Дженнак неуязвимый - Ахманов Михаил Сергеевич

Они приуныли.

   - Найти ледяную пещеру! Найти непременно! - пробормотал акдам Михо и покосился на береговые льды. - Мы можем тут долго искать!

   - Пока попугай не обернется соколом, - поддержал его акдам Бирса.

   - Или пока мы все не отдадим концы, переселившись в Чак Мооль, - заметил акдам О’Хип.

Выслушав эти и другие мнения, ОТаха произнес:

   - Слышу голоса болванов, скудных разумом и лишенных воображения. Проще сказать, вы глупы, как яйца черепахи! - Тут он пнул скамейку, и она грохнула о сундучок. - Мы уже нашли ледяную пещеру, и вот доказательства - предметы, что были в ней! Сундук, скамья, обломки бочонка и пара сапог из сундука! Чего еще вам надо, недоумки? То есть не вам, а Морскому Совету?

Акдамы и их помощники задумались. Потом Бирса сказал:

   - Хорошая мысль!

Но его помощник Шика - молодой, а потому слишком шустрый - возразил:

   - А где мы возьмем светлого тара Дженнака, вождя в соколиных перьях? Живой или замороженный он нужен Совету - он, а не сундук с сапогами!

   - Мы можем воткнуть тебе в зад перо, погрузить в снег и заморозить, - предложил акдам О’Пеле. - И станешь ты, Шика, светлым вождем, проспавшим полтора столетия в ледяной пещере.

   - Не стану! - упорствовал Шика. - Всем известно, что тар Дженнак - благородный видом одиссарец, а я - с Кейтабских островов! Лицо у меня широкое, кожа темная, а нос что земляной плод!

   - Нос можно и подстрогать, - сказал Михо, и акдамы загоготали. Тидам снова пнул скамейку, и она рассыпалась на части.

   - Молчать, тупицы! Главного вы так и не поняли! Уверен я, что у Морского Совета давно приготовлен тар Дженнак, живой, благородный видом и весь в соколиных перьях! Надо лишь подтвердить, что он привезен из Южных Льдов на наших кораблях! Это понятно, жабоеды? Все должны подтвердить, от акдамов до последнего ублюдка, что чистит гальюн! А кто не согласен, тот останется здесь. Высажу на берег, и пусть ищет тара Дженнака до посинения!

Акдамы поняли, что ОТаха не шутит, и присмирели.

   - Никто не против, - выразил общее мнение О’Хип. - Никто, кроме богов. С ними-то как быть? Видели одно, сказали другое... Нечестие! Богам это не угодно.

   - Не тебе рассуждать о богах, акулья блевотина, - сказал ОТаха. - Боги отличают мелкое преувеличение от гнусной лжи, боги видят в сердцах людей и прощают их, если намерения благие. Простили же они О’Каймора, славного нашего предка!

   - О’Каймора? За что? Почему? За какой грех? - загалдели акдамы и их помощники.

И тогда призвал ОТаха морехода Ар’Пичу, обладателя зычного голоса, и велел ему петь сагу про Восточный Поход, но с нужного места. И Ар’Пича пропел:

Долго волны бросали корабль,

А потом узрел я волну среди волн,

Высокую, как насыпь под храмом,

Темную, как пространства Чак Мооль,

Перегородившую Бескрайние Воды От земель Восхода до земель Заката.

И когда поднялась та большая волна,

Пришел с ней Морской Старец,

Пришел демон Паннар-Са, Великий Осьминог,

Огромный и грозный, пылающий яростью;

Пришел и раскрыл над «Тофалом» свой клюв,

И был тот клюв громаден - В четыре сотни локтей шириной...

Когда же певец закончил, О’Таха произнес;

- Кто знает, что узрел О’Каймор, но думаю я, не Морского Старца, ибо нет такого демона в природе. Значит, видел он одно, сказал другое, и сказанное им сохранилось в веках. Разве это не знак, что боги его простили? Не только простили, но и наградили почетом и славой! И нас наградят. А потому идите, тупые поганцы, на свои корабли и объявите экипажам мою волю. А кто вякнет про нечестие, того бросайте за борт.

* * *

Мин Полтора Уха перебрался со своим караваном через Пустыню Черных Песков и вышел в условленном месте на берег Ами. Великая река катила мутные желтые воды к океану и даже здесь, в верхнем своем течении, была невообразимой ширины. Но Мин этим не смутился, а велел разложить костер. Когда ветки разгорелись, на них бросили мокрую траву, и над берегом встал дымный столб, видимый издалека. Вскоре с другой стороны реки отчалила вереница плотов - как обычно, их гнали местные дейхолы. После полудня плоты добрались до лагеря Мина, и на них погрузили ящики с боеприпасами. Верблюдов оставили здесь, под присмотром нескольких погонщиков; дальнейший путь пролегал в лесах, где лошади, не такие сильные, как верблюды, все же были надежнее.

