Олег Кулаков - Нукер Тамерлана
Абу Фатих Мухаммад громко пыхтел и отдувался на ходу. Изредка он оглядывался — то ли проверяя, не потерялся ли часом Дмитрий по дороге, то ли по какой-то своей надобности.
На Дмитрия указывали пальцами. Свободные от караульной службы солдаты теснились поодаль, чтобы взглянуть на него, но особо никто не приближался. Он пожалел, что нет здесь, в центре лагеря, его бывшего десятка. Им сюда ходу нет. Не положено. Он вдруг вспомнил, как Сук предрекал ему будущее тысячника, и подумал: “Надо вытребовать у Хромца свой десяток. Он должен мне его отдать — это мой бредовый сон, а не его. Надо только соответствовать реалиям: придумать удобоваримый повод. Мол, мне, как послу, нужна свита, коль свою я посеял по дороге… Нет, не пойдет. Раз посеял свиту — значит, посеял, и нечего зубами щелкать. Нужно что-нибудь другое…”
Задумка завладела Дмитрием. На службе у Халиль-Султана обзавестись приятелями он не успел и уже не получится. А как хорошо бы видеть вокруг себя знакомые лица! Да и не только в эмоциях дело. Он играет, по сути, в одиночку, тогда как давно уже следовало бы обзавестись собственными фигурами. Ведь у него, кроме полоумного джавляка и Зоррах, никого. А какая на них надежда, если партия начнет складываться не в его пользу? Дервиш, конечно, фигура занятная. Темная лошадка, играющая на его стороне. Девчонку же он попросту использовал, чтобы устоять, не сломаться в мире прошлого. Нужен же для начала хотя бы десяток верных людей, на которых всегда можно положиться. Не действовать же все время одному? Тем паче после перемещения в высшие сферы. В элиту. Халиль-Султану он — спаситель. Тимуру — гонец из будущего. Но этими двоими круг не ограничивается. Тамерлан приблизит его к себе — пусть даже ненадолго: вызнает о “будущем” все, что ему нужно, и…
Задумавшись, Дмитрий не заметил, как пухлый Абу Фатих Мухаммад остановился.
— Дальше иди сам, — пропищал он и уступил дорогу.
Поглядеть было на что: двойной ряд сансыз в парадной форме с секирами наизготовку обступал Дмитрия. За гвардейцами высилась золоченая арка — вход в коридор, алые шелковые стены которого трепыхались под порывами ветра. Коридор уводил в громадный шатер — целый выставочный павильон, построенный на скорую руку.
Дмитрий вошел под арку — даже пригибаться не пришлось, тут и слон бы спокойно прошествовал. Он шел меж красными, колышущимися стенами, где полупрозрачный шелк, казалось, окрасил в кроваво-красный цвет сам воздух. Он словно плыл в красном мареве, а навстречу плыл громадный, чуть сумрачный зал, заполненный людьми и прозрачными столбами солнечного света, падающего откуда-то сверху. Сразу при входе в зал два человека, которые, похоже, ждали его появления, подхватили Дмитрия под руки и мягко повлекли вперед.
Он не озирался по сторонам, чувствуя, что все лица сидящих здесь людей обращены к нему. Из пятен этих лиц он вырвал взглядом лишь мальчишеское лицо с еще заплывшим глазом и большим, в по л-лица, багровым синяком. Халиль-Султан напряженно смотрел на него. А Дмитрия вели в противоположный конец зала, где на возвышении — выше всех — сидел Тамерлан.
Почувствовав, как его мягко, но настойчиво тянут за рукава, Дмитрий остановился и опустился на колени. Тамерлан смотрел на него сверху и благожелательно улыбался.
— Посол государя страны Мерика султана Вилимира эмир Димир Мерики! — взревел за спиной Дмитрия зычный голос.
Шелест людских голосов заполнил зал. Дмитрий поднялся с колен и сделал еще несколько шагов вперед. Перед самым троном Тимура на коврах был расстелен большой кусок темно-синей ткани. Он остановился было, но Хромец поманил его к себе. Дмитрий осторожно ступил на ткань, не совсем понимая, что же делать дальше, но тут его нагнало отставшее сопровождение и вновь потянуло за одежду. Он снова опустился на колени.
— Как поживает султан Вилимир, мой младший сын, как его дела и как его здоровье? — громко спросил Тимур.
— Воистину он — твой младший сын, — также громко ответил Дмитрий. — Он благополучно здравствует и желает тебе того же. Он сожалеет лишь об одном: что не может из-за забот своих и расстояния, разделившего его и тебя, присоединиться к тебе и вместе с тобой сражаться против твоих врагов.
