Михаил Валерин - Если судьба выбирает нас…
— Ваши благородия, дворник сказывает, что на Козихе палят!
Так…
По уму, надо забаррикадироваться и организовать оборону дома. Потому что если началось то, о чем я думаю, то это может быть весьма опасно: Пресня рядом. А неприятностей следует ожидать в первую очередь именно оттуда.
По совести, надо выяснить, что там происходит, и посильно вмешаться.
Значит, будем поступать и по уму, и по совести.
— Савка, собирайся со мной! Пойдем глянем, что там за шум.
Бухнувший на улице очередной выстрел не смог заглушить взволнованного аханья матушки.
Поскольку наш домашний арсенал был довольно богат, на вылазку мы с Савкой отправились, вооружившись до зубов.
Я, помимо верного браунинга в кобуре и «запасной» «бехоллы» в кармане теплых зимних шаровар, прихватил охотничий карабин «винчестер». Такой, знаете, как в фильмах про ковбоев — со скобой внизу, которую для перезарядки надо передергивать вниз-вверх. Главное его преимущество, помимо скорострельности, было в том, что он «питался» русскими винтовочными патронами 7, 62х54Р.[153]
Мой воинственный денщик к дареному нагану и бессменному гренадерскому бебуту прибавил охотничий же карабин Мосина-Лютцау.
Вообще нарезного оружия в доме хватало. Помимо моей зарождающейся коллекции пистолетов в оружейном шкафу у отца стояли охотничий «Ли Энфилд» британского производства и швейцарский «Шмидт-Рубин». Кроме того, был еще и любимый батюшкин «Маузер 98К» в эксклюзивном исполнении «Беккер и Холландер» — родственник моего карманного пистолета.
При таком многообразии винтовок патронов к нашим с Савкой стволам нашлось всего-то сорок штук. Аккурат две коробки.
Надолго не хватит, но мы и не на войну собираемся…
Пока мы вооружались и снаряжались, отец пытался дозвониться в полицию, однако связи не было — телефонная трубка молчала.
Интересно, это случайность или вариации на тему «Почта. Телеграф. Телефон»?
Хотя сейчас это не столь важно — нужно делать вылазку.
Я осмотрел Савку и обратил внимание на оттопыренную сухарную сумку у него на левом боку:
— Сумка-то тебе зачем? Чего ты туда понапихал?
— Гранаты там, вашбродь… — тихим голосом ответствовал мой Санчо Панса.
— И где ж ты, голубь сизокрылый, гранаты взял?
— Дык вчерась в арсенальной парочку прихватил! Покудова Пал Макарыч отвернумшись… Ему они все равно без пользы, а нам для дела сгодятся. Смутно в городе… Неспокойно… Как же тут без гранаты-то?
Я даже не знал, что сказать в ответ на столь категоричное заявление. В нынешней обстановке гранаты нам несомненно пригодятся. Чего уж там…
— Чего хоть за гранаты?
— «Немки» Обуховского заводу.[154]
— Ладно, пошли… С Богом!!! — махнул я свободной от оружия рукой, краем глаза заметив, как стоящая на лестнице матушка меня перекрестила.
5
Выскользнув через калитку, открытую для нас дворником Архипом, мы с Савкой ныряем в снежную муть, кружащуюся над бульваром Патриаршего пруда.
Выстрелы, доносящиеся со стороны Козихинских переулков, слышны лишь изредка, но теперь сквозь свист ветра доносится не только раскатистое бабаханье винтовок, но и резкие хлопки пистолетных выстрелов.
Короткими перебежками пересекаем сквер и останавливаемся на углу Малой Бронной и Малого Козихинского переулка.
Осторожно выглядываю в переулок: на следующем перекрестке в размытом свете фонаря видно распростертое на мостовой тело.
Грохает выстрел, и пуля с громким «банг» пробивает театральную тумбу-афишу рядом со мной…
— Черт!!! — Поспешно прячусь за углом. — Что там вообще происходит? Кто и в кого стреляет? И почему?
— Дык в нас палят, вашбродь!
— Давай дворами, через дровяной сарай! — киваю денщику на невысокую заднюю стенку подсобного строения между домами на Малой Бронной.
Савка подсаживает меня, потом подает карабины и, вцепившись в протянутую руку, забирается на крышу сарая. По одному спрыгиваем во двор и, аккуратно пробравшись вдоль стены, выглядываем в подворотню, выходящую в Малый Козихинский.
У стены подворотной арки двое городовых в черных шинелях. Один — помоложе, сидит на снегу, прижимая руку к плечу. Второй — седоусый, с унтерскими лычками на погонах — стоит на одном колене с револьвером в руке.
— Иван Силантьич, когда ж подмога-то придет? — стонет раненый полицейский.
