Дмитрий Манасыпов - За нами – Россия!
Никто не ушел, даже те, кто решил скрыться в подземельях. Все ходы и выходы были перекрыты плотно. Все закончилось быстро и одновременно длилось, казалось ей, целую вечность. Потом… потом на холм, скользя по кровавой росе на траве, поднялись семеро мужчин в латах и темно-багровых плащах. Девушка из обедневшего старого рыцарского замка потянулась к ним, напрягая кожаные путы на лодыжках и запястьях. Чуть позже, когда стало ясно, что обряд будет завершен, она чуть не порвала их, рванувшись неожиданно сильно, надсаживая сухожилия и мышцы. Не смогла.
Ритуал был проведен в точности, как указывала старая книга, с листами толстого пергамента и странными, багровыми чернилами на них. И все время, пока поверх засохшей крови бежали ручейки свежей, льющейся из разрезов на ее теле, девушка смотрела на то, чем книга была обтянута. Материал был кожей, темной, гладкой. И все это время, пока сверху, разваливая на две части брюшину, на нее не рухнула зазубренная полоса стали, девушка смотрела на один фрагмент, всего один фрагмент на переплете. Два темных кружка, сверху и снизу, сморщенных, небольших кружка…
Так у холма появились новые и постоянные хозяева. И он, древний и страшный, хранил теперь их тайны. Спустя несколько лет, для более надежной их защиты, рыцарь Отто Роттенштерн, ставший первым его владельцем, привез откуда-то с юга высоких сухощавых людей, еще говоривших на языке панов и сатиров. Следом были привезены смуглые тонкие жители страны, что когда-то называлась Кем. Камень, железо и древесину привозили издалека, в бывший Крулевец и отправляя вверх по реке, разгружая на берегу у подножия холма. Высокие стены, остроконечные башни и донжон выросли за три лета, скрепленные раствором на миллионах растворенных в нем яичных белков и крови принесенных в жертву невольников. Замок рос и оживал.
У замка всегда были лишь номинальные хозяева, те, кому давали даже не право… обязанность следить за тем, чтобы замок служил своему новому предназначению. Менялись династии и королевичи-корольки-короли и королята, иногда на престол очередной местной мелкоимперии поднимались и женщины, но редко. А замок жил, казалось, сам по себе. Принимал под своими темными стенами и сводами тех, кто слушался и хранил книгу в переплете темной кожи. И его настоящие хозяева пережили вместе с ним многое и многих. Ждали своего часа и тех, вернее того, кто решит повергнуть весь мир на колени и пройтись по нему подкованными сталью сапогами. Они делали выбор и часто ошибались. Казалось, вот он момент, когда все идет, как надо, но всегда что-то не выходило. И часто, очень часто, вмешивался непокорный и гордый восточный сосед. Обманчиво неуклюже и мощно, как давно истребленный в местных дубравах медведь, вставал на дыбы и сокрушал очередной выбор даже тогда, когда книга говорила обратное. Но хозяева замка были терпеливы и умели ждать.
Они дождались своего часа, когда красное знамя с косым черным крестом на белом круге поднялось там, где они его и ждали веками. Тогда хозяева замка в очередной раз решили действовать и помогать тому, на кого указывали тексты в книге. Почва была подготовлена давно, учитывая все ошибки прошлого. Да и тот, кто был нужен, сам склонялся ко многому из того, что говорила книга. Дурацкое копье, дешевая подделка, оказалось как нельзя кстати, помогая в продвижении их труда. Он поверил, и все началось с нуля, как и раньше. Но в этот раз Они здорово преуспели. Усилия даром не прошли, и все, вложенное ранее, начало окупаться. Гордый тевтонский марш грохотал по содрогающемуся в смертельных спазмах миру. И те, кто так долго ждал исполнения жесткой воли, изложенной на страницах Книги, наконец решили полностью выйти из тени.
Подошвы высоких, до колен, хромовых сапог высекали искры подковками. Крепкая молодая женщина в форме защитного цвета шла по длинному коридору. В коридоре было ощутимо прохладно, но ее это не смущало. Ей было глубоко наплевать на холод. Равно как незадолго до этого было наплевать на жару в Тунисе. Женщина была воином, воином не совсем обычным. Могла и умела многое из того, что не дано пусть и подготовленным солдатам. Даже тем, что служили у старого Скорцени или в «Бранденбурге»[27]. Но ей было наплевать и на это, у женщины не было каких-либо амбиций для соревновательной борьбы, и ее собственные бойцы были лучшими, это она знала точно.
Анна Розенвальд, Шварцкатцен, командир подразделения «Нордхелль», шла по коридору в сторону спуска вниз, в пещеры. Зачем потребовалось ее присутствие, женщина не знала. Но приказ есть приказ. Это место она искренне не любила, так же как и основных его обитателей. Все, чем здесь занимались, казалось Анне лишь каким-то мракобесием. И почему здесь и сейчас находился профессор Штольц, она не совсем понимала. Герр Штольц был одним из немногих ученых, которых она уважала и, что уж тут таить, побаивалась. В каком-то смысле именно он стал ее новым отцом, создав из спортивной, сильной, но совсем не непобедимой Анхен настоящую валькирию. Его опыты дали возможность создать «Нордхелль», которым по праву гордилось все руководство Тысячелетнего рейха.
