Иван Алексеев - Осада
– В плену?! – радостно вскричал Фрол, нарушив свою обычную невозмутимость. – Ну, слава богу! А то мы опасались, что он погиб! Что ж ты, злодейка, сразу мне не сообщила радостную весть?
– Я докладывала о выполнении задания, – отрезала Катька. – И потом, я думала: вдруг ты знаешь? Или вообще сам его туда послал?
– Нет, о пленении Михася мне было неведомо. Но, как ни удивительно, ты почти права: я знал, что королевские гусары – главные наши противники во время конных вылазок, последнюю неделю перед штурмом начали почему-то активную охоту именно за Михасем! Я даже посоветовал ему, чтобы, если, упаси Бог, он вдруг попадет в плен, то не дергался бы оттуда бежать, а разузнал вначале: чего им, собственно, от него надобно?
Фрол сделал паузу и в упор требовательно взглянул на Катьку:
– Ну, я тебе все рассказал! А теперь ты выкладывай свои предчувствия!
Девушка кивнула, помолчала, собираясь с мыслями и еще раз взвешивая все то, что она собиралась сейчас доложить.
– Как тебе хорошо известно, Фрол, мир чрезвычайно тесен. Так вот, прибыв из-за трех морей в лагерь королевского войска, я столкнулась нос к носу не только с родным братцем, но и еще с одной знакомой! Правда, ни тот, ни другая, меня не узнали. Михась был без сознания, а знакомая хотя и пребывала в полном здравии, но вот во время той нашей давней встречи она как раз-то и была не в себе, поскольку у меня на глазах сверзлась с коня на всем скаку, причем башкой оземь. Мы тогда, во время набега Девлет-Гирея, эвакуировались из горящей Москвы и взяли сию разбившуюся девицу в свою карету.
– А почему вы взяли именно ее? – перебил Катьку Фрол, зривший, как всегда в корень. – Там были сотни тысяч беженцев!
– Она фактически бросилась со своего коня нам под колеса. Я, естественно, вышла, чтобы осмотреться, и увидела на этой девице берет Михася!
– Все, вспомнил! – воскликнул Фрол. – Я же читал ваши рапорты, твой и брата. Эта девица укрыла раненого Михася у себя в деревне, а он обучил ее боевым приемам, чтобы она могла защищаться от каких-то преследовавших ее злодеев. Вы ее тогда, под Москвой подобрали, перевязали, а она ночью удрала от вас в лес.
– Точно, – кивнула Катька. – Ну и память у тебя, Фрол!
– Не отвлекайся! – одернул ее особник. – Ври дальше.
– Так вот, – никак не прореагировав на подначку, продолжила девушка. – Сейчас эта ученица Михася пребывает в королевском войске под именем пани Анны Залевской!
Фрол аж присвистнул:
– Графиня Залевская? Начальница вервольфов? Вот это сюрприз, так сюрприз! Надо срочно брать ее за жабры!
– Боюсь, что прежде она успеет взять за жабры Михася, – невесело усмехнулась Катька. – Судя по ее головокружительному превращению из деревенской девчонки-сироты в иностранную аристократку и военачальницу, она способна на многое. Во всяком случае, она уж точно сможет в два счета обвести вокруг пальца Михася и внушить ему необходимость вручить князю Шуйскому некий предмет, под который мастер Джон Смит замаскировал свою бомбу!
Фрол, словно подброшенный пружиной, вскочил с места, выглянул на палубу, скомандовал вахтенным прибавить парусов и увеличить ход. Затем он вновь сел напротив Катьки:
– Давай, соратница, еще раз взвесим всю имеющуюся информацию и обсудим план дальнейших действий!
Маркиз Генрих фон Гауфт явился в узилище Михася через четверть часа после ухода Анюты. Услышав скрип открываемой двери, дружинник зажмурился на пару секунд. Но когда он открыл глаза, то сразу ослеп от яркого света лампы, направленной ему в лицо. Зажженную масляную лампу с вогнутым отражателем, по-иноземному – рефлектором, в землянку внес рейтар в полном доспехе, то есть закованный в броню с головы до ног. Михась вынужден был вновь зажмуриться. Когда зрение вернулось к дружиннику, он обнаружил, что по-прежнему ярко светившая лампа стояла на полу напротив его убогого ложа, а за ней возле стены находился человек, плохо различимый в тени, создаваемой рефлектором. Рейтар занял позицию сбоку от Михася. Отблески света грозно сверкали на его доспехах и обнаженном длинном палаше, направленном острием в голову дружиннику.
– Позвольте представиться, господин десятник, – произнес стоявший в тени человек. – Я – маркиз фон Гауфт, офицер при особе его величества короля Стефана. Прошу меня извинить за столь тщательные меры предосторожности, предпринятые мной для нашей беседы. Уверяю вас, что они вызваны исключительно тем чувством глубокого уважения, которое я испытываю к вашей боевой репутации. Но если вы дадите слово, что спокойно меня выслушаете и при этом не попытаетесь захватить в заложники или уничтожить, то рейтар уйдет.