Переправились на другой берег, и старый Чоч-Тага, повернувшись к солнцу, спел благодарственный гимн. Близился вечер, и Мин решил, что отправляться в путь не стоит. Снова разложили костры, не столько для тепла, сколько для защиты от гнуса, вскипятили воду, заварили целебный мох, уселись, начали пить и обмениваться новостями. Мин рассказал местным дейхолам о кончине Люя Пятнистого и его людей. Выслушав эту грустную повесть, все помолчали и бросили в огонь по кусочку сушеного мяса — чтобы убитым было чем питаться, пока пробираются они нелегкими путями к волшебным чертогам богов. Потом принялись рассказывать местные, и говорили они о событиях великих, о том, что поднялись байхольские изломщики с их атаманом Берлагой, внуком Тэба-тенгри, взяли город Удей-Улу, одних аситов убили, других пленили, и нет больше на Байхоле аситской власти. Еще говорили, что город взят колдовством, что спустился с неба в помощь Берлаге великий шаман, залез на неприступные скалы и поднял на канате тысячу воинов разом, а уж те бойцы отправили аситов к Па Вадаке, демону смерти. А шаман, сделав дело, улетел на небеса и прихватил с собою дочь Берлаги, самую красивую - в оплату за труды. Но девка, говорят, не возражала - уж больно хорош собой шаман!

Чоч-Тага слушал эти байки и хихикал, и Мин не знал, верить или нет. Но в том, что Удей-Ула захвачена, сомневаться не приходилось, а эта новость была главной. Теперь Мин не боялся, что попадет в засаду на берегах Байхола и вместо серебра получит пулю или удар тасситским клинком.

Поэтому спать он лег в хорошем настроении, а утром, когда дейхолы пригнали табун, велел вьючить лошадей и отправляться в дорогу. Боеприпасы - кровь войны, подумал он, а война в Сайберне будет. Собственно, уже началась.

* * *

В других местах огромного мира события шли своим чередом.

Семпоала рассылал гонцов к соседям, и не было среди них никого, кто бы ни откликнулся; мужчины точили клинки, смазывали карабины, а женщины готовили травяные отвары, что останавливают кровь. С закофу нужно было посчитаться: или истребить их до последнего, или прогнать на север, в те леса и степи, откуда вторглись они в Южный Лизир. Переселенцы, однако, понимали, что это дело не простое, и на одной из сходок Грза, сеннамит и самый богатый скотовод, сказал: войну без вождя не начинают. С этим согласились все. И стал Семпоала, потомок беглых тайонельцев, накомом и вождем.

Качи-Оку, сахем арахака, взял штурмом ренигский лагерь и перебил всех воинов. Но остальных пришельцев, как было им задумано, не тронул, а позвал к себе, обещая править милостиво и не делать различий между ренигами и народом Дельты. Многие согласились, а особенно те, кто был без женщин; им Качи-Оку сказал, что девушек у арахака что звезд на небе. Правда, шелков любви они не рассгелают, потому что шелка нет, но если девушка красива, сгодится и циновка. С тем он и вернулся за Матерь Вод, взяв обильную добычу, а из двух тысяч ренигов ушло с ним больше половины.

Аполло Джума, глава Банкирского Дома «Великий Арсолан», усадил в тайной комнате дворца тех, кому верил безоглядно: трех своих сыновей и мужа дочери. Каждому полагалось дежурить у прибора связи пять всплесков, и дежурство это не прерывалось ни ночью, ни днем. Джума был мудр, и мудрость вместе с опытом подсказывали ему, что война у порога, а значит, в любое мгновение придет условленный сигнал от светлого владыки, который надо передать в десяток мест. А из тех мест пошлют приказы дальше, от магнатов, в чьих руках серебро и золото, к накомам и тидамам, от них - к батабам, от батабов - к цолкинам... И будет явлено могущество, какого мир еще не видел: двинутся флоты и армии, ударят тысячи метателей, расплескаются воды, вздрогнет земля, загудит воздух!.. Отблеск этой тайной мощи падал на Аполло Джуму и его семью, означая, что им оказано великое доверие. Джума знал, что оправдает его. И другие оправдают тоже - те, кто в Лондахе и Нортхольме, Киве и Сериди, Шанхо и Айрале. Ставка была высока: решалось, кто будет править миром.