Четвертый берег (СИ) - Кленин Василий

Паскудно. Но как с такими иначе?

…Герцогиня ушла в свой шатер в полном раздрае. Мэй чуть заметно выдохнул и тут же властно велел местному слуге подать вина.

— Подождем. Главное, чтобы она подписала договор, — не стесняясь, болтал он на минском. — Мы тут же распишем это в красках в «Друге Франции». Как союз против Бургундии, — он откашлялся и заговорил голосом глашатая. — Все благородные люди поднялись, чтобы скинуть бургундское ярмо гнета!.. И всё. Вернуться ей будет некуда. И денег негде взять. Так что, разгром люксембуржской епархии — дело времени.

Долго бурлили страсти под пологом герцогского шатра. Только на следующий день Гванук и Мэй были вызваны на аудиенцию. Договор переписали, Елизавета (или ее советники) беззастенчиво вписала в новый текст разовую выплату в 5 тысяч ливров. Мэй хмыкнул:

— Захваченная армейская казна Филиппа легко это покроет, — и выложил встречное. — Взамен мы нижайше просим, чтобы Люксембург позволил нашим вербовщикам рекрутировать тысячу человек в Армию Пресвитерианцев.

Бригадир О кивнул: Армии сейчас очень нужны люди, а в Нормандии уже не так много бесхозных рук осталось.

Гусыня вцепилась в гостей и начала торговаться, как базарная торговка. Людей ей было не жалко (особенно, когда она поняла, что годятся недворяне и даже необученное мужичьё), но она сразу решила продать их подороже. Очень мягко Мэй осаживал все ее попытки поправить финансы за счет Пресвитерианцев. Наконец, кто-то из советников предложил ограничить срок рекрутчины пятью годами. Полукровка кивнул: продано!

— Думаешь, разумно? — напрягся Гванук. — Они хотят вернуть своих и заполучить себе такую же Армию, как у нас.

Глава разведки кивнул.

— О, в этой Европе нас ждут долгие-долгие войны. Такой уж тут народишко. Так что за пять лет мало кто будет в состоянии вернуться. И еще… Но это уже совсем между нами! Ты думаешь, что через пять лет будет существовать герцогство Люксембург? У Ли Чжонму на всю эту феодальную вольницу имеются четкие планы. И, если эта жадная корова останется во главе Люксембурга — ее власть падет одной из первых.

Гванук скосился на гусыню, которая взволнованно следила за непонятным ей диалогом, и кивнул.

Договор заключили (с оговоркой, что его, конечно, должны подписать «генерал Луи» и Орлеанская Дева — и тогда тот вступит в силу). Елизавета на радостях закатила пир.

«Она всё везла с собой, даже не будучи уверенной, что пригодится! — смеялся Гванук, вливая в себя очередной кубок вина. — Этой бабе хоть немного призадуматься бы о планировании расходов — может, и долгов станет поменьше».

Но это не его проблема. Счастливая гусыня, думающая только о грядущих 5000 ливров, тут же поделилась с послами идеей:

— Возможно, вы могли бы также спасти и еще одну даму в беде?

И она рассказала о графине Якобе. Дочь покойного графа Голландии Виллема стала наследницей Голландии (почти всей Голландии, уточнила Елизавета, ведь у нее самой там была своя вдовья доля, которую она легко продала бургундцам). Сначала голландской «даме в беде» пришлось долгие годы бороться с родным братом и по совместительству Льежским епископом Иоанном.

— Видите! — не удержался и ввернул Мэй. — Во что превращаются эти слуги Господни в жажде власти и славы.

Елизавета кивала, но в другом смысле: Льежское епископство было огромным! Не меньше, чем все три епархии, что недавно захватили Жанна с Рене Добрым, и раз в пять больше Камбрэ. Чего этому Иоанну еще не хватало? — как бы возмущалась гусыня. В общем, на радость Якобы, ее брат-епископ помер, но тут в борьбу за Голландию влез… опять Филипп Бургундский.

«Какой шустрый герцог! — изумился Гванук. — Нам попался серьезный противник, ни на Цейлоне, ни в Нусантаре у нас таких не было».

Про давний и забытый Тиндэй он старательно не подумал. Старался не думать.

Со слов Елизаветы герцог Филипп три года пытался отнять у бедной Якобы ее графство. Мучил, давил, угрожал. Наконец, они вроде бы договорились, что официальный титул графини Голландии и Геннегау остается у дочери Виллема, как наследницы. Но Филипп получал официальный титул наместника этих владений. Понятно, что это означало: бургиньоны стали фактическими хозяевами всех земель. Силы у герцога было в избытке.

