Золото Стеньки (СИ) - Черемис Игорь

Я смутно вспомнил, что где-то читал — золотые россыпи часто сопровождаются ещё и серебряными рудами. То есть этот будущий рудник мог серьезно помочь России свести концы с концами, а то и в плюсе остаться. Хотя, конечно, вряд ли дойдет до золотых пистолей в обиходе, как в благословенной Франции или в не менее благословенной Испании. Но можно установить золотой стандарт на тридцать лет раньше, чем было в реальной истории, заодно ввести нормальную денежную систему с золотыми и серебряными рублями и медными копейками. [1]

Но для этого надо было добиться от Разина нужных ответов. Я посмотрел на Попова, который чего-то ждал.

— Что, Григорий Иванович? — спросил я.

— Так ведь, царевич, повеление нужно, чтобы разбойника спрашивать, — объяснил он.

Я начал немного понимать, что ожидает Разина. Вряд ли после общения с этим стрельцом он сможет самостоятельно ходить в туалет, если вообще выживет. С другой стороны, казачий атаман должен был жить, у меня к нему много вопросов имелось. К тому же с него станется выдумать что-либо, чтобы погонять нас по нынешнему глобусу. Я ставил на некую речку, на которой сейчас толком никто не живет.

— Будет повеление, Григорий Иванович, — кивнул я. — Понимаю, что на кону. Только не до смерти спрашивай, от него многие ответы нужны.

Попов оскабился.

— Конечно, царевич, разве мы без понятия? Всё обставим в лучшем виде, — пообещал он. — Только о струге надо бы распорядиться… и с полсотни стрельцов… Это чтобы атамана до Москвы довезти в целости и сохранности. Как бы дружки его отбить не попробовали.

Это я тоже пообещал.

* * *

Я какое-то время колебался, стоит ли мне лично присутствовать на допросе Разина, но потом Трубецкой испросил у меня разрешение — и я понял, что никогда себе не прощу, если атамана будут спрашивать без меня. Так мы и пришли в местную холодную — утопленный в землю сруб, который бывший царицынский воевода использовал для наказания подчиненных.

Разин сидел на голой земле, прикованный за руки, ноги и пояс железными кандалами. Голову ему перевязали — видимо, бердыш всё же нанес серьезную рану, но в целом он выглядел вполне сносно и на нашу делегацию посмотрел сурово и даже рыкнул что-то неразборчивое.

Нас действительно было много — Попов с двумя подручными, один из которых исполнял обязанности писца, Трубецкой и я. Для небольшого помещения настоящая толпа, хотя мы и смогли как-то разместиться так, чтобы никто никому не мешал.

Разин быстро углядел меня.

— Что, царевич, пришел посмеяться над вольным казаком? — спросил он совершенно без эмоций.

— Нет, Степан Тимофеевич, мне есть чем заняться и помимо этого, — я покачал головой и уселся на один из табуретов. — Но есть один вопрос, который меня мучает, и ты можешь мне на него ответить.

— Ну-ка, ну-ка…

— Ты меня сначала запряги, а потом нукай, — спокойно сказал я. — Вопрос такой: кто тебе доносил о том, что творится в Москве в царской семье.

Я поймал взгляд Попова и отрицательно покачал головой — записывать это не стоит. Тот понятливо кивнул и положил руку на плечо писца, который так и замер над планшетом с листами бумаги.

— Вон оно что… — протянул Разин. — А если я не скажу?

— Это ничего не изменить, Степан Тимофеевич, — я пожал плечами. — Скоро тебя отвезут в Москву, а там есть умельцы, которые добывают любые ответы у любого. В конце концов я всё равно узнаю, а раньше или позже — не суть.

— А с чего ты взял, что у меня есть послухи в Москве?

Я усмехнулся.

— Понимаешь, здесь вопросы задаю я и вот эти господа, — я обвел жестом прочих присутствующих. — Но никак не ты, Степан Тимофеевич, вольный казак. Кстати, никаких вольных казаков нет и никогда не было. Есть казаки на службе и есть разбойники. Уйдя с Дона, ты оставил место службы, которое вам отвел государь российский, а, значит, перешел в разбойники. Собственно, всё, что ты и твоя ватага натворили на Волге и у персов, это натуральный разбой, который по Уложению наказывается однозначно. И добро бы, если вы два или три струга разграбили, но вы стольких добрых людей живота лишили, что только своей жизнью расплатиться сможете. Ну а до этого у тебя все ответы вырвут, в том числе и на тот вопрос, что я задал. Будешь отвечать?

Разин помолчал, но всё же кивнул.

— Нечего мне отвечать, царевич, — сказал он. — Через Корнилу всё шло, а от кого — того не ведаю.

Корнила — это крестный Разина Корнило Яковлев, донской старшина. Именно к нему Ордин-Нащокин должен был отправлять послов, чтобы добиться разрешения на наказание крестника, но до меня никаких известий о результатах посольства так и не дошло.

— И ты ему верил как себе? — уточнил я.

— А кому же ещё? — удивился Разин.

— Он и о будущем тебе рассказывал?

Тут на меня уставили буквально все, но я даже ухом не повел, смотрел лишь на атамана.

— Не рассказывал, обсуждал, — он помотал головой. — О будущем говорили, о походе, как его лучше сделать и куда потом идти.

— В Паншин городок?

— Или туда, или в Качалин, — подтвердил Разин. — А там уже и дальше бы думали. Кто же знал, что персы с открытыми дверями ночевать будут?

Я понимающе кивнул. Персы действительно слишком расслабились — ну и огребли по полной программе. Если уж они своим могучим флотом не смогли справиться с казачьими стругами — значит, недостойны именовать себя каспийской державой. Сначала пусть гарнизоны в городах поставят, моряков толковых обучат, а уж потом приходят. Иначе один «Орёл» при правильно использовании мог навести в тех краях такого шороху — мама, не горюй. Бутлер ещё и Баку отвоюет, если ему достаточно огневого припаса дать.

— Ладно, я понял… теперь ты, Григорий Иванович.

И вернулся на свой табурет.

* * *

Мне, конечно, было жаль, что Разин не назвал имя своего осведомителя при царском дворе. Да и не осведомитель это был, а некий серый кардинал, который управлял казачками по своим нуждам, заставляя и Россию отвлекать на них силу. Но я никак не мог даже представить, кому и зачем это может быть нужно — хотя под подозрением были и поляки, и шведы, и крымчане, и турки. Всем им в целом было выгодно, если бы большая страна по соседству занималась не внешней экспансией, а внутренними проблемами, тратя на это серебро и теряя людей. Впрочем, я надеялся, что Ордин-Нащокин сможет добыть сведения у этого Яковлева — а заодно спросит у того, за какую мзду тот решил продать свою лояльность. Но это будет позже — когда Попов доставит Разина в Москву, а оттуда отправят очередное посольство на Дон.

Ну а пока меня увлек рассказ Разина о золоте. В этом случае он ничего не скрывал, и я вполне понимал, почему — это золото было как в поговорке: близок локоток, да не укусишь.