Анатолий Спесивцев - Вольная Русь. Гетман из будущего
Разумнее всего в таких обстоятельствах было повернуть назад, но Ахмед-паша, лично возглавивший вылазку, предпочел гибель на поле боя смерти от чумы или голода. Почти все вышедшие с ним в поле были в этом с ним солидарны. Непрерывно поражаемые снарядами, картечью и пулями, гиреевские воины дошли почти до слабых укреплений табора, но… почти не считается. Как раз в момент их приближения к табору при крайней затрудненности для сечевиков по выцеливанию из-за дыма (со стороны табор походил на проснувшийся вулкан, скрытый облаком исторгнутого дыма, в котором непрерывно сверкают вспышки) в дело вступили казацкие каторги. Для них наступавшие были как на ладони в свете осветительных ракет. Этот воистину убийственный огонь сломал дух атаковавших, без того проявивших невиданную стойкость, любая из европейских армий не выдержала бы и трети таких потерь.
Устелив своими телами весь пройденный путь, турки не выдержали этого избиения и обратились в бегство. К их чести, надо отметить, что бежала существенно меньшая часть участников вылазки, прочие остались на поле боя. А «мертвые сраму не имут».
Снимая дорогую одежду с янычарского аги, один из казаков обнаружил у трупа язвы под мышками. Подсветив себе зажигалкой – а не всем это по карману, состоятельный был человек, – понял, что это следы заболевания чумой, видел такое раньше. Закричал о находке. Начавшуюся было панику наказной атаман войска прекратил. Не приближавшихся к туркам казаков отвел подальше, а имевших несчастье выйти для сбора трофеев разделил на сотни и приказал стать вдоль стен небольшими, на сотню, таборами.
Аркадий в прояснении подробностей сражения почти не участвовал, даже слушал этот разговор невнимательно. Не то чтобы его не интересовало, как удалось отбить ночной штурм многократно превосходящих сил противника, нет, вообще-то интересовало. Но в данный момент генеральному лекарю было не до того.
«Чертовы древние греки, навыдумывали разной хрени, а сдуру ее читавшим потом эта самая хрень мерещится. Вот полное ощущение, что у меня над головой висит тяжеленная, остро наточенная железяка. На тонюсенькой, хлипкой ниточке висит, которая вот-вот оборвется. А черепушка-то у меня небронированная. Главное же, что смертельная опасность подвисла не только надо мной, над всей страной. Если эпидемия покатится все сминающим катком на север, то худо придется не только болгарам, румынам и венграм, до нас тогда она тоже наверняка докатится. Тетрациклина у нас нет и не будет, выделить что-то путное из плесени не удалось, неизвестно, удастся ли в будущем, не говоря о том, что до получения эффективного лекарства в современных условиях даже из найденного сырья… десятки лет как минимум. Сначала холодильники придется изобретать с электромоторами, а я в электричестве разбираюсь, как кот в астрономии».
Попаданец с ненавистью посмотрел на противоположенный берег пролива. На площади более квадратного километра скопилось немалое количество войск сразу из трех государств, друг к другу относившихся как минимум недоброжелательно, тысячи арб с награбленным добром, десятки тысяч голов скота и, главное, тысячи пленников. Огромный лагерь, точнее, кучу маленьких лагерей отдельных отрядов балканских господарей, вместе они уживались плохо, с регулярными кровавыми разборками, которые с большим трудом тушила – не бесплатно – вторая часть казацкого войска. Эпидемическая опасность в этом сборище вызывала серьезную тревогу.
«Вот дьявольщина! Какой хорошей казалась идея весной: натравить на запад Анатолии отряды балканских государей, раз уж сами обезлюдить, лишить подвоза продовольствия Стамбул не можем из-за проклятых шведов. Если бы не эти грабители, проблему с чумным городом решить было просто. Построить им несколько наплавных мостов и дать возможность бежать в Малую Азию, чего проще? Сами бы из города они ушли, все равно там, кроме соседей, им уже жрать нечего, разве что крысы сохранились по щелям-подвалам из “съедобного”. А так… еще месяца полтора, если не два с половиной будут тащиться банды грабителей через мосты – на кораблях и лодках перевезти награбленное нереально. Уговаривать их бросить все “нажитое тяжелым трудом”? Несмешно, часть наверняка и под дулом пистоля не бросит, в драку полезет. Перенацелить на Дарданеллы? Там вроде бы тоже наплавной мост построить можно. Но как известить разбредшихся по огромной территории людей? До появления радио ведь тоже не одно десятилетие, в лучшем случае. Погнать к Дарданеллам турок? Они-то пойдут, хотя дойдут наверняка не все, многие от слабости и болезней, не обязательно чумы, сгинут. Но, перейдя на азиатский берег, вскоре обязательно столкнутся с балканскими отрядами шарящимися там, со всеми вытекающими последствиями. Представить, что волохи или молдаване не похватают их в плен, – слишком богатое воображение надо иметь. Радостно потащат на родину чуму в придачу к дополнительным рабам. То, что сами передохнут почти наверняка, не утешает ни капельки. Задержать стамбульцев в стенах города также невозможно, для этого сотня тысяч людей нужна. Что делать?!! Черт бы побрал и Чернышевского, ибо решать нужно сейчас, потом поздно будет».
