Владимир Коваленко - Против ветра! Андреевские флаги над Америкой. Русские против янки
Здесь, в Ричмонде, вымели последние сусеки. После долгих дебатов – насколько тяжела оказалась гиря, опущенная на весы примером России? – через конгресс прошел закон о негре-солдате. Сущность проста. Хочешь свободы для себя и семьи, а то и гражданства? Так докажи, что ты американец, а не африканец: возьми винтовку и защити свою страну.
Интересно, чего ждали политики? Видимо, никак не того, что руку за ружьем протянут четверо из пяти невольников. Два месяца день-деньской по улицам топают маршевые роты: черные – в сером. А кто будет растить хлеб для армии? Так что многие остаются на месте, только отныне обязаны помогать в поимке дезертиров и слушаться бывших хозяев – а то и, страшно подумать, соседей, белых бедняков – как офицеров ополчения.
А сколько их получили вместо винтовки лопату? Точнее, сохранили, превратившись из мобилизованного правительством на фортификационные работы имущества в трудовые части. У Алексеева под командой было почти пять тысяч таких, и работали свободные люди отнюдь не спустя рукава. Они получили выбор – свобода с Севером или свобода с Югом – и сделали его сами. Заодно привыкли к воинской команде, сделали по десятку учебных выстрелов. Теперь не шестьдесят первый, ружей, хотя бы дульнозарядных, хватает на всех. Были бы люди.
Но он знает, что́ ждет армию Северной Виргинии – в том случае, если все пойдет по планам. А планы рушатся. Еще месяц назад по городу прошли батальоны тяжелой артиллерии – понадобились там, на севере. Это вам не наспех сколоченные маршевые роты из недавних невольников! Алые кепи, серые с отсинью шинели, блеск медных пуговиц. Как они печатали шаг! Шли по струнке, не заваливали… Но если из города ушла бригада Крачфилда, кто остался? И что будет в том случае, если планы Томаса Джексона рухнут окончательно?
Это он не пишет даже Берте. Зато тихо, исподволь, напоминает газетчикам и политикам о Москве и Наполеоне. Последнее время такие речи начинают встречать все больше интереса. Хоть какая надежда на то, что в случае если Каменная Стена рухнет, синие дивизии не окажутся в Европе. Может быть, это плохие дивизии. Но их много. Очень много!
Колоколов не было – давно превратились в полевые орудия, в пояски на снарядах. Ближе к путям их неплохо заменили паровозные гудки – протяжные, полные тревоги, словно машины перепуганы, того и гляди замечутся, поднимутся на дыбы… Их можно понять – враг появился там, где не ждали.
Был всего лишь – запыхавшийся человек. Была бумажка с закорючкой-факсимиле. Сухие после бессонной ночи над бумагами глаза разобрали главное: «всем, способным носить оружие…»
Значит, Макклеллан все-таки оказался достаточно хитер и достаточно силен. Поднять управление – пятнадцать человек, из них шесть офицеров. «Ле Мат» – на пояс. Кортик – без крестика белой эмали, все недосуг заказать, зато с черно-оранжевым темляком. Шляпу… строки писем Берты смеялись над конфедеративным страусиным пером, выдернутым из индюка. Но неписаные обычаи южной армии сложились с традициями русского морского офицерства. Тут уж деваться некуда – хочешь не хочешь, а форму одежды ты должен нарушить. Жертвой стало кепи, вправду уродливая штука.
Что потом? Улицы. Спешащие люди. Алексеев и не думал, что в Ричмонде осталось столько мужчин! Прятались – на заводах и в учреждениях. Работали за себя и трех парней на передовой. Конечно, на вокзале оказались и господа с белым билетом – не все, и уж точно не те, кто медицинское заключение купил. Были и черные слуги. Вспомнился Уэртов дворецкий Джеймс. Подойди янки к Чарлстону – он что, остался бы в стороне? Вряд ли.
Форма? У тех, у кого есть форма, и оружие есть. Для остальных открывает двери арсенал. То, что не пригодилось ополчению. Но даже гладкоствольные мушкеты времен Отечественной войны – не беда. Вокруг собирается не армия, толпа. Умереть – и то сумеют не все… Или это морские предубеждения? Все-таки на море воюют люди, работающие с машинами, и результат боя определяется слаженностью действия машин и умением их верно применить…
Толпа размыкается перед вороным конем, знакомый всадник роняет четкие команды. Черная борода, холеные усищи, надвинутая на умный лоб шляпа – преемник павшего в прошлом году Джеба Стюарта, Уэйд Хэмптон принял командование защитой города на себя. Маленькая свита мгновенно исчезает, в коротких выкриках рождаются добровольческие полки и легионы – на одну операцию. Вот он летит мимо… Нет, придерживает коня. Виделись в Белом доме – только он, конечно, запомнил русского, в черном и без шляпы.
