Артем Рыбаков - Переиграть войну! В «котле» времени
— Бухгалтер, лицо попроще сделай!
Он вздрогнул и вопросительно посмотрел на меня.
— С такой физиономией, как у тебя, хорошо в штыковую ходить, а не по тылам диверсиями заниматься.
Тут один из проходивших мимо солдат крикнул мне что-то по-немецки…
«Так, „камерад“, „гибен мир“, „сигаретте“, „кригскамерад“. Сигареты стреляет, что ли?» — подумал я, и уж совсем было собрался бросить немцу пачку трофейных, в которой еще оставалось четыре сигареты, как вспомнил, что у немцев подобная щедрость не принята. Вытащив одну сигарету, я показал ее пехотинцу и сделал приглашающий жест рукой. Немец метнулся из колонны как раз в тот момент, когда я запустил мотор, так что сигарету он взял у меня из руки практически на ходу.
— Битте, камрад! — пробурчал я, надеясь, что за шумом мотора мой жуткий акцент не вызовет особых подозрений.
Но, как видимо, мысль о русских диверсантах, одетых, как немцы, и разъезжающих на немецкой машине в глубоком тылу не пришла в голову этому немецкому солдату, поэтому он просто улыбнулся мне и, крикнув «Данке, геноссе!», зашагал дальше.
«Ух, пронесло!» — подумал я, втыкая первую.
— Ну, ты и силен, Антон, — странным голосом сказал Трошин. — Я бы так не смог…
— А что ты о наших нелегалах скажешь, что по двадцать лет в Германии живут? Учись, майор, или нам не по пути!
* * *«Трюк с мигалкой» вполне удался — даже регулировщики, прислушавшись к крикам Тотена о том, что, дескать, маневренная группа едет ловить нехороших русских диверсантов, давали нам «зеленую улицу». Перед самым Заславлем мы повернули на север и, доехав до Прудянской слободы, вырвались «на волю в пампасы», то есть принялись кататься по проселкам и тропинкам, постепенно продвигаясь все дальше на запад. Около часа дня в районе местечка со странным названием Швали мы перевалили через железную дорогу Радошковичи — Заславль — Минск и, оставив на память о себе пару «сочных» подарков, повернули на юго-запад.
Около трех дня колонна встала на дневку в небольшой роще у деревеньки Моньки. Народ высыпал из машин.
— Да уж, десять часов без гидроусилителя и автомата могут и убить! — сказал Ваня-Казак, потягиваясь.
Я был с ним целиком и полностью согласен — моя левая, раненая нога налилась свинцом после всех этих упражнений с тугим сцеплением, да так, что мне пришлось со стоном сесть на землю, едва я выбрался из машины. Фермер оценил вымотанность личного состава и дал команду отдыхать, поставив старшими над дозорами Дока и Бухгалтера. Когда из кузова вылез «подконвойный» танкист, то он был отправлен на кухню к Несвидову. Лиду пока тоже определили на кухню.
Еще раз оглядев бравое, но уставшее воинство, Фермер обратился к нам:
— Ближайшие сутки будем отдыхать! Спать, есть, новичков тренировать. И думать, как дальше жить будем. А то мне не нравится, что четыре дня мы как усранные зайцы по лесам носимся и работаем только «на шару». Водителям разрешаю «отбиться» на один час, пока обед не будет готов.
— Так у нас не водителей из команды — только Док и Тотен, остальные рулили… — ответил командиру Люк.
— Вот всем и спать!
— А ты сам? — спросил я у Саши.
— И я — тоже!
— Командир, а можно я Емеле обед готовить помогу? — спросил Казачина.
— Какому, на хрен, Емеле? — не понял Фермер.
— Ну, Несвидову, сержанту. Он же Емельян…
— От же ж, при таком имени и позывного не надо… — почесал затылок наш командир. — А помогать не разрешаю! Отбиться всем! — И он начал доставать из рюкзака «пенку» и спальник.
Расстелив все это под ближайшим деревом, Саша демонстративно возлег на коврик и сказал свое любимое присловье:
— Кто последний спать ложится — тот дурак и гасит свет! — После чего накинул на голову шарф-сетку и заснул.
* * *Просыпался я тяжело, так, что даже пришлось Тотену применить секретный прием «кружка воды на голову». Потирая глаза, никак не желавшие открываться, я сел:
— Алик, ну что за пещерное варварство, лить живому человеку воду на голову? Вот сейчас я проснусь… и кому-то придется побегать по кустам!
— Ничего личного! Я просто выполнял приказ! Она сама ко мне пришла! — скороговоркой выпалил Тотен, отскакивая в сторону. — И вообще! Ты жрать хочешь?
— Хочу. Чем там нас травить будут? — спросил я, вставая. Но, к немалому моему изумлению, тело, а точнее, левая нога отказалась мне повиноваться, и я грохнулся на землю.
