Марианна Алферова - Соперник Цезаря
Кое-где мелькают тоги аристократов; не редкость и широкая пурпурная полоса сенатора на тоге под плащом. А вот впереди знатной особы, чья физиономия знакома по заседаниям в курии, шествуют ликторы. Клодий пригибается к шее лошади, надвигает капюшон дорожного плаща пониже — чтобы его не узнали.
На тесном городском форуме бойкий коротышка-вербовщик объясняет пяти юношам, как здорово будет служить в войсках Цезаря. Загибая пальцы, вербовщик перечисляет все преимущества. Юноши посмеиваются, пихают друг друга локтями и изображают на лицах отчаянную решимость. Сразу видно, что они уже готовы встать под значки императора. Младшему лет шестнадцать, остальным — от восемнадцати до двадцати. Хорошая служба во вспомогательных войсках обещает дар римского гражданства. «Римское гражданство» — звучит завораживающе для парней, которые и Рима никогда не видели. Для нынешнего времени года еще довольно холодно — парни кутаются в плащи, а штанины закатали повыше, чтобы не вызывать насмешек. Возможно, в мечтах они уже видят себя в курии, в тогах с пурпурными полосами.
— Где здесь дом у фонтана? — спросил Клодий у какого-то прохожего, что вел мула под уздцы, — в повозке мелодично позвякивали амфоры.
Погонщик поклонился вместо ответа и кивнул куда-то в сторону.
Клодий повернул коня.
Зосим и Полибий ехали сзади. Этруск вел под уздцы вьючную лошадь. Фонтана они не нашли — лишь родник, бьющий из скалы. Вода стекала в чашу бассейна, отделанного грубо отесанными плитами. Возле столпились пять или шесть молоденьких служанок, пришедших с кувшинами. Но уходить они не торопились. Рядом с колодцем прирос к стене дома наскоро слепленный деревянный сарайчик с кожаной занавеской вместо двери. У входа сидела сморщенная старуха с обмотанной шерстяным лоскутом седой головой и проваленным беззубым ром. За спиной ее высился белокурый галл, не похоже, что раб. Скорее, свободный, находящийся в услужении. Напротив служанок, пересмеиваясь, стояло несколько легионеров. Они разглядывали красоток, выбирая. Наконец кожаная занавеска откинулась, наружу выбралась девчонка лет шестнадцати, одернула короткую тунику, выхватила из рук подружки кувшин, зачерпнула из бассейна и кинулась бежать, на ходу расплескивая воду, — как бы не заругалась хозяйка за слишком долгое отсутствие. Следом неспешно вышел легионер — без кольчуги, в одной красной военной тунике, прицепил плащ и, зажав меч с перевязью под мышкой, направился к колодцу. Повернувшись к остальным спиной, задрал тунику и принялся мыться.
— В термы иди, Луций! В термы! — загоготали его дружки. — Неужели квадранта жаль?
— Тестикулы от холодной воды отвалятся!
А следующая парочка под улюлюканье и смех уже лезла в старухин сарайчик.
Дому, где остановился Аппий Клавдий и куда держал путь Клодий, как раз и принадлежала стена, к которой прислонился сарайчик любви. Привратник наблюдал за происходящим. Привратник был не стар, но, видать, скуп, так как уже не в первый раз пересчитывал медяки в своем кошельке и все не решался потратить асс-другой на одну из девчонок.
— Аппий Клавдий дома? — спросил Клодий.
— У себя, доминус, — закивал привратник. — Только что ему перекусить понесли из ближайшей таверны. Если что, так в «Жирном петухе» хорошие колбаски и лепешки с сыром. А похлебка густая, с горохом и свиным салом и всегда горячая-прегорячая. Могу послать мальчишку, он тебе, доминус, принесет.
Клодий поглядел на своих спутников. Те сглатывали слюну.
— Пошли кого-нибудь за похлебкой. И про хлеб и колбаски не забудь.
Клодий бросил привратнику денарий. Тот поймал на лету, осклабился, демонстрируя хищные острые зубы. Неужели и теперь не пойдет в сарайчик? А что если дать ему золотой? Нет, если дать золотой, точно не пойдет.
II
Аппий ел, сидя в комнатушке, единственным окном выходящей в атрий. К дневной комнате примыкала спальня без окон. Вот и все жилье пропретора Сардинии. Рабы и ликторы Клавдия, как выяснилось, спали в пустой кладовке. Там, верно, придется ночевать и спутникам Клодия — свободного помещения в эти дни в Луке было не отыскать. Многие аристократы устроили себе за городом временные палаточные поместья. Но скупец Аппий взял с собой слишком мало людей, так что придется довольствоваться наемным помещением.
— Хорошо, что ты приехал. — Аппий ел курицу и запивал разбавленным вином с пряностями. — Я уже обо всем переговорил с Цезарем. Пошлю сейчас ему записочку. Цезарь хочет помириться с тобой, а тебя помирить с Помпеем.
— Честно говоря, не понимаю, зачем мне с ними мириться?
— Ты распоряжаешься выборами в Городе, это теперь многие признают. Во всяком случае, Цезарь признает, — доверительно сообщил старший брат.
— Что-то не замечал. Красс здесь?
Аппий кивнул.
— Чем же Цезарь их всех купил?
— Как — чем? Золотом, — хмыкнул Аппий. Сам он свою долю, сразу видно, получил.
— Нет, должно быть что-то еще. Чего хочет Красс? Легионы? Легионы и право вести войну, а?
— Не знаю, — отмахнулся Аппий. На его красивом лице появилось раздраженное выражение, и в чертах вновь проступило что-то обезьянье. — У тебя тоже нужда в деньгах — придется устраивать пышные игры, как эдилу. Попроси Цезаря — он даст.
— Что потребует взамен?
— Помириться с ним и с Помпеем.
— И только? — Клодий недоверчиво покачал головой. — И только?
Аппий неловко заерзал, поднялся, прошелся по комнате. Но, чтобы расхаживать, совершенно не было места, и Аппий сел.
— Цезарь так говорит.
Да, Цезарь говорит. Но только Клодий уже давно не верит Цезарю.
Аппий смотрел на брата выжидательно.
— Хорошо, попробую быть им другом вновь. Надеюсь, меня не попросят мириться с Цицероном.
III
Перед домом, где поселился Цезарь, всегда бурлила толпа. Сегодня это была толпа особенная — больше сотни ликторов собрались на улице, пока лица, которых они сопровождали, обсуждали с Цезарем свои важные дела.
Самые стойкие продолжали держать связки на плечах, но большинство сложило их, так что из фасций образовалась своего рода поленница. Шесть ликторов Аппия Клавдия присоединились к остальным.
Братья прошли в атрий. Здесь было не протолкнуться. С таблина сняли занавеску, и вторую дверь, что вела в перистиль, тоже открыли, так что атрий, таблин и перистиль образовали одну большую залу.
Цезарь стоял в глубине этой залы, ближе к перистилю, в алом палудаментуме, обшитом золотой бахромой. Клодий огляделся. Помпея не было видно. Возможно, Великий уже побывал с утра и ушел, находя унизительным топтаться вместе с другими в очереди за милостями. Клодий тоже был не намерен дожидаться, он бесцеремонно отстранил очередного сенатора и подошел к Цезарю. Тот рассматривал две большие жемчужины, лежащие у него на ладони.
— А вот и курульный эдил Публий Клодий, смертельный враг Цицерона. Как поживает Цицерон? Он пишет, что стал мягче ушной мочки.
— Мягче губки для подтирки задницы. — Клодий не смог скрыть злости.
— Яркое замечание. Но не совсем верное. Иногда мой Марк Туллий позволяет себе быть упрямым. Хотя в итоге все же уступает. Время от времени приходится напоминать Цицерону о данном обещании.
— Тем более ценна любая его поддержка твоих начинаний в сенате, — вмешался в разговор Аппий Клавдий. Его голос вдруг сделался липким от лести.
— Я ее ценю, — улыбнулся проконсул. — Прекрасный дар моря, — задумчиво проговорил он, перекатывая жемчужины с ладони на ладонь. — Жемчуг — моя слабость. Сознаюсь. Но не настолько я его люблю, чтобы заказать из жемчуга свой портрет, как Помпей… Кстати о Помпее. Что у тебя с ним за ссора?
Клодий был уверен, что Цезарь завел разговор о жемчуге, чтобы «ненароком» перейти к интересующей его теме.
— Он украл у меня хлеб.
— Много? — улыбнулся Цезарь.
— Весь. Я уже писал об этом. На сорок миллионов.
— Представь, Великий сказал, что ты пытался его убить.
— А-а… Вполне может быть.
Цезарь не удивился, лишь сказал сухо:
— Он мой зять.
— Я помню.
— Моя девочка его любит.
— Я его не убил. Но мог бы откусить ему ухо, как это случилось с двумя знаменитыми гладиаторами. Кажется, то было во времена Гракхов.[125]
Цезарь вновь перекатил жемчужину с правой ладони на левую.
— Надо помириться с Помпеем. Он вполне вменяем, уверяю тебя.
— Я хочу завтра поговорить с тобой. Лично с тобой. Без свидетелей.
Клодий глянул на наместника Галлий и Иллирии вызывающе. Он ожидал, что Цезарь откажется. Проконсул вновь медленно перекатил жемчужины на правую ладонь.
— Хорошо. Завтра утром. В первом часу. — Он задумался. — Мой человек зайдет за тобой. Возьмешь с собой лишь одного вольноотпущенника Публия Клодия Зосима.
