Валерий Белоусов - Спасти СССР! «Попаданец в пенсне»
И Лаврентий Павлович ласково погладил себя по карману…
21 августа 1991 года. Четырнадцать часов сорок пять минут. Москва, Чистопрудный бульвар, дом З-А
Если смотреть от станции метро «Кировская» в сторону памятника Грибоедову (на постаменте которого с непревзойдённым юмором изображены персонажи его бессмертной комедии), то слева мы увидим нежно-голубой трёхэтажный особняк стиля ампир, с чугунным, каслинского узорного литья, балконом над парадным подъездом.
Типичная московская городская усадьба хлебосольного русского барина…
Впрочем, и сегодня там умели принимать…
— Сэлеметсиз бе, урметтиси! Мен мал — жаныыз аман ба ма?
Но Лаврентий Павлович вовсе был не лыком шит и недаром так много времени провёл на полигоне в Семипалатинске.
Тонко, по-восточному улыбнувшись, он предельно вежливо ответил:
— Удан рахмет, оте жасы! Сэлеметсиз бе, жэне сиз менсиз! Мен мен разы сизге кор отемин!
Впрочем, на этом его познания в казахском, собственно, и закончились…
Однако дело, в общем, было уже сделано!
Недаром говорят, что впечатление о человеке складывается в первые десять секунд знакомства — и у нас уже никогда не будет шанса это впечатление изменить.
Президент Казахстана товарищ Назарбаев, приехавший в Москву для заключения Союзного Договора, а попавший в иное заключение — хорошо, что в стенах собственного полпредства, а не в Бутырке, — прекрасно говорил по-русски… Как каждый советский человек, представитель новой исторической общности — Советского Народа.
— Здравствуйте, товарищ Павлов! Садитесь, пожалуйста, здесь вам будет удобно… чаю?
— Спасибо, товарищ… Не откажусь!
Берия внимательно смотрел, как Нурсултан своей рукой наливает ему ароматный кок-чай, и внутренне вздохнул с облегчением — Президент налил ему кок-чая на самое донышко пиалы…[74]
Значит, разговор будет долгим!
Там же, полчаса спустя…— Но что вы думаете делать с Прибалтикой?
— А почему бы нам её не финляндизировать?
Назарбаев был озадачен:
— Это как?
— Прибалтика остается в составе СССР. Пока. На их территории сохраняются наши военные базы и союзные, подчиняющиеся Москве, а не Таллину или Вильнюсу, органы охраны правопорядка. Сохраняется собственность СССР на промышленные предприятия, созданные в период с 1945 года, на порты, на флот… Монополия Союза на внешнюю торговлю и межреспубликанские торговые связи — чтобы контрабанду пресечь. Взамен мы предлагаем им самые широкие политические и экономические свободы — собственную валюту, собственное законодательство, не противоречащее Союзному, собственные органы власти…
— А взамен?
— Взамен мы переводим их на полный хозрасчёт.
Никаких дотаций и субвенций, оплата за энергоносители по мировым ценам, покупка их продукции, только если это нам выгодно…
— Да вы что? Они же через полгода взвоют!
— А еще через полгода народ спустит Саюдис в унитаз… где ему и место! Вот, другим будет наука.
Назарбаев с опаской посмотрел на Берию:
— А мы?
— Ой, да с вами вообще всё просто… Национальное по форме, социалистическое — по содержанию… Чем плохо?
И Лаврентий Павлович посмотрел в глаза Назарбаева таким добрым взглядом, что тот сразу вспомнил своего любимого Мейирбан-ата, от чего у Нурсултана аж зачесалась неоднократно поротая этим добрым дедушкой выпуклая часть спины…
21 августа 1991 года. Окало пятнадцати часов. Город Рига, отныне и навсегда — столица Латвийской Советской Социалистической Республики
Очевидец пишет: «Первым шел ОМОН.
Вслед за Рижским ОМОНом занятые объекты перенимали под свою охрану десантники. Они же контролировали выезды из города, основные транспортные магистрали и мосты. А омоновцы шли дальше — методично, пункт за пунктом выполняя каждую строчку приказа.
Латышское население притихло, извинительно заулыбалось и подчёркнуто красиво заговорило по-русски. А Русским было плевать на латышей. Никто не злобился, не торжествовал злорадно. Просто занимались своим делом, надеясь, что вернулась наконец нормальная жизнь, а значит, пора приниматься за восстановление разрушенного за годы перестройки мира.
