Алексей Волков - Клинки надежды
– Сами. Начинайте сами. Я потом встану и помогу, – едва слышно повторил матрос и сразу уснул.
Постепенно рассвело. Утро выдалось на редкость тихим, лишь пересвистывались неугомонные птахи. Их пение только подчеркивало тишину, и эта тишина уже ощутимо давила на нервы. Нет ничего хуже, чем ждать начала боя. Вроде бы хочется отдалить неизбежное, и в то же время нет сил терпеть. Когда же? Сколько можно находиться в напряжении?
Потом, после первого выстрела, уже легче. Становится не до каких-то мелочей, все внимание поглощает происходящее, и приходит своего рода очумелость, притупление многих чувств, вплоть до страха, а не то что какого-то волнения.
– Что-то уж очень долго спят. – Петров, похоже, нервничал и то и дело принимался протирать пенсне.
– Завидуете? – Георгий с наслаждением сам прилег бы на часок, раз уж нельзя побольше.
– Чему? – не понял штабс-капитан, и лишь затем запоздало спохватился: – Нет. По мне, так сначала закончить дело, а там уже с чувством и толком…
О том, что можно лечь навсегда, конечно, не говорили.
Глаза при этом у Петрова были красноватые, усталые.
– Может, вообще передумали? – предположил Орловский, а про себя подумал: не дай бог! Гоняйся потом за ними по всей губернии или сиди и жди, откуда они выплывут в следующий раз.
От стоявшего несколько позади «елового» бронепоезда подошел Берлинг, присел рядом, сказал практически то же:
– Запаздывают.
Точно таким же жестом, как и Петров, снял пенсне и принялся методично протирать его на диво чистым платком.
Лишенные стекол близорукие глаза артиллериста были еще более красными, чем глаза пехотных офицеров.
Почти всю короткую ночь команда «елового» чинила пулеметную платформу и дополнительно крепила пушку на орудийной.
Правда, пулеметов осталось только два, и Орловский даже склонялся к мысли вообще снять их с бронепоезда.
– Кто-то едет, господа офицеры! – Петров первым услышал далекий гул автомобильного мотора. – Никак опять Аргамаков!
Орловский на правах самого зоркого пригляделся и, едва автомобиль вынырнул из перелеска, покачал головой.
– Там «руссо-балт». Это кто-то другой. Погодите, господа, за ним пехота, и много.
Из перелеска в самом деле появились солдаты. Сердце Георгия невольно вздрогнуло от безумной надежды, но в следующий миг он пригляделся и понял свою ошибку.
Солдаты шли гурьбой, практически без строя, и их неряшливый вид без лишних слов указывал на то, откуда они взялись.
– Это запасные. Аргамаков говорил, что Всесвятский еще вчера уговорил один из полков выступить против банды. Только при этом действуют они самостоятельно.
– Да… – многозначительно протянул Петров.
И было в этом слове столько пренебрежения как к прибывающему войску, так и к тому, кто его послал, что прочие выражения поневоле становились излишними.
– С паршивого козла… – все-таки вставил Орловский и поднялся.
Он подошел к проселку, застыл и стал поджидать автомобиль.
«Руссо-балт» подкатил, остановился рядом. Из него вышел Нестеренко, важный, словно генерал. Вид у бывшего писаря был самый что ни на есть воинственный. Офицерский френч был перетянут ремнями, на боку висела офицерская сабля, на груди – бинокль, в левой руке стек. Только не было на плечах привычных погон. Очевидно, потому, что прежних Нестеренко поневоле стеснялся, а на новые никаких прав не имел.
– Отдыхаете? – Писарь изобразил некий намек на отдание чести.
– Действуем согласно приказу, – отрезал Орловский.
В глазах подполковника был лед.
– Хороший приказ. – Нестеренко стушевался было от взгляда, однако быстро взял себя в руки. – Что, атаковать кишка тонка?
– Потрудитесь выбирать выражения, когда разговариваете со старшим по званию, – холодно произнес Георгий.
Его тон вновь подействовал на бывшего писаря, однако, как и в первый раз, ненадолго.
Все-таки самомнения у Нестеренко было хоть отбавляй, а месяцы свободы отучили от привычки к дисциплине.
Да и откуда привычка у человека, долгое время успешно уклонявшегося от мобилизации и лишь меньше года назад чем-то не угодившего своим благодетелям, загремевшего в запасной полк и удержавшегося там на спокойной должности?
– Положим, вопрос, кто из нас старший, весьма спорный. Я командую полком, а вот вы…
Орловский расположил людей так, что издали еще можно было ошибиться в их численности, но на таком расстоянии…
– Если это можно назвать полком, – Георгий кивнул на приближающееся людское стадо.
