Олег Измеров - Ревизор Империи
— Разрешите доложить, ваше…
— Отставить, Дрынкин. Никак вот ты не можешь запомнить, что титулование нынче отменено. Высочайшим указом.
— Виноват — с, Дионисий Павлович. Так ведь оно…
— И подхалимажу не надо, не люблю. Докладывай.
— Вот — с, задержан у переезда при прохождении воинского эшелона. Выглядел подозрительно.
— Бежать пытался, сопротивление оказывал?
— Никак нет — с. Тонко маскируется, полагаю.
— Полагать мы здесь будем, — ворчливо пробасил Дионисий Павлович, — а ты позови Мулина сюда и можете дальше работать. Про основное‑то не забыли?
— Ну как можно — с?
— Все, давайте, давайте… А вы присаживайтесь, — вяло кивнул он Виктору на стул возле двухтумбового. Похоже, подозрительных личностей к Дионисию Павловичу таскали постоянно, и возиться в праздник еще с одной было совсем неохота. Стенографист захрустел храповиком валика, заправляя листы с копиркой.
— Назовите имя, фамилие, отчество…
Следующий вопрос будет год и место рождения, род занятий, где проживаете, откуда прибыли, ну и с какой целью оказались у переезда в момент проследования эшелона, подумал Виктор. М — да. Интересно, где здесь хуже — в охранке или в дурке?
— Еремин. Виктор Сергеевич.
— Тах! Тат — та — тах! — застучала машинка.
— Образование?
Сразу к образованию перешли? Это так важно? Важнее возраста и места жительства? Впрочем, мало ли кто с дури какой порядок для протокола установит. Может, кому‑то надо было самоутвердиться, переставляя порядок граф.
— Образование? — повторил Дионисий Павлович, повышая голос.
— Ах, да. Высшее. Высшее техническое.
— Чем можете подтвердить?
Хм, у них что, диплом типа водительских прав в США? Или тоталитарный строй, где главное в человеке — трудовая функция? Ладно, морду пока тут не бьют… хотя и спешить им некуда, всегда успеют.
— Диплома университета… (Виктор подумал, что нынешний статус БИТМа — БГТУ тут как‑то солиднее, институт, он вроде как благородных девиц, "институтки", а тут — универ, понимаешь) технического университета на руках, к сожалению, сейчас не имею…
Дионисий Павлович молча пододвинул Виктору пару листков бумаги, вынул из стаканчика очиненный карандаш, затем, открыв стол, извлек из недр его ящиков затрепанную тетрадь в синем, покрытом пятнами чернил и воска, люстриновом переплете, пролистал наугад и ткнул в какое‑то место на одной из страниц.
— Пишите. Определить мощность безопасной спички в метрической системе. Все.
Экзамен? Зачем? Что у них такое важное связано с образованием? У них есть версия и они ее проверяют? Разыскиваемый шпион или революционер был образован? Или наоборот? Если образован, то не станет решать задачу, глупо проверять. А если физики не знает, то, наоборот, засыплется. Задачка‑то со школьной олимпиады, только соображение к ней требуется, инженерное мышление. Ну что ж, раз надо сыграть "Мурку", сыграем "Мурку".
— Неясно что?
— Понимаете, нужны некоторые приборы. Аптекарские весы, секундомер, если можно, справочник или справочные таблицы по общей физике, ну, теплоту сгорания посмотреть. И сама спичка, конечно.
К удивлению Виктора, Дионисий Павлович (фамилию он так и не назвал) открыл ближний шкаф, который вместо бумаг оказался доверху набитым приборами из школьных кабинетов физики, химии, и, судя по микроскопу, биологии, достал оттуда весы, набор разновесов, секундомер и толстую книгу, обложка которой была бережно обернута в писчую бумагу; книга оказалась "Справочником инженера". Кроме того, он положил перед Виктором коробок спичек Лапшина.
— Ишь ты, как у Агнивцева, — пробормотал Виктор, глядя на музейные редкости.
— У кого, позвольте? — оживился Дионисий Павлович.
— Поэт есть такой, Николай Агнивцев. "От Петербурга лишь осталась коробка спичек Лапшина…" Не читали?
— Нет. Лично с ним знакомы? Или общие знакомые есть, родственники?
— Только читал.
— Тогда поэт к делу не относится. Что‑то еще надобно?
— Нет, спасибо.