— Вы представляете! — не унималась гусыня. — Он объявил себя ее наследником и даже запретил ей выходить замуж без его согласия! Чудовище!

Едва гусыня отвернулась, Полукровка пихнул бригадира в бок.

— Слышь! Какой интересный вариант! Как тебе: О Гванук, граф Голландии и Геннегау!

Юноша фыркнул.

— А чего не ты?

— Я не рыцарь, — Мэй выговорил последнее слово с усмешкой. Пресвитерианцев забавляли местные рыцарские традиции. — А вот ты — в самый раз. Утрем нос Филиппу!

— Утрем, — кивнул Гванук. — Только иначе.

Он не хотел быть графом Голландии. И неведомая эта Якоба ему совершенно не нравилась! Наверняка такая же гусыня, разве что помоложе. Не нужны ему гусыни. Любые. Ему…

…Счастливые и довольные Гванук и Мэй легкой рысцой двигались в сторону Арраса. А чего не быть довольными? Войско цело, потерь нет, а в папочке у Полукровки — договор, присоединяющий к Пресвитерианским владениям целый Люксембург. Однако, представ пред очи генерала, они не увидели какой бы то ни было радости. Сиятельный Ли Чжонму был предельно мрачен.

— Явились, наконец-то.

У Гванука вытянулось лицо. В отчете они с Полукровкой вкратце озвучили результаты своей деятельности и ждали сейчас хоть какого-то отклика.

— Сиятельный! Я хотел бы высказать свои мысли по Голландии… — начал было начальник разведки, но генерал Ли пресек его резким взмахом руки.

— Погоди, Мэй, потом расскажешь. Не до этого сейчас.

Ли Чжонму замолчал и начал нервно вышагивать из стороны в сторону, заложив руку за спину.

— Руан в осаде, — наконец, сказал он.

— Чего? Давно известно?

— Гонец прибыл позавчера.

«Черт! — выругался Гванук. — А мы два дня на эту дуру убили!».

— Мой генерал, почему ты не вызвал нас?

— Нет смысла торопиться. Я уже узнал, что вы возвращаетесь. И всё равно надо дождаться отряды из Фландрии. Они уже в пути, но вы опередили.

— Сиятельный! — Полукровка, наконец, обрел дар речи. — Я не понимаю… Некому же… Кто напал на нас?

— Ну, почему некому? — зло усмехнулся Ли Чжонму. — Желающих, как грязи. Но это не англичане. И не король-пустышка… И даже не Орлеанская Дева с обожающим ее герцогом Рене…

— Да кто⁈

Глава 26

Прекрасные минские вазы нашлись прямо под полкой. Тщательно растоптанные черепки лежали на полу ровным слоем. Бесценные минские вазы, каких больше не купишь в Европе ни за какие деньги!.. Их просто снимали с полок, смотрели, нет ли внутри серебра или чего еще — и швыряли на пол. Под ноги другим мародерам.

Наполеон с тоской смотрел на свою полностью разграбленную резиденцию. Всё ценное (на взгляд грабителей) те унесли, неценное и непрочное — разломали, прочное — испоганили. А ведь он начал тут обживаться по-настоящему! Китайский евнух-адмирал верно подметил: «Ли Чжонму» захотел тут остаться надолго. Если не навсегда.

— Уроды, — прошипел Наполеон. Помолчал мрачно и добавил. — Уничтожу.

На Нормандию напали бретонцы. Самые тихие и, казалось бы, самые ненадежные союзники англичан. Нынешний герцог Жан де Монфор за три с лишком десятка лет правления (а к власти он пришел десятилетним мальчиком) несколько раз прыгал от одной стороны к другой, убеждая каждую в своей лояльности. Но, по сути, он всегда был только на своей стороне.

Накануне вторжения старого Генриха он был верноподданным французской короны и даже войско послал к Азенкуру… да то очень удачно опоздало. Потом сам ездил в Англию для подписания договора о нейтралитете. И под договором в Труа стоит его подпись. Тем, самым договором, который признавал юного Генриха Английского королем Франции. Ровно через год — в мае 1421 года — бретонский герцог снова сменил сторону: присоединился к дофину Карлу, у которого появилась надежная опора в лице Анжуйской семьи. А уже в 1423-м подписал оборонительный союз с Англией и Бургундией! Удивительный человек: встав на сторону бургиньонов, он умудрился пропихнуть родного брата на пост коннетабля Франции. Не говоря уже о том, что его женой была родная сестра Карла.