Министр внутренних дел, тот самый Вазнис, сбежал и пьянствовал на укромной лесной даче на границе с Россией, трясясь и готовясь к расстрелу. Разбежались, как тараканы, все.
Вся „новая“ власть тут же рассыпалась, никто не мог найти друг друга, даже если очень хотел.
Доставали из тайников партбилеты и сами рысью бежали сдавать оружие. Или просто бросали открытыми ружкомнаты и разбегались по родным хуторам в сельской местности.
Все.
И та часть милиции, что перешла было на сторону „независимой Латвии“, и бандиты из стражей порядка Бесхлебникова, и бравый (вчера еще) Первый полицейский батальон „белых беретов“ Вецтиранса.
Вецтиранс отличился еще и тем, что украл шестьсот с лишним тысяч рублей со счета родного батальона и так потом и не смог за них отчитаться.
А кое-кто из политиков уже начал являться к своим вчерашним оппонентам со списками наиболее преданных, по их мнению, сторонников Латвийской Республики.
Такого позора даже я не мог себе представить.
Сколько было вони, сколько гонору, сколько обещаний уничтожить русских оккупантов и колонизаторов…
Вот вам, пожалуйста! Тот самый случай! Защищайте свою „революцию“! Боритесь всенародно за независимость! У вас есть оружие, у вас есть несгибаемый Народный фронт, у вас все административные и экономические ресурсы республики!
Сопротивляйтесь! Воюйте! Стреляйте, режьте из-за угла, грызите зубами! Давайте же!!! Голые, мёртвые, но свободные латыши, где же вы?!
Ни одного выстрела. Ни одной попытки сопротивления.
Не было никакой революции в Латвии.
Не было никаких народных защитников.
Не было никаких народных защитников!!!
Не было никакого желания бороться за свободу и независимость. Была халява, в очередной раз обломившаяся из Москвы в результате очередного московского переворота.
И кончилась.
И никто и не пикнул».
21 августа 1991 года. Около пятнадцати часов. Город Москва, Старопесковская площадь, дом 10
Этот изящный двухэтажный особняк в стиле арт-нуово, в который легко попасть также с Трубниковского переулка (с неприметного входа в глухой стене, только для тех, кто знает), был построен на рубеже веков — века царизма и Новой, Советской России.
Сооружение особняка велось по заказу Николая Александровича Второва, богатого русского купца и промышленника, и было завершено в 1914 году.
Интерьер сделан с размахом: главный зал длиною около 25 метров венчает высокий сводчатый потолок, с которого свисает громадная люстра. Считается, что эта люстра из российского хрусталя, которая выглядела впечатляющей даже по меркам купеческой Москвы 1914 года, была сработана знаменитым серебряных дел мастером Мишаковым и является самой большой домашней люстрой в России.
Жилые помещения, хотя и уступают по размеру залу на первом этаже, всё же впечатляют простором и тщательной проработкой деталей — великолепной лепниной потолков, резными дверями и роскошными люстрами. В 1930-х годах был пристроен одноэтажный флигель, предназначенный для танцев. В остальном же особняк мало изменился.
Судьба владельца особняка сложилась трагически — он был убит в своём кабинете пришедшими на экспроприацию экспроприатора дикими[75] анархистами в 1917 году.
После Октябрьской революции 1917 года вновь сформированное Советское правительство экспроприировало все московские особняки, включая этот, в пользу государства.
Советский министр иностранных дел Вышинский во время одного из приёмов рассказал, что его предшественник Георгий Васильевич Чичерин, бывший наркомом иностранных дел в 1918–1930 годах, жил здесь в двадцатые годы.
Потом особняк использовался в качестве дома приёмов Центрального Исполнительного Комитета (ЦИК).
На втором этаже располагались квартиры советских государственных служащих, которые они вынуждены были не по своей воле оставить. Среди них — И.М. Карахан, заместитель наркома иностранных дел, Михайлов, американист из газеты «Известия», и Флоринский, начальник протокольного отдела.
Фамилии у этих пламенных революционеров-троцкистов разные, а кончили они одинаково, переселившись из роскоши особняка на уютные нары…
Лето 1934 года часто называют «медовым месяцем» советско-американских связей. Установление дипломатических отношений вызвало прилив тёплых чувств, побудивший десятки тысяч американских туристов посетить СССР. Одним из них была сестра Чарлза У. Тейера, автора ряда книг, в том числе «Медведи в икре», описывающих жизнь в Московском посольстве.