Метнув еще одну виртуальную молнию в скопище людей, скота и перевозимого ими имущества, Аркадий перевел взгляд на поле боя, густо покрытое человеческими телами, некоторые – немногие – из них еще подавали признаки жизни: шевелились, дергались, пытались передвигаться. Одного такого недопокойника, сумевшего встать и попытавшегося подойти к покинутому казацкому табору, на его глазах пристрелил сечевик, видимо, поставленный предотвращать возможность лишних контактов с потенциальными разносчиками чумы. О моральности оставления поверженных, неспособных продолжать сопротивление врагов здесь никто не задумывался. Хоть казаки числили себя истинно православными воинами, заветы Христа они исполняли очень выборочно.
Попаданец попытался принюхаться к запахам оттуда, но ничего, кроме вони от одежды Богуна и Срачкороба, не унюхал.
«Будем надеяться, что и вошки с турок почуют именно эту вонь, а не запах новых жертв. Кстати! Каким это, интересно, образом Иван мог вынюхивать поле боя, если ветер был при этом боковым, не дул на нас? В таких условиях и натуральному волку чего-то вынюхать проблемно. Ох, что-то тут нечисто, как и все связанное с характерниками. С другой стороны, зачем ему передо мной спектакль разыгрывать? Это совершенно не в его духе».
Повнимательнее глянув на друзей, обнаружил, что они продолжают перетирать тему ночного боя по инерции, как бы не желая переходить к его последствиям. Понимая драгоценность текучего и невозвратного времени, предложил:
– Товарищи, а может, пора перейти к самому важному?
– Это к чему? – поинтересовался Юхим.
– Поискать вместе выход из той глубокой и вонючей задницы, в которой оказались не только мы – вся Малая Русь и окрестные страны. Наши друзья, родственники, знакомые. Здоровые и не очень, старые и малые. Все вокруг. черная смерть никого не щадит, не брезгует халупами, охотно и дворцы посещает.
Друзья поскучнели, переглянулись в разных конфигурациях, но отвечать никто не спешил. Легко было догадаться почему: не знали, что сказать, не ведали, как из беды выкрутиться. После не такой уж короткой паузы за всех ответил тот же Юхим:
– А чего мы? Ты ж у нас генеральный лекарь, тебе и решать.
Атаманы дружно кивнули. Если бы угроза исходила от людей, пусть многократно превосходящих в числе, то они нашли бы, как ее парировать. С микробами, блохами и вшами им воевать не приходилось.
– Иван, – обратился Москаль-чародей к Богуну, – на переговоры стамбульцы пойдут?
– А куда им деваться? Бегом побегут, если какой выход предложить. Многие и под рабский ошейник вприпрыжку поскачут.
– Не, нам такие рабы, с чумой в придачу, не надобны! – отрекся от собственных недавних надежд на пополнение своих предприятий квалифицированной рабсилой владелец заводов, мануфактур и парусников (выпуск еженедельной для начала газеты пока только планировался).
«Господи, вразуми! И оставить их нельзя, не усидят они за стенами из-за голода, которой мы сами же им и организовали. И гнать их на юг, где можно организовать переправы, нельзя из-за людоловов-балканцев, которых мы опять-таки сами пригласили. А на север от города переправа. Проваливаться под землю они наверняка не согласятся, полететь хоть на восток Малой Азии, хоть в небеса не смогут. Что делать?!»
Генеральный лекарь в отчаянии попытался увидеть ответ в глазах друзей, но все его собеседники вдруг озаботились состоянием собственной обуви, дружно принявшись ее рассматривать.
«Так куда же их девать?! На юге Малой Азии балканцы, на севере… стоп. На севере, в Румелии, они же, а вот на север от переправ в Азии только два гарнизона в захваченных нами крепостях. Вряд ли кто туда совался грабить, ибо всем известно, что казаки там давным-давно все пограбили, разорили и спалили. Если забрасывать горожан к ближайшему удобному для подъема спуску с анатолийской стороны, то никого, идя вдоль берега, беглецы не встретят. Из людей, по крайней мере. Корабли в бухте есть, сами будут грести, назад они сами же по течению их перегонять. А чтоб не было у них соблазна пойти прямо на восток и напороться на грабителей, можно немного спонсировать переселение зерном. Для партии в тысячу-полторы человек чувал пшеницы или ячменя, не разоримся. Наесться этим они не наедятся, но стимул не сворачивать для охлявших с голодухи серьезный. Правда, мосты на пути, придется их регулярно разводить… ничего, заставим и ночью по ним переходить с факелами».