— Твою в бога, в душу… — обиженно сказал я, глядя на предавшую меня конечность.
С лица Алика сползла глумливая ухмылка:
— Тох, что такое?
— Не слушается что-то.
— Я Дока сейчас позову…
— Не надо, похоже, я ногу просто отлежал… — И я сделал еще одну попытку встать.
И снова безуспешно. Нога была как деревянная, а при попытке перенести вес на нее бедро простреливала острая боль.
— Да что же это за фигня такая?!
— Тош, посиди, а? Я Дока сейчас приведу. И не спорь! Пожалуйста… — И Алик побежал за Серегой.
Через пару минут около меня уже суетился Док, бесцеремонно приказавший мне стянуть штаны.
— Да, друг мой… Радуйся, что мы Бороду с собой не взяли, а то он бы тебе рану вылечил… — протянул Сережа, аккуратно ощупывая мое бедро.
Надо сказать, что шутка про раненую ногу родилась у нас в команде после просмотра фильма про испанских миротворцев в Боснии. Там один из героев, не имея возможности (а может, и желания) спасти из-под обстрела раненную в ногу подругу-солдата, просто задушил ее. Мы в свое время просто обалдели от такого «общеевропейского гуманитарного подхода», и вот уже много лет участливо спрашиваем пострадавшего сокомандника: «Что, в ногу ранили?»
— Что-то серьезное, Док? — поинтересовался подошедший командир.
— Если честно, то да. Воспаление. Пока — не сильное. И нагноение.
— Да как так? — удивился я. — Сам же рану обрабатывал, а ты смотрел и сказал, что все в порядке.
— Сказал. Но я же не знал, что ты на долгие пешие прогулки настроился. Да и десять часов за рулем — тоже не подарок. Знал бы, что так получится, — сам бы вместо тебя за руль сел.
— Так делать-то что будешь? — спросил Фермер.
— Чистить, что же еще? Командир, посторожи этого хромоногого, пока я за инструментом схожу.
— Конечно!
Пока Серега ходил за «Ужасно Большой Полевой Аптечкой», больше напоминающей чемодан средних размеров, Фермер достал свою «командирско-премиальную» фляжку и протянул ее мне.
— Глотни!
Я сделал большой глоток коньяку.
— Еще.
— Сань, да тут меньше половины осталось…
— Пей, я сказал!
Еще глоток. В голове приятно зашумело. «Ох, черт! Меня же сейчас развезет!» — подумал я, вспомнив, что нормально ел часов пятнадцать назад.
— Сань, ты меня споить хо-ошеш? — заплетающимся языком спросил я командира.
— Ага! Давай еще глоточек за победу над Германией!
В результате к приходу Дока я не то что «экзистенциальный» сказать не мог, а и, пожалуй, «метрополитен» для меня стало слишком сложным словом.
— О, я гляжу, пациент готов! — радостно сказал Док, принюхавшись. — Но для страховки — еще и таблеточку примите, уважаемый, — добавил он, протягивая мне таблетку.
— Што ето?
— Цикуто-цианид — что же еще! Шучу. Кетанов. Запьешь? — И он снова протянул мне командирскую фляжку.
— А… Ик… га.
Что конкретно делал Серега с моей ногой, я не помню. Было больно. Потом — еще больнее. Потом мне стало тепло и хорошо, и я заснул.
ГЛАВА 55
Проснулся я от непреодолимого желания сходить в туалет, когда вокруг было уже темно. С трудом, из-за гудящей головы и накатывавшей тошноты, поднявшись на ноги, я сделал пару шагов по направлению к ближайшим кустам и только тут обратил внимание, что нога практически меня не беспокоит! Рана легонько ныла, но нога не «подламывалась» сама по себе. Еще бы и голова не болела…
— Как самочувствие, Антон? — окликнул меня кто-то.
— А? Кто это?
— Это я, Вячеслав.
— Трошин?
— Да.
— Слав, не в службу, а в дружбу, водички принеси. Пить хочется, аж жуть!
Пока Бухгалтер ходил за водой, я сделал все свои дела и вернулся к спальному месту. Тут и Трошин водички принес. Выхлебав котелок холодной, вкуснейшей воды, я ощутил жуткий голод.
— Слав, а пожрать ничего нет?
Трошин хлопнул себя по лбу:
— Тебе же две порции оставили! Сейчас принесу, посиди пока.
Не знаю, с голодухи это было или как, но холодная пшенная каша с тушенкой показалась мне фантастически вкусной.
— Ты как себя чувствуешь? — еще раз спросил Трошин, когда я, отставив в сторону котелок, блаженно вытянулся на «пенке».
— Сейчас — очень хорошо! — честно ответил я.
— А я уже волноваться начал. Ты же за всю дорогу ни слова про ногу свою не сказал…