Вдоль стен застыли истуканами фигуры в черной форме, с штурмовыми винтовками наперевес. Анна могла лишь покачать головой, проходя мимо. Смысла ставить этих вот красавцев в охрану настолько важного объекта? Все какие-то глупые желания об антураже в стиле пропаганды герра Геббельса. Зачем? Будь воля женщины, никого бы в коридоре не стояло, все, что было необходимо, спрятала бы в ниши, которых достаточно. Несколько пулеметов, тяжелая пехота в полной глухой защите и прочее. Нет, надо расставить белокурых викингов с рунами на петлицах, выпятивших грудь на фоне полотнищ с флагами. Дилетантство, тейфельшайссе!
Впереди осталось два поворота, и все, она уже на месте…
Высокая пещера была явно не рукотворной. Но после того как ее обнаружили, над стенами вдоволь потрудились, украшая орнаментом. Назвать его мирным и красивым не повернулся бы язык. Да, плавные линии и переходы сложных узоров, высеченных в простом камне, поражали своей законченностью. Только могут ли быть мирными и спокойными изгибы странных созданий, похожих на гигантских змеев, украшенных красными глазами, не потускневшими за века и частоколами зубов, меж которых корчились человеческие, и не только, жертвы. Странные силуэты, если и напоминающие людские, то лишь отчасти.
В пещеру вели пять ходов, когда-то давно пробитых теми, кто и устроил здесь капище. Прямо посреди нее, с потолком, терявшимся в темноте, стояла плита. Та самая, покрытая навсегда засохшей бурой, ни разу не счищенной коркой от потеков крови, обильно пролитой на камень. И сейчас она не пустовала.
Рыжий свет факелов вырывал из темноты фигуры в балахонах, окруживших ее. Из-за их плотного кольца доносился вой, безумный вой боли, рвущий барабанные перепонки. Огонь отражался на полированной стали древних ножей, используемых по заветам гаруспиков. По их же заветам гадание проводилось на живой жертве. Сейчас уже было понятно, что осталось ей немного. Вой начал переходить в хрип, перемеживаемый бульканьем.
Женщина поднесла к лицу платок, пахнущий левзеей. Запах тут, несмотря на сквозняк из ходов, стоял еще тот. Кровь, внутренности, нечистоты из опорожнившихся от невыносимой боли кишечника и мочевого пузыря. Она не понимала всего этого, не находила смысла и не верила в гадание на кишках. А уж почему, вместо молодой девчонки, пусть и еврейки, нельзя брать животное? Женщина поморщилась, услышав один из последних, очень высокий вопль. Все, теперь точно не жилец. А судя по вдруг застывшим фигурам, дело до конца не дошло. Да уж, еще одно проявление их дилетантства. Точно ли они такие сильные, как хотят показать? Пришедшая в голову мысль показалась почему-то неверной и неуместной, но отвязаться от нее уже не получилось.
Одна из фигур, как будто почувствовав ее присутствие, обернулась и двинулась к ней. Уже подходя, широкие рукава поднялись и откинули капюшон. Под ним было строгое, прямо-таки профессорское лицо в очках и с бородкой клинышком.
– Анхен, здравствуйте, моя дорогая. – Доктор Штольц улыбнулся своей обычной мягкой улыбкой. Как и всегда, встречая ее. – Добрались быстро, как я понимаю, порадовали старика. Полет был хорошим?
Идя в сторону спокойно стоящей Анны, герр Штольц поневоле вновь любовался творением собственного интеллекта. А как еще, если эта девушка была плодом именно его разработок, претворенных в жизнь? Не красавица, да, но он-то понимал, что это не так. Слишком скуластое для настоящей арийки лицо, темные, почти черные, карие глаза. Короткие волосы, обрамляющие лицо, казались приклеенным вороным париком. Чересчур широкие для женщины плечи, и что? Доктор прекрасно понимал весь запас силы, которая мирно дремала в теле девушки. И что такого в том, что высокие сапоги туго обтягивали пусть и длинные, но немного кривоватые, с выделяющимися мышцами икр и бедер, ноги? Зато их крепости позавидует любой головорез Отто. Анна и ее подчиненные были его личной гордостью, тем вкладом, что Штольц вложил в победу рейха, которая не за горами. И потому он мог по праву любоваться этой женщиной, одетой в защитную куртку и бриджи. Доктор считал ее настоящей северной валькирией, воплощением дикой и яростной красоты скандинавских предков. Вовсе не похожей на грудастых и задастых золотоволосых красавиц, с воловьими голубыми глазами, которых любили в рейхсминистерстве имперской пропаганды. Какое это имело значение по отношению к его Черной кошке? Особенно после того, как Штольц в первый раз увидел свою девочку в деле.