Виктор тщательно взвесил спичку, завел секундомер, зажег спичку, отметив, сколько секунд она горит, аккуратно задул, стараясь не обломить обугленный остаток, снова взвесил, затем умножил разницу в весе на теплотворную способность и разделил на время.
(Читатель может записать, как это делается, на случай, если вдруг доведется попасть в эту реальность.)
Дионисий Павлович внимательно посмотрел в своей синей тетради.
— Ход решения правильный.
"А то! Как товарищ Сталин говорил — кадры, овладевшие знаниями, решают все…"
— Я могу статистику сделать по нескольким спичкам. Разброс все‑таки по времени горения…
— Не надобно. — Дионисий Павлович как‑то радостно оживился, спешно убрал приборы обратно в шкаф, вынул из кармана портсигар и раскрыл перед Виктором. — Папироску хотите?
— Спасибо, я не курю.
— Тоже хорошо. Так что с вами, сударь, осталась одна небольшая формальность. Мулин, заходи!
В кабинет заглянул молодой парень, в немного помятом пиджачке, напоминавший приказчика.
— Понимаете, — немного как бы извиняясь, произнес Дионисий Павлович, обращаясь к Виктору, — по инструкции положено провести досмотр личных вещей. Я обязан исполнить служебный долг.
"Сейчас обнаружат деньги и полная задница. Черт, растерялся, надо было в какую‑нибудь урну бумажник выкинуть… а у них там урны‑то были? Зайти в гостиницу, там в туалете… черт возьми, в парк надо было зайти, под первый куст сунуть или в дупло…"
— Простите, а допрос? — Виктор понимал, что терять уже нечего. — Ну, в смысле, откуда приехал и все такое?
"Да, правильно сказал насчет "приехал". Я здесь однозначно не живу, никто не подтвердит."
Дионисий Павлович пожал плечами, вывернул платочек другой стороной и снова смахнул со лба пот.
— Да помилуйте… досмотр по форме проведем, и никакого допроса не будем, в протоколе распишетесь, что, будучи подвергнут приводу, никаких запрещенных вещей при себе не имел, и по бумагам все закроется. А если что, мы вас всегда потом вызовем для допроса, если в том необходимость появится. Что Бежица — все друг дружку знают. А без досмотра никак нельзя, вот какая петрушка. А вдруг револьвер или бомба, или камера для тайной съемки. В Орле вон опять готовящийся теракт на днях раскрыли.
— Конечно, пожалуйста, — согласился Виктор, выкладывая вещи на стол. — огнестрельного оружия при себе не имею, взрывных устройств тоже.
Дионисий Павлович равнодушно повертел в руках записную книжку.
— Расчеты ведете?
"Блин, сейчас подумает, что все эти номера, аськи, вся эта фигня инетовская — шифр!"
— Да, технические записи. Иногда в голову мысль приходит, и чтобы не забыть… соответственно, математика. Цифры, формулы.
— Изобретаете, что ли?
— Закон вроде не запрещает.
— Изобретайте, изобретайте. Сейчас это поощряют… "Да — та — тра — вел — лер"… амулет такой, что ли?
— Безделушка. Память о прошлой жизни.
— Понятно… Вычислительную технику ремонтировали?
— Как вы догадались? — воскликнул Виктор.
— Так вот же, — и Дионисий Павлович показал Виктору его трансформер. — Для простых слесарных работ инструмент нежный, для часовых дел грубоват, а для арифмометров там, трисекторов в самый раз. Швейцарский инструмент?
— Нет. Китайский. Мне продавец сказал, что китайский.
— Изумительно. Если китайцам дать машины и заводы, они этак всю Европу завалят своей фабрикацией.
— Точно. А вы прямо настоящий Шерлок Холмс! Сразу догадались.
— Служба, однако. Часы карманные, простые… А что такое "Сделано в СССР"?
"Твою мать… Там же еще и Знак Качества стоит."
— Понятия не имею, — безразлично произнес Виктор, — Мне их на подарили на это, как его… на именины. Ходят нормально.
— Похоже на "Павел Буре" — и Дионисий Павлович вынул из своего кармана точь — в точь такие же, с арабскими цифрами, только серебряные.
— Да. Я вообще и думал, что это "Павел Буре". А что, подделка?
Дионисий Павлович раскрыл ножик трансформера, поддел крышку и пристально уставился на платы и колесики.