Игра слов, до конца понятная лишь двоим: Дмитрию и Тамерлану. Называя “султана Вилимира” своим младшим сыном, Тимур тем самым ставил его ниже себя. Тимур — сюзерен, тогда как “султан Вилимир” — вассал, и не более. Ответ Дмитрия как бы безоговорочно подтверждал Тамерланово главенство, а в итоге получилось, что Хромец без войны и кровопролития завоевал еще одно государство, готовое стать ему верным союзником. Государство на самом краю земли, о котором никто ранее не слыхивал, в котором никто доселе не бывал, да никогда и не будет. Удобное решение. Дипломатичное. Ведь мифического “султана Вилимира” и Тимура разделяют семьсот лет — вот уж воистину “младший сын”!
— Моих врагов? — переспросил Тамерлан, поднимая рыжие брови в притворном удивлении. — У меня нет врагов. Есть лишь враги святой веры. С ними я сражаюсь.
— Я и послан к тебе — Щиту Ислама и Мечу Справедливости, — чтобы познать свет истинной веры и донести его до моего народа, — сказал Дмитрий и, скрестив на груди руки, низко склонился перед троном Хромца.
— Так и будет, — возвестил эмир торжественно. — Источник истины течет в моем саду. Святые сеиды и ученые мужи снимут пелену невежества с глаз твоих и сердца.
Дмитрий еще раз склонился до самого пола.
— Посмотрите на него, — вдруг громко сказал Тамерлан. — Посмотрите на этого человека, которого прислал ко мне мой сын, султан Вилимир, первый из всех государей, которые есть у народов, живущих на самом краю мира, дальше, чем живут франки. Его посольство постигла беда: разбойники-туркмены убили его людей, похитили дары и письма, которые он вез мне. И что же, он вернулся туда, откуда начался его путь? Нет! Он пришел ко мне и стал служить мне, чтобы исправить нечаянную вину передо мной и перед своим государем. Он скрыл истину о себе, храбро сражался, как простой солдат, и открыл мне правду о себе, только когда совершил деяние, не будь которого я вместо праздничных одежд носил бы траур. Мой горячо любимый внук Халиль-Султан обязан тебе своим спасением, эмир Димир, и я этого не забуду. Мне остается только порадоваться за твоего государя, у которого есть такие могучие и преданные витязи.
Тимур остановился, переводя дыхание, потом продолжил:
— Эмир Димир Мерики, ты — посол своего государя. Но я желал бы видеть тебя и среди своих бахадуров. В награду за совершенный тобой подвиг я жалую тебе знаки эмирского достоинства. Отныне ты служишь и мне.
Едва Тимур договорил, как перед глазами Дмитрия появилось темное отполированное древко бунчука. Два белоснежных, пушистых хвоста яков колыхались на нем. Он крепко сжал древко и приложил его ко лбу, а затем к сердцу.
Кто-то закряхтел у него за спиной, послышался непонятный шорох, и на Дмитрия обрушился тяжелый дождь золотых монет. Монеты посыпались на плечи, падая под ноги: его в буквальном смысле этого слова осыпали золотом. Теперь он сообразил, зачем его поставили в центре расстеленного куска ткани. Монеты никуда не денутся, отрез ткани тоже подарен, и достаточно лишь связать четыре угла, как все золото окажется в импровизированном мешке.
Бунчук легонько потянули у него из рук. Он выпустил древко и, повинуясь предупредительным касаниям, поднялся. Отступил. Еще раз опустился на колени. Опять отступил на несколько шагов. Опять опустился.
Его снова повели, поддерживая под локти, привели к невысокому возвышению, где лежало с пяток плоских подушек, и усадили. Придерживая рукой саблю, он сел и скрестил ноги. И наконец-то позволил себе осмотреться. Первое, что он увидел, — за ним торопливо несли все дары и награды. Бунчук, большую литавру и трубу. И узел с золотыми монетами. Тяжелый узел — его тащили двое и положили подле его колен; монеты глухо брякнули.
Огромный почти квадратный шатер поддерживался толстыми столбами — оструганными и выкрашенными в лазурь и золото цельными древесными стволами. Свежесрубленная лесина приятно щекотала ноздри сладким запахом. Столбы по периметру шатра поддерживали стропила. В матерчатой крыше множество прямоугольных отверстий, сквозь которые падал свет. “Окна” были и в стенах. Вентиляция отменная — народу много, а свежо, как под открытым небом.
Людей, сидящих в шатре, было не просто много — никак не меньше трех-четырех сотен. Тамерлан возвышался надо всеми, восседая на коврах. Ближе всего к нему располагались принцы и несколько женщин в широких красных платьях с густо набеленными лицами. Женщины неподвижно сидели обособленно от мужчин — набеленные лица с подведенными черным глазами и бровями придавали им сходство с куклами. Жены Тамерлана? Или жены царевичей? Или и те, и другие?
Чем ближе место вельможи к Тамерлану, тем больше чести, Дмитрий же находился и близко, и по правую руку от Хромца, а правая сторона традиционно считалась наиболее почетной. Так близко, что мог различить отдельные камешки на перстнях Халиль-Султана, сидящего рядом с дедом. Юный мирза не отрываясь смотрел на него, а когда их глаза встретились, адресовал ему широкую, мальчишескую улыбку. Дмитрий не мог не улыбнуться в ответ.