– Даю слово, – после минутных раздумий твердо произнес дружинник.
– Свободен! – коротко приказал своему бойцу фон Гауфт, и тот вышел из землянки, звеня тяжелой броней.
– Как вам наверняка известно, господин десятник, Король Стефан Баторий – истинный рыцарь, – продолжил маркиз, по-прежнему оставаясь в тени. – Рыцарь без страха и упрека. Услышав историю о вашем подвиге, когда вы фактически в одиночку отбивались от наших превосходящих сил, он пришел в восхищение. Такое же одобрение короля вызвал и рыцарский поступок пана Голковского, гусарского ротмистра, который предложил вам в безвыходной для вас ситуации поединок один на один. Взрыв башни прервал эту возвышенную эпическую сцену. Однако вы живы, и, благодаря стараниям королевских лекарей – здоровы. Король уверен, что лишь случайность помешала вам принять вызов господина ротмистра. Если это так, то король готов позволить провести этот рыцарский поединок. Он дает вам свое королевское слово, что если вы победите господина ротмистра в честном бою, то беспрепятственно сможете покинуть наш лагерь и вернуться в ваш город безо всякого выкупа. Честь и слава рыцаря для короля превыше всего. Что передать моему королю?
Михась молчал, словно не веря своим ушам. Маркиз терпеливо ждал, пристально вглядываясь в лицо дружинника.
– Я согласен, – наконец прервав затянувшееся молчание, просто и твердо ответил Михась.
– Прекрасно! – воскликнул фон Гауфт. – Король не ошибся в вас! Теперь позвольте оговорить условия. Поединок состоится послезавтра. Таким образом, у вас имеется два дня для подготовки. Если вы дадите честное слово рыцаря… то есть русского дружинника, что не попытаетесь бежать, шпионить или вредить нам каким-либо иным образом, то я переведу вас из этой землянки в расположение своего отряда, в отдельный комфортабельный шатер. Вам будет предоставлена шпага по вашему выбору, манекен, партнер для упражнений. Я готов пригласить вас за свой стол, если вам будет угодно разделить со мной трапезу. Если нет – вам в шатер доставят еду и напитки. Согласны ли вы на эти условия?
– Согласен! – на этот раз без раздумий ответил Михась.
– В таком случае прошу вас следовать за мной. Разумеется, вы не сможете свободно разгуливать по лагерю вражеского, то есть нашего войска в одиночку. Для вашей же безопасности я буду сопровождать вас, а в расположении моего отряда будет дежурить охрана. Король не допустит, чтобы вы подверглись нападению со стороны горячих голов из числа его солдат, обозленных неудачей предпринятого нами штурма.
Маркиз шагнул к выходу и широким жестом распахнул перед дружинником дверь.
Михась проснулся за пять минут до побудки, как это положено десятнику. Если бы он был в Лесном Стане, или в походном лагере дружины леших, то он бы тут же вскочил, умылся и оделся, чтобы повторить для своего десятка команду «подъем!», которую вот-вот подаст дежурный по сотне. Но сейчас дружинник лежал неподвижно на узком, непривычно мягком и удивительно удобном ложе в небольшой, но роскошной шелковой палатке, стоящей в центре лагеря вражеского войска. Снаружи дул довольно сильный ветер, поднявшийся ночью, но двойные туго натянутые стенки палатки лишь слегка колыхались, создавая ощущение уюта и покоя.
Пронзительно запела труба, вслед за ней зазвучали на разных языках команды неприятельских десятников, сливаясь в общий могучий гул.
«Ну, что ж… Подъем войскам!» – невесело усмехнулся про себя Михась и нарочито резко, одним рывком вскочил на ноги. Сегодня он перестанет быть пленным, и будет биться на поединке с оружием в руках. Дружинник вышел из шатра голым по пояс, умылся, сделал легкую разминку. Часовые на периметре пристально таращились на него, не скрывая профессионального любопытства и запоминая незнакомые упражнения. Впрочем, большинство упражнений на утренней зарядке во всех армиях мира были и останутся одними и теми же.
Завершив разминку, Михась вернулся в шатер, надел рубаху и ремень. Скрытый от посторонних глаз плотными шелковыми стенками, он, взяв в руку подсвечник вместо сабли, несколько раз повторил комбинацию, которую придумал за эти два дня, чтобы отразить атаку соперника и нанести ему смертельный удар. Тренируясь на поляне, перед шатром, под пристальными взорами окружавших его часовых, дружинник проделывал простые базовые фехтовальные элементы. Ему важно было восстановить после контузии гибкость и подвижность тела, крепость руки, державшей саблю. А по вечерам, в шатре, когда никто не мог его видеть, он тренировал свою домашнюю заготовку для предстоящего боя. Если Анюта сказала правду, и тот гусар, с которым дружиннику придется сойтись в поединке, действительно начинает схватку длинным прямым выпадом в грудь с переводом в бедро, тогда комбинация, которую только что в сотый раз проделал Михась, сулит ему верную победу. Если Анюта сказала правду… А если – нет?
