Андрей Величко - Наследник Петра. Подкидыш
— Это клад, спрятанный во дворце еще Александром Даниловичем Меншиковым. Но только… Афоня, Федя — об этом никогда и никому ни полслова, даже на исповеди! Поняли? Будете и дальше мне верными слугами — сам скоро покажу, что там спрятал светлейший князь. А пока выйдите, встаньте у дверей и никого сюда не пускайте, пока я не скажу, что можно.
Кодовый замок, замаскированный под заклепки, сработал нормально, и Сергей откинул крышку. Первым делом из контейнера был извлечен наган — просто потому, что он лежал сверху. Пока Новицкий не считал ситуацию настолько угрожающей, чтобы револьвер стал предметом первой необходимости, но с ним было как-то спокойней. Петли пяти верхних пуговиц камзола были уже слегка потерты, над этим молодой человек лично потрудился сразу, как только получил это похожее на шинель одеяние. Теперь распахнуть верхнюю часть при необходимости можно было одним рывком, не тратя времени на расстегивание. Эрзац-кобура из двух шелковых платков и куска веревки, ободранной с какой-то портьеры, тоже была готова. Заняться этим рукоделием пришлось из-за лимита веса — при наполнении контейнера экономили каждый грамм, и ничего, что можно было хоть как-то сделать в восемнадцатом веке, туда не попало.
Сергей проверил, удобно ли доставать оружие, после чего застегнул камзол и вынул то, ради чего он, собственно, и затеял досрочное извлечение контейнера из подвала. С виду эта вещь напоминала небольшую тонкую книгу в кожаном переплете, с золотым православным крестом посередине и буквами ОАА снизу, выполненными в старославянском стиле. Внутри же находился обычный планшетный компьютер, только в исполнении милитари. Буквы по идее означали "Откровения апостола Андрея", и несколько подходящих текстов действительно имелись в планшете. Это был один из самых необходимых для выполнения задания приборов, поэтому Центр даже пошел на дублирование — второй точно такой же планшет, только замаскированный под икону, лежал на самом дне. Его Новицкий доставать не стал. Он и "книгу" вытащил вовсе не из желания немедленно приступить к исполнению инструкций Саломатина. Нет, на ближайшие несколько дней у Сергея были несколько иные планы, и планшету в них отводилась немалая роль.
За дверью послышался какой-то шум, потом раздался выкрик Федора:
— Осади, барин, не доводи до греха!
— Что там? — спросил Сергей, подойдя поближе. — А, генерал-аншеф… Христофор Антонович, не обижайся на Федора, это я ему приказал никого не пускать, а про то, что тебе можно без доклада, сказать забыл.
— Государь, твой приказ выполнен, первый плутонг головной роты лейб-гвардии Семеновского полка под командованием поручика Губанова прибыл ко дворцу, вся остальная рота к завтрашнему утру будет расквартирована в казармах. А откуда, дозволь спросить, у тебя этот новый охранитель взялся? Не мужик, а какой-то зверь гамадрил, право слово.
— А ты их что, видел?
— Нет, про сих зверей рассказывал Абрам Петрович Ганнибал. Очень он их красочно описывал, особенно когда бывал сильно выпимши.
— Кстати, а где он сейчас?
— В ссылке, в Томске. Отправлен туда за неодобрение возвышения Меншикова после смерти Петра Алексеевича.
— Но ведь светлейший сам давно в Березове! Кажется, говорили, что он там уже умер. А бедного негра, получается, до сих пор держат в Сибири? Ему же там небось холодно! Это непорядок. Как его можно исправить?
— Напишите указ, государь, Тайный Совет его подтвердит без пререканий, им сейчас не до того.
— Вот ты и напиши, причем сегодня же, и представь мне на подпись. Я слышал, что этот арап стал толковым инженером?
— Так точно, ваше величество.
— Тогда его тем более надо вызвать в Москву, и побыстрее.
Далее Миних рассказал, как отреагировала столица на весть о выздоровлении императора. В народе особых волнений не наблюдалось — то ли людям было все равно, то ли они и раньше не очень верили в неизбежность летального исхода. А вот гости, собравшиеся на царскую свадьбу (сам Миних тоже оказался в старой столице именно по этому поводу), пребывали в недоумении. Мол, когда вместо свадьбы начали светить похороны, это было еще ничего — тоже весьма красочное зрелище. Однако теперь ладно там похороны отменяются, в этом-то как раз ничего плохого нет, но ведь и свадьба тоже! Типа, а за коим же мы тогда здесь собрались, войдя, между прочим, в немалые расходы?