— Терпи, Гриня, сейчас подойдет хто…
— Да поскорей бы, а то ж я тут кровью истеку!
Прежде чем я успеваю что-нибудь сказать, в разговор вступает Савка:
— Иван Силантьич, не стреляй!
— Хто тут?!?!
— Я это! Савка Кривой из девятого дома! И его благородие тут со мной! Глянуть зашли — что тута за шум!
Старший унтер-офицер полиции Иван Силантьевич Коробков отвечал за порядок на бульваре Патриаршего пруда и примыкающих улицах.
Этой ночью они с напарником обнаружили исчезновение патруля с пересечения Малой Бронной и Садового кольца — костер горел, а трое солдат куда-то подевались.
Коробков принял решение пробежаться по окрестностям, как вдруг раздался гулкий взрыв со стороны Малого Козихинского переулка.
Бравые городовые бросились на шум.
На углу Малого и Большого Козихинского, у выбитых дверей аптеки, стоял солдат с винтовкой наперевес. На оклик он отреагировал нестандартно, а именно — открыл огонь по полицейским.
— Я-то после первого выстрела сразу в подворотню схоронился, а Гриня варежку-то раззявил. Вот солдатик его со второго раза и подбил в плечо… — закончил свой рассказ Иван Силантьевич, наблюдая, как Савка перевязывает вышеозначенного Гриню. — А я его, ирода, стало быть, из револьверта и укокошил. Хто ж знал, что их там, в аптеке, ешшо есть!
— Сколько их там?
— Не менее троих, ваше блаародие! С винтарем один и двое с револьвертами. Лаются на нас, а выйти боятся. Стреляют… Ироды! Ну и я, стало быть, стреляю — шоб не разбежались. — В подтверждение своих слов полицейский не глядя выстрелил за угол.
— Ну а подмога что же?
— Не пойму что-то… Уж хто-нить должон был подойти!
— Давай-ка тогда, Иван Силантьевич, сами разберемся.
— А стоит оно?
— Ты, Силантьич, не боись! — подмигнул городовому Савка. — Справимся! Чай, я глаз-то не на базаре потерял!
— Ладно… Есть у меня задумка, как их половчее взять! — согласился старый полицейский и, выставив руку, вновь пальнул из своего нагана в сторону аптеки.
План был прост и изящен.
Пройдя через пустующую квартиру первого этажа, открытую для нас перепуганным дворником, мы с Савкой открыли огонь из угловых окон.
Выстрелив через витрину аптеки в смутно мелькнувшую тень, я сразу добился успеха. Разбив огромное стекло, на мостовую вывалился труп в солдатской шинели.
Минус один…
Я успел выстрелить в глубину магазина еще дважды, прежде чем на улицу выскочили двое налетчиков. Первый запнулся и упал, получив пулю в ногу из Савкиного карабина. Второй истошно завопил: «Суки-и-и-и!» И замахнулся зажатым в руке предметом.
Время как будто замерло…
Я аккуратно подвел мушку «винчестера» под срез нелепого картуза и спустил курок.
— Бах! — грабитель завалился назад, выронив себе под ноги дымящуюся палку.
Черт! Это же динамитная шашка с фитилем!
— Савка-а-а! Ложи-и-сь!
Взрыв грохнул спустя мгновенье, заглушив вопль дикого ужаса, издаваемый раненым бандитом.
Блистательная, вашу мать, победа!
Четыре трупа и один пленный…
Как оказалось, в аптеке прятался еще один солдат, который, увидев трагическую развязку, поспешил сдаться, выкинув свою винтовку на улицу.
Экспресс-допрос дал кучу информации о мотивах преступления и методах действия сего преступно-прискорбного сообщества.
Ванька Уксус (тот, кого я застрелил с динамитом в руке) — бывший балтийский матрос — предполагал взять в аптеке «марафету», который владелец хранил в торговом зале в несгораемом шкафу. Заодно предполагалось «пощипать буржуев». Для этого означенный Ванька вместе со своим подручным Фимкой Змеем (тот, который, будучи ранен в ногу, погиб при взрыве), вступил в преступный сговор со своим старинным дружком Кондратом (первый из солдат, убитый полицейскими на перекрестке). Означенный Кондрат, служивший в 192-м запасном пехотном полку, подговорил своих сослуживцев, с которыми он был назначен в патруль на углу Малой Бронной и Большой Садовой.
Собственно, сам допрашиваемый был бел, пушист и боголепен и решился на преступление только под давлением своих сослуживцев — уже упомянутого Кондрата и Васятки (солдат, застреленный мной через витрину).
Иначе — ни-ни… Как есть! Свят-свят! И так далее, и тому подобная брехня.