Андрей Ерпылев - Золотой империал
— Да ладно, Клещ, я бы вот из этого... — второй лапой дитя природы схватило бокал с импортной минералкой «Виши» и, выплеснув содержимое в кадку с искусственной пальмой, набулькало себе по рубчик.
— Будем!
— Будем, — со вздохом согласился Алексей, слегка чокаясь с Вадиком Бузуновым, своим бывшим одноклассником и правой рукой в не очень-то легальной части обширного бизнеса.
Выхлебав дорогой коньяк одним мощным глотком, словно воду, Базука облокотился на стол и, приблизив свое лицо (амбре стало просто непереносимым) к лицу собеседника, прошептал на весь зал:
— Леха! Я Александрова, козла, на Мира повстречал!
* * *— Гонишь ты, Базука! — в сотый раз за сегодняшний день безнадежно ответил на клятвенные излияния сидевшего рядом и уже изрядно поддатого Вадика (утащил-таки, зараза, с собой литровую бутылку полюбившегося ему пойла), Клещ, привычно ведя свой «Джип-Чероки» по проселочной дороге в сторону Лесного, поселка элитных домов, выросшего за какие-то семь-восемь лет на совершенно диком пустыре. — Не может этого быть! Витюша Терминатор тогда ему на моих глазах мозги на стену выхлестнул из «тэтэшника». Я сам это видел, понимаешь? Вот этими глазами!..
Базука очередной раз надолго приложился к горлышку бутыли, в которой уже плескалось чуть больше трети содержимого, рыгнул на весь салон и выдал совершенно трезвым голосом:
— Да хоть бы и щупал. Живой он, понимаешь? Как Ленин: живее всех живых... Я ж тоже не слепой. А Александрова, гадюку эту ментовскую, из тысячи, со спины и в темноте узнаю. Он же меня в девяносто шестом чуть зону топтать не отправил, сука...
— Не может этого быть... — безнадежно протянул Алексей. — А он один был?
— В том-то и дело... Мужик с ним был, подтянутый такой — ФСБ, не иначе! Я их гэбэшную манеру за версту чую. Да девка одна была, по-моему, в больничке нашей работает. Медсестрой там или врачихой... Не в курсах... Нагрузились жратвой, бухлом — пировать, видно, где-то собрались.
— А проследить не допер, пенек дубовый?
— За пенька ответишь! — беззлобно отмахнулся Базука. — А то я первый год замужем? Послал одного кента за ними... Он потом по мобиле отзвонился, что они за Блюхеровкой окопались.
Клещ ударил по тормозам так, что Вадик чуть не высадил литой башкой ветровое стекло, впечатавшись в него со всего маху.
— Предупреждать надо, Шумахер! — обиделся амбал, потирая ладонью лоб. — Шишка ведь теперь будет!
— На пятеру, приложи.
— Да сюда не пятеру, пятак царский нужно... Или руль...
— Или подкову... — в тон ему добавил Клещ. — Вместе с конем. Чего молчал?
— Да ты слова вставить не даешь! «Гонишь, гонишь...» — передразнил Базука, придирчиво изучая себя в зеркало заднего вида. Я же говорил, шишка будет.
— Да я сейчас тебе не шишку, а дырку сделаю! — взорвался Алексей. — Сколько их там еще?
— Двое еще... Один такой чернявый, на еврея похож, а другой связан почему-то. И кот здоровущий...
— Постой ты с котом! Как связан?
— А я знаю? Веревкой, наверное. В траве лежал, Лысый хорошо не разглядел. Волыны там у них. Одна словно пулемет такой, с диском... Ну, еще в фильмах про войну такие показывают.
— Дегтярева?
— Во-во, Дегтярева. И вроде как меч к дереву прислонен.
— Меч?!
* * *Ротмистр сидел, прислонившись спиной к стволу березы, нагревшемуся за день, и задумчиво смотрел на мерцающие вдалеке городские огни. Какой по счету этот мир? Десятый? Двенадцатый? И будет ли конец этой бесконечной череде сменяющих друг друга, словно прихотливые узоры в детской игрушке-калейдоскопе, миров? А может быть, все это — не реальность, а тот самый ад, который ждет большинство из нас после смерти? После смерти, которую, как это часто случается, не заметил в запале, налетев, скажем, сердцем на наваху Кавардовского еще там, в подземном ходу. Ад, извращенным желанием Князя Тьмы превращенный в дорогу без конца. За что, за какие прегрешения выпало это испытание, небывалое, никем не виданное?
Ну, положим, он в своей жизни нагрешил столько, что не отмолишь и в монастыре, а их, его спутников, за что? Николай, конечно, тоже не ангел, согласен, а Жорка — добрая душа, а Валя? А Шаляпин? Или кот— вовсе не кот, а ангел-хранитель, посланный сердобольным Всевышним? Разве дано понять мухе, сидящей внутри мчащегося с огромной скоростью автомобиля, что она — чемпион среди мух по скорости? Разве дано понять нам, грешным червям, замысел Творца и глубину коварства его извечного противника?
А он-то, глупый, считал, что извращенный мир Николая и его друзей — предел абсурда! Вовсе нет: еще раз подтверждается аксиома, что нет предела совершенству. В каком страшном сне привидится флаг коммерческого флота Империи, развевающийся над зданием с портретом ее могильщика на фасаде? И перед его же истуканом, серой глыбищей возвышающимся напротив?
А ощипанный орел на деньгах? На гербе-то этой «Российской Федерации» орел, как и положено, при регалиях и коронах. Правда, белый, словно польский, и на красном щите. Опять фантасмагория в стиле Гойи...
Президентская республика с парламентом под названием Государственная дума, конституцией, заимствованной слово в слово у какой-нибудь латиноамериканской банановой республики, гербом с бледным имперским орлом с имперскими же регалиями на революционном алом фоне, флагом коммерческого флота вместо государственного знамени и переиначенным на новый лад тем же автором, что и два предыдущих, гимном кровавой Советской власти — что может быть причудливее?.. Только бывшие провинции, ставшие суверенными государствами: незалежная Малороссия, марксистская Белоруссия, непонятно откуда взявшийся монструозный Казахстан, полудикие Азиатские эмираты, Балтийские провинции, Закавказье, Бессарабия, расколовшаяся на две части по Днестру... А ждут уже своей очереди и Татария, и какой-то Башкортостан, и Калмыкия, и еще восемьдесят девять «субъектов федерации». Петр Великий, Великая Екатерина, Александры — где вы?
А Чечня? Четвертый год идет уже вторая Чеченская война, суетливо заливаемая мальчишеской кровью, рекой текут туда деньги, рушатся взорванные отмороженными горцами дома...
Не выдержав, ротмистр выудил из рюкзака початую бутылку «Камю», конечно поддельного, но все-таки не такой отравы, как здешняя водка. Не спиться бы вам на этом пути, граф. Докатились! Пить в одиночку — моветон, господа! Разбудить, что ли, кого-нибудь из спутников?
Шаляпин, едва различимый в темноте, бесшумно выскользнул из травы и уставился на ротмистра фосфоресцирующими плошками глаз.
— А-а, это ты, дружище? — пьяно улыбнулся ему Чебриков. — Не составишь ли компанию загробному скитальцу? Или ангелы не пьют?
Внезапно хмель облачком вылетел из головы ротмистра: кот глядел неотрывно прямо в глаза, словно пытаясь что-то сообщить, а в неподвижном ночном воздухе разливалась мощная вибрация, заставлявшая трепетать в полном безветрии листочки берез...
Сорвавшись с места, ротмистр, не обращая внимания на сантименты, довольно грубо растолкал Александрова:
— Вставайте, Николай Ильич, тревога! Будите друзей, мы снимаемся!
26
— Да как же твои недоноски их упустили-то?! Клещ готов был голыми руками разорвать виноватого Базуку, возвышавшегося над ним на две головы.
— Их же человек десять там было.
— Двенадцать...
— Двенадцать... Не двенадцать, а двенадцать! Против троих мужиков и бабы...
— И кота.
Алексей опустил руки и вперил в двухметрового дебила ошалелый взгляд.
— Ты что?.. — Палец, украшенный массивной золотой печаткой, покрутился у виска. — Какой еще кот? Верзила сокрушенно развел руками:
— Да не знаю какой... Волшебный какой-то, заколдованный. А может быть, и оборотень...
Вадик суетливо перекрестился: выросший в многодетной семье жутко пьющего сантехника, он еще в безоблачном пионерском детстве был крещен в Кундравинской церкви и потертый алюминиевый крестик таскал на толстой золотой цепочке не для форсу.
— Братва уже брать их Приготовилась тепленькими: куда им со своим старым ржавьем против семи волын? А тут этот кот выскочил и как зыркнет своими буркалами — у всех руки-то и опустились. Герыч хотел его очередью срезать, так ему словно током врезало — до сих пор очухаться не может. Не успели опомниться — ниндзя этот вылетает: весь в черном, точно как по видаку! Лосю ногой в лобешник, Косому — под дых... Секачом своим — вж-ж-жик...
— Каким еще секачом?
— Я же говорил: меч у него. Длинный, метра полтора. На, смотри!
Базука сунул в руки Алексею покореженный автомат. Вдавленно-рубленая борозда глубоко вмяла металл, в узкой щели виднелся серебристый затвор.
— Шиндец волыне! На помойку! — непонятно чему радовался Вадик.
Клещ с отвращением отшвырнул изуродованное оружие, брезгливо нюхая руки:
— Чем это он вымазан весь?
— Кровь это. Упыря кровь...
— ???
— Серега Упырь решил, как в кино, волыну под меч подставить... Вот и попробовал... Половину пальцев как бритвой снесло! Едва ремнем потом перетянули руку, а то кровью изошел бы...