– Вы оскорбляете защитников свободы и демократии! – с излишним пафосом воскликнул Нестеренко. – Сознательные борцы не нуждаются в ваших штучках!
Подполковник невольно хмыкнул. Хотелось послать новоявленного командира по матушке, да только стоит ли ссориться перед лицом гораздо более серьезного неприятеля?
– Сам первый гражданин послал нас сюда для разгрома банды. И, между прочим, поручил лично мне это ответственное дело. Что до вас, за вами выбор. Или вы так и будете отдыхать дальше, или все-таки вспомните свой долг и примете посильное участие в наступлении.
– Кончайте ломать комедию. – Орловский едва удержался, чтобы не сплюнуть под ноги защитнику свободы. – Если не терпится повоевать, то свяжитесь с командованием бригады. Полковник Аргамаков отведет вам роль в предстоящей операции.
– Наслышан. По приказу вашего полковника жители Тычинина должны были покинуть дома и отойти чуть ли не к городу. Пришлось отменить этот вздорный приказ.
– Вы хотите сказать?.. – Орловский должен был отступить за село, заманивая врага в ловушку.
– Да. Свобода дана не для того, чтобы по малейшей прихоти люди были вынуждены бросать свое имущество, – язвительно отозвался Нестеренко.
Тем временем толпа запасных дошла до позиций отряда и, не задерживаясь, проследовала дальше.
Солдаты были одеты неряшливо, большинство без погон, однако вид имели, нет, не боевой, одухотворенный.
Еще месяц назад Орловский попробовал бы остановить толпу, подчинить своему влиянию, но сейчас лишь махнул рукой. Он уже кое-что начинал понимать в методах правительства и знал: чтобы перебить внушения профессионального баюна за какие-нибудь полчаса, его влияния недостаточно.
– Так вы с народом или по-прежнему сами по себе, гражданин подполковник? – Нестеренко неумело похлестывал стеком по сапогу.
Очевидно, подсмотрел эту привычку у кого-нибудь из офицеров и теперь старательно ей подражал.
– В отличие от вас, гражданин Нестеренко, я человек военный, – в слово «гражданин» Орловский поневоле вложил максимум презрения. – Но мой вам совет. Никто и никогда не идет в атаку, не разведав вначале позиции противника. Тем более не следует делать этого вдоль железной дороги. У Горобца есть бронепоезд. Против ваших сознательных граждан штука весьма грозная.
– Я не нуждаюсь в советах, – высокомерно вымолвил писарь и полез в автомобиль.
Запасные кое-как развернулись в две короткие густые цепи и теперь шли, держа винтовки наперевес. «Руссо-балт» тронулся следом, только обгонять не стал и пылил чуть позади солдат.
– Больше тысячи голов, и ни одного мозга, – прокомментировал ситуацию Георгий.
– Шутки шутками, господа, но надо им как-то помочь! – не выдержал Петров.– Сейчас им так достанется на орехи!
Цепи медленно продвигались вперед. С позиции отряда люди казались крохотными фигурками. Зато лес на неприятельской стороне был от них почти рядом.
– А ведь за лесом что-то пыхтит. Явно «Хунхуз». – Петров беспокоился все больше.
– Берлинг, готовьте свой бронепоезд, – наконец распорядился Орловский. – Только зря не рискуйте. Хватит с нас вчерашнего. Ваша задача – удерживать «Хунхуз» на расстоянии. Ну, и содействовать нашему отходу. Это приказ.
Последнее слово Орловский произнес нарочито весомо.
Артиллерист едва успел забраться на орудийную платформу, когда началось.
Петров оказался прав. Запасным действительно досталось на орехи, причем орехи настолько крупные, что солдаты вмиг позабыли все звучные речи первого баюна.
Не меньше дюжины пулеметов ударили из леса по приблизившимся к нему цепям. Огонь оказался особенно эффективным из-за их густоты, и многие расхристанные сознательные граждане умерли прежде, чем успели понять, что их убивают.
Оставшиеся не стали искушать судьбу. Реальная опасность – лучшее средство против оторванных от жизни возвышенных фраз.
Офицеры видели, как торопливо стал разворачиваться командирский автомобиль. Теперь он не следовал за людьми, а указывал им путь. Расстроившиеся цепи со всех ног пытались догнать начальство, и, поддерживая их в этом благом начинании, из леса продолжали молотить пулеметы.
Гулко ударило орудие. Берлинг открыл огонь раньше, чем «еловый» тронулся с места, и первый разрыв аккуратно лег у первых деревьев.