Верховный Тайный Совет заседает с одиннадцати утра, но пока ни к какому определенному решению не пришел. Собрался он не в полном составе — отсутствовали Василий Лукич и Иван Алексеевич Долгоруковы. Собственно, Совет и решал, что с ними теперь делать. Предложение Остермана и Головкина — самих смутьянов в ссылку, имущество в казну — единодушной поддержки не получило. То есть первая часть особых возражений не вызывала — всем было понятно, что слишком прытких Ивана и Василия пора так или иначе укоротить. Но вот по поводу имущества имелись разночтения. Долгоруковы, судя по всему, вообще хотели разделить его внутри семьи, несмотря на беспрецедентность такого решения. Однако против них единым фронтом встали Голицыны при поддержке Остермана с Головкиным. Похоже, наибольшие шансы имело компромиссное предложение Михаила Голицына — имущество конфисковать, но до совершеннолетия государя, которое наступит через два года, оставить под опекой Верховного Тайного совета.
— Небось растащат, воры, за два года все до последней копейки, казне только долги останутся, — подвел итог Миних.
— Так это и хорошо! Тащить-то будут в разные стороны, да еще в условиях недостатка времени и жесткой конкуренции. Каждый, небось, с превеликим удовольствием расскажет Ушакову о делах недругов, тому только записывать останется.
Сейчас Сергей без особой опаски демонстрировал мысли и поведение, совершенно не свойственные предыдущему Петру Второму. Потому как Миних до сих пор с царем был знаком очень мало, пребывая в должности правителя Петербурга, а в Москву являясь только изредка. В отличие от Остермана — вот с Андреем Ивановичем следовало вести себя более осторожно. Впрочем, в ближайшие два-три дня вице-канцлер будет очень сильно занят. Когда же у него снова появится время на частые и продолжительные посещения Лефортовского дворца, там уже произойдут большие перемены.
— Задумал я тут навести порядок, а то прямо не покои императора, а какой-то проходной двор, — начал излагать Сергей. — За этой дверью отныне всегда должны стоять на часах три солдата, еще трое — отдыхающая смена — находятся неподалеку в полной готовности. Пускать ко мне будут только с разрешения дежурного камердинера. Это касается всех, кроме тебя, Христофор Антонович. Организацией караульной службы пусть займется поручик, коего ты привел сюда. Если у него хорошо получится — так и останется в этой должности.
— А камердинером будет этот Афоня? Быстро пошел в гору, стервец.
— Да, причем не простым, а главным. Но не тебе, генерал, ему завидовать! Нас с тобой ждут великие дела. Ведь не для того же ангел исцелил меня, чтобы я продолжал пробавляться прежними игрушками!
После Миниха император побеседовал с Ершовым, который еще не подозревал о своем высоком карьерном взлете. Услышав же подробности, он робко осведомился:
— А как же их благородие мажордом?
Сергей, подумав, разъяснил:
— Мажордом — это по-русски будет старший по дому, так он им и останется. Его дело — следить за дворцом, чтобы он и далее стоял, как раньше. А ты — главный камердинер, то есть старший над людьми, которые будут обслуживать мою особу. Сам их подбери, но помни — за каждого, если он учинит какое воровство, спрос будет с тебя. И тех, кого выберешь, ты первым делом представь мне.
— Брата Федьку тоже?
— Нет, его я уже видел. И он будет не камердинером, а… ну, скажем, особоуполномоченным.
— Ч-чего?
— Должность такая, носитель которой будет таскать тяжести и бить морды.
— А, это он может.
Надо сказать, что Сергей еще до своего переноса в прошлое основательно изучил комнату, в которой лежал больной Петр, а утром исследовал содержимое всех трех сундуков и двух секретеров, так что сейчас он неплохо представлял себе собственное финансовое положение. Сто восемнадцать серебряных рублей плюс какие-то драгоценности, цена которых скорее всего намного больше, но она неизвестна. Пока это было все, чем он мог оперировать. Но для материального стимулирования ближайшего окружения этого должно было хватить, поэтому молодой царь спросил Ершова:
— Ты сколько жалованья получал до сегодняшнего дня? И Федор тоже.
— Три рубля в год, государь! — гордо ответствовал Афанасий. — А Федька вообще без жалования, он товары купцам таскает в Охотном ряду.
— Значит, отныне ты получаешь десять рублей в год, Федор — четыре, рядовые камердинеры, которых ты выберешь и сюда представишь — по три. Для начала мне нужно пять человек.
