него… из арбалета!
– Ну ни фига ж себе, бомж позорный! – удивился Олег Иваныч. – Вот сукин кот… А ведь сейчас выстрелит, сволочь.
«Сволочь» выстрелить не успела…
Внезапно ойкнув, одноглазый схватился за шею и с хрипом рухнул прямо в костер. В шее его торчала рукоятка ножа…
– Хороший ножик был у Тимохи, – неслышно вышедший из-за сосны мальчишка с силой вытащил нож из шеи убитого. – Теперь и мне послужит. Здорово ты их, боярин! – посмотрев на состояние Тимохи и Митри, уважительно произнес пацан. – Однако, время… Сейчас подчистим тут все.
Поигрывая ножом, пацан подошел к лежащему Митре.
Ну, дела-а-а, блин! Целые делища!
Олег Иваныч не верил своим глазам.
Даже был несколько шокирован!
Даже весь чих пропал!
Даже…
Этот тщедушный белобрысый подросток только что, на его глазах, убил человека – пусть бандита, но все же – и теперь явно собирался перерезать горло еще одному, а то и двоим… Ну и дела.
– Стой, стой, парень!
Бросившись к пацану, Олег схватил его в охапку и отшвырнул прочь от Митри. Быстро вскочивший на ноги пацан удивленно зыркнул на него синими, враз ставшими злобными глазами.
– Ты что же это, кормилец? – сжав губы, прошептал он и, сжав в руке нож, бросился на Олега.
– Псих! – отбирая от мальчишки нож, убежденно произнес Олег Иваныч. – Да и все они тут – психи. А ведь и правда психи!
– Ну, ты… Не очень-то кулаками махай, а то враз руки пообрываю, чистильщик хренов! – усадив мальчишку на землю, Олег Иваныч сильно хлестнул его по щекам. Может, хоть так в чувство придет, а то налетает, словно раненый коршун.
Ну вот, вроде успокоился.
– Мир? – Олег Иваныч протянул мальчишке руку и улыбнулся.
Тот исподлобья взглянул на него, недоверчиво хмыкнул… и тоже растянул губы в улыбке:
– Мир, кормилец!
– Брянский волк тебе кормилец, – сплюнул Олег Иваныч. – Насмотрятся на ночь всяких «Иванов Васильевичей», потом ходят, выпендриваются.
Где-то внизу по реке послышались крики. Пацан вздрогнул и прислушался.
– Уходить надо, боярин!
– Ох, сказал бы я тебе… – обидевшись на «боярина», покачал головой Олег. – Сейчас сюда люди придут. Очень может быть, участковый. А у нас, между прочим, труп… даже два, ежели считать и того, что со стрелой. Я, конечно, скажу…
– Какие ж это люди, боярин? – перебив, грустно усмехнулся пацан. – Шильники это! Воры! Шпыни ушкуйные!
– Шильники какие-то… А может, лесорубы? Те самые, твари лесовозные? Тогда совсем плохо, тогда рвать надо, иначе дорого мне обойдутся эти трупешники. Свидетель-то совсем никакой – псих, одно слово. Хм… Шильники… – бормотал про себя Олег Иваныч. – И что за слово такое? Санитары, что ли? Ну, они-то как раз тебе и нужны, судя по всему. Ну, блин, попал! Ни Рощина, ни мотоцикла, сам чуть не убился. Сижу теперь тут, в компании трупов, раненых и сумасшедшего психа!
– Уходим, боярин, ну же!
Мальчишка схватил Олега за руку и потащил в лес. Махнув рукой, старший дознаватель последовал за ним, здраво рассудив, что лучше уж лес с психом, чем поляна с трупами.
Олег Иваныч проснулся от ощущения резко навалившегося тепла. Открыв глаза, вздрогнул и никак не мог врубиться спросонья, что он вообще здесь делает – на траве, в зарослях орешника и рябины. Господи! Да ведь…
– Здрав буди, боярин! – выбрался из кустов вчерашний пацан-псих. Светлоголовый, синеглазый, в странной длинной рубахе навыпуск, какого-то непонятного синевато-малинового цвета. На ногах парня красовались… не поймешь – что. Что-то похожее на лапти, только кожаные, с многочисленными ремешками. За пояс из узорчатой ткани с металлическими бляшками был небрежно засунут длинный нож с костяной рукоятью. Тот самый, которым…
– Что главой качаешь, кормилец? – усмехнулся пацан.
Олег Иваныч поморщился – опять эти дурацкие слова: боярин, кормилец… Да и на «ты». Нет, конечно, подростки все непосредственны, но не до такой же степени, чтобы тыкать абсолютно незнакомому взрослому.
– Зови меня просто Олег Иваныч, – вздохнув, посоветовал Олег и, в свою очередь, поинтересовался именем неожиданного знакомца.
Тот представился тоже как-то странно: «Вольный слуга софейский Григорий, Федосеев сын, Сафонов». Вот так-то. Не просто Гриша Сафонов, а Федосеев сын. Да еще какой-то «слуга софейский»! Нет, ну точно – псих! Интересно, а чего такого от него хотели вызнать?
– И сам не знаю, бо… Олег, свет Иваныч, – пожал плечами Гришаня (так он разрешил себя называть), – догадываюсь только…
Историю, в двух словах изложенную «софейским слугой» Гришаней, Олег Иваныч что-то не очень и понял. Какой-то «Онисифор-инок да Пимен, софейский ключник»… опять – софейский! Вот с этим Онисифором и прибыл сюда Гришаня, аж из Новгорода, зачем – то Онисифор знал да Пимен.