– Полковник, артиллерист? Отлично. Видите – я здесь, но не при корпусе. Придется поработать ополчению… У меня не хватает командира бригады. И эту дыру заткнете вы! Черт, почти как в шестьдесят первом…
Только с той стороны на сей раз будет не малообученная толпа, а ветераны потомакской армии. Кажется, впереди бойня! Можно сказать, что ты моряк. Что ты русский. Но… зачем тогда ноги принесли тебя сюда, где фыркают паровозы?
– Слушаюсь, сэр. В шестьдесят первом вы им задали!
– Точно. Да вы чарлстонец! И венок на груди… Значит, сегодня мне везет! А янки нет.
Гримасу человека, потерявшего от пуль янки двух сыновей, родного и приемного, трудно назвать улыбкой. Оскал – вот так будет верней!
Бригада? Кусок толпы, разделенный на подобия полков. На формирование – часы, если не минуты. Но командиры рот выбраны добровольцами. Горячие лица жаждут драки. Офицеры управления живо занимают должности выше, нижние чины становятся сержантами и порученцами. Теперь можно попытаться построить бригаду. Вышло? Попробуем сдвинуть с места. И это смог? Теперь доведи до вагонов…
Потом? Алексеев вспоминал обрывки, похожие на картины, набросанные полуслепым мастером: все верное, все живое, все дышит угольным дымом, промозглым ветром, пороховой гарью. Вкус земли на губах, хруст песка меж зубов.
Скрежет тормозов. Склизкая насыпь. Люди, еще недавно лишь чуть помятые, в мгновение ока обращаются в изгвазданные по уши фигуры. Чехлы долой! Ричмонд нашел достаточно флагов, которые теперь, освященные вражескими пулями, превратятся в боевые знамена.
Всадник – мундир внутреннего охранения, в руке карабин.
– Они разрушают пути… – и зачем-то прибавляет: – Я здешний учитель.
В бинокле – суетящиеся во влажной мороси синие тени.
Янки еще не врылись в землю… Значит – атака. То, что у него под командой вместо бригады, похоже на прусский ландвер времен Блюхера: «умеют исполнять два маневра – беспорядочное наступление и безудержное бегство». Что ж, можно испробовать первое. Знамена вперед. Строить линию. Странно, что вбитая в Морском корпусе шагистика пригодилась. Теперь…
Пули свистят не страшней тяжелых снарядов. И вообще, для русского моряка ходить в штыковую – нормально. Бирилев ходил, десять пушек взял на штык под Севастополем. Вот рядом рухнуло знамя… кто-то поднял.
– За мной, за мной! В штыки!
Борегар рассказывал про Булл-Ран – первую битву, в которой с обеих сторон сражались неопытные, неорганизованные армии. Если наступающие остановятся, значит, побегут. До штыков не дойдет, но если янки покажут тыл, тогда и настанет пора стрелять. В спины. А пока… Знамя упало. Рядом – инерция сильного тела. Офицер – на вороте по звезде с каждой стороны – бросает поводья, ловко соскакивает с коня. Сущий кентавр!
– Генерал говорит – ваша бригада покрыла себя славой. Наступаете, как ветераны…
Подхватывает знамя, сообщает:
– Майор Тарлтон. Откомандирован в ваше распоряжение…
И падает навзничь. Шелк опадает вслед за ним, к древку не тянется ничья рука… Если его никто не подхватит, бригада побежит. Пока люди видят знамя бригады – они идут за ним. Без знамени останутся сами по себе. Отдельные полки, роты, солдаты. И им станет куда труднее делать шаг в бесконечность, пропитанную тающим на лету снегом и пулями.
Древко словно само в руку легло, зато полотнище оказалось неимоверно тяжелым. То ли от падающей с конфедеративно-серых небес влаги, то ли от крови тех, кто нес его в начале пути.
– За мной!
Удар. Наплывающая тьма. Чьи-то руки, понесшие знамя с Андреевским крестом дальше. Там, впереди – две блестящие полоски металла. Полотно железной дороги. Широкое. Русского стандарта!
Чарлстонский эшелон прорвался в город, ското-сбрасыватель отработал по назначению: пытавшиеся отвернуть примерзшие гайки северяне с путей кеглями полетели. Из окон и с платформ стреляли на обе стороны, словно люди в синем были бизонами. У бизонов не бывает карабинов Шарпа? Тогда это казалось безразличным. Отцовский «кольт» снова выплюнул четыре заряда. Потери? Да, есть. Отправятся с этим же поездом в Чарлстон. И раненые, и убитые. Но пушки уходят на позиции – те позиции, о подготовке которых она столько читала. Те позиции, на которые в полном порядке отступила истрепанная армия. Армия, которая не удержалась бы, не пронесись над траншеями и блиндажами шелест тяжелых снарядов